Во время его бекства, когда Суюнчук хан пришел с султанами и осадил в Ташкенте Ахмед Касима, Дуст бек напал на врагов и прорвался в город; в течение осады он проявил большое мужество. Ахмед Касим, не известив Дуст бека, бросил Ташкент и ушел. Тогда Дуст бек опять разбил ханов и султанов и удачно вышел из Ташкента.
Позднее, когда Ширим Тагай, Мазид и их приверженцы подняли мятеж, Дуст бек быстро выступил из Газни во главе двухсот или трехсот человек. Моголы выслали навстречу Дуст беку триста или четыреста отборных молодцов, В окрестностях Шарукана Дуст бек здорово разбил отряд, высланный ему навстречу, сбил с коня множество врагов, отрезал и привез немало голов.
При взятии крепости Баджаура люди Дуст Насира также достигли крепости раньше других и взобрались на вал. У Пархала Дуст бек разбил Хати и обратил его в бегство; [крепость] Пархала была завоевана. После кончины Дуст бека я пожаловал принадлежавшие ему владения его младшему брату Мирим Насиру.
В пятницу, восьмого числа второго раби[493], мы вышли из крепости в сад. Во вторник, двенадцатого числа[494], прибыла в Кабул Султаним биким, старшая дочь султан Хусейн мирзы, мать Мухаммед Султан мирзы, во время смут она попала в Хорезм и Исан-Кули Султан, младший брат Илбарс султана, /235а/ женился на ее дочери. Местом жительства был ей назначен сад Баг-и Хилват. Когда Султаним биким расположилась в этом саду, я пошел ее повидать. Так как она мне [вроде] старшей сестры, то я из почтения и уважения поклонился ей, она тоже поклонилась. Мы вышли [друг другу навстречу] и поздоровались посреди [комнаты]; в дальнейшем мы также придерживались этого правила.
В воскресенье, семнадцатого числа[495], неблагодарный Баба Шейх, который долгое время пребывал в оковах, [был освобожден]. Я простил ему его проступок, велел его расковать и наградил почетной одеждой.
Во вторник, девятнадцатого числа[496], около полудня, мы выехали в сторону Ходжа Се-Яран. В этот день я соблюдал пост. Юнус Али и другие с изумлением говорили: «Вторник, прогулка и пост! Это удивительно!».
Прибыв в Бехзади, мы остановились в доме местного казия. Вечером мы стали готовиться к пирушке, но казий доложил: «В моем доме подобных вещей не бывало. [Однако], государь здесь полновластен». Хотя все потребное для пира было приготовлено, но попойку отменили, чтобы угодить казию.
В среду мы съездили в Ходжа Се-Яран.
В четверг, двадцать первого[497], мы приказали построить большую круглую суфу на выступе горы, где был разбит сад.
В пятницу мы сели ниже моста на плот [и поплыли]. Когда мы плыли мимо охотничьих домиков, охотники поймали и принесли мне птицу, называемую динг[498]. Раньше я не видывал /235б/ динга, это диковинная птица. Подробнее о ней будет сказано при описании животных Хиндустана.
В субботу, двадцать третьего[499], возле круглой суфы посадили вперемешку саженцы чинара и саженцы тала. В час полуденной молитвы состоялась попойка; на рассвете мы пили на этой новой суфе утренний кубок.
После полудня мы сели на коней и направились в Кабул. Когда мы достигли Ходжа-Хасана, вдребезги пьяные, то немного соснули там. Потом мы выехали из Ходжа-Хасана и в полночь прибыли в Чар-Баг. В Ходжа-Хасане Абд Аллах в пьяном виде бросился в воду, как был, в своем халате. Когда мы садились на коней, было поздно. Абд Аллах окоченел от холода и не мог ехать дальше; он остался на ночь в поместье Кутлук Ходжи. На следующий день ему сделали внушение за вчерашнюю неумеренность, и он приходил, чтобы дать зарок [не пить]. Я сказал: «Так сразу? Возможно ли выполнить такой зарок? Обещай пока, что будешь пить только у меня на пирушках и нигде больше». Абд Аллах согласился и несколько месяцев соблюдал это условие, но потом не смог выдержать.
В понедельник, двадцать пятого числа[500], Хинду бек, который в расчете на мир был оставлен в Бхире и в прилегающих областях, явился ко мне. [Жители Бхиры] не хотели ничего слышать о мире и примирении и не обращали внимания на меня и на мои слова. Едва мы ушли, как множество афганцев и хиндустанцев собрались и пошли на Хинду бека в Бхиру. Местные воины тоже перешли на сторону афганцев. Хинду бек не смог удержаться в Бхире. Он отступил в Хуш-Аб и область Динкута, прошел через Нил-Аб /236а/ и явился в Кабул, приведя из Бхиры в цепях Дива Хинду, сына Сикту, и еще одного индуса. Они покончили дело, уплатив кое-что [в виде выкупа]. Я пожаловал этим индусам коня и полную перемену платья и отпустил их.
В пятницу, двадцать девятого[501], в теле у меня появился лихорадочный жар, и я пустил себе кровь. Меня лихорадило то ежедневно, то через день, то через два. При каждом припадке горячка не оставляла меня, пока я весь не обольюсь потом. Через десять или двенадцать дней Мулла Ходжака дал мне разбавленного вина с нарциссом. Я выпил его раз или два, но это тоже не принесло пользы.
В воскресенье, пятнадцатого числа месяца первой джумады[502], Ходжа Мухаммед Али прибыл из Хаста. Он доставил в подарок оседланного коня и деньги на бедных. С Ходжой Мухаммед Али явились также Мухаммед Шариф, звездочет, и хастские мирзы; они изъявили желание мне служить.
На следующий день, в понедельник, из Кашгара прибыл Мулла Кабир. Он пришел в Кабул из Андиджанской области через Кашгар.
В понедельник, двадцать третьего[503], явились из Савада Шах Мансур Юсуфзай и шесть или семь знатных людей из племени Юсуфзаев и выразили желание мне служить.
В понедельник, в первый день второй джумады[504], я облачил знатных афганцев Юсуфзаев с Шах Мансуром во главе в почетные одежды. Шах Мансур получил шелковый халат и шубу на пуговицах, другой афганец — шелковый халат и шапку, остальные шесть человек — шелковые халаты; после этого я их отпустил. Было решено, что они не станут вмешиваться в [управление] областями Савада, лежащими выше Абуха, /236б/ и вычеркнут [из податных списков] всех жителей тех земель. Кроме того, афганцы аджура и Савада будут доставлять в диван шесть тысяч харваров зерна.
В среду, третьего числа этого месяца[505], я пил джул-аб[506], [после этого] я пил джул-аб еще два дня.
В субботу, шестого числа[507], я пил слабительное лекарство.
В понедельник, восьмого[508], прибыли от Хамзы, младшего сына Касим бека, деньги в подарок старшей дочери Халифы; их было тысяча шахрухи. Он также прислал оседланного коня.
Во вторник шах Хасан, [сын] Шах бека, испросив разрешение устроить пирушку, пригласил к себе в дом несколько моих беков и приближенных во главе с Ходжа Мухаммед Али. Юнус Али и Гада-и Тагай находились у меня. Я еще воздерживался тогда от вина. Я сказал: «Никогда еще не бывало, чтобы я сидел трезвый, а люди пили вино, и чтобы я сохранял ясность ума, когда компания [друзей] упивается вином. Приходите и пейте возле меня: я немного посмотрю и узнаю, каково трезвому общаться и вести компанию с пьяными».
К юго-востоку от Дома изображений, построенного у ворот сада Чинар-Баг, поставили небольшой шатер; иногда я сиживал там. В этом шатре и состоялся пир. Позднее пришел Гияс-скоморох. Его несколько раз, шутки ради, приказывали выгнать; наконец, он поднял шум и со всякими шутовскими выходками ворвался в собрание. Турды Мухаммед Кипчака и Муллу Китабдара мы тоже позвали на пирушку. Я сочинил разом и послал Шах Хасану /237а/ и тем, кто находился в собрании, такое рубаи:
Друзья на пиру, где цветник красоты,
Но нам нет доступа на их пир.
Эти люди пребывают во здравии и в покое,
Тысячу благодарностей за то, что они не больны.
[Рубаи] было послано с Ибрахимом Чухра.
Между полуденной и послеполуденной молитвой участники пирушки, опьянев, разошлись.
Во время моей болезни меня носили на носилках. За несколько дней до этого я пил разбавленное вино, но потом перестал его пить, так как это не приносило пользы. В последние дни нездоровья я устроил пирушку в юго-западной части сада Талар, под яблоней, и опять пил разбавленное вино.
В пятницу, двенадцатого числа[509], прибыли Ахмед бек и Султан Мухаммед Дулдай, оставленные в Баджауре для подкрепления. В среду, семнадцатого числа того месяца[510], Тенгри Берди, в саду айдара Таки дал пир некоторым бекам и йигитам. Я тоже пошел на пирушку и пил. Вечером, в час молитвы перед сном, мы поднялись, пошли в большие шатры и опять пили.
В четверг, двадцать пятого числа[511], был назначен урок по фикху[512] у Муллы Махмуда.
Во вторник, в последний день месяца, Абу Муслим Кукельташ прибыл послом от шах Шуджа Аргуна; он привел в подарок скакуна. В тот же день Юсуф Али Рикабдар сто раз проплыл вокруг пруда, находящегося в саду Баг-и Чинар; ему были пожалованы полная перемена платья, оседланный конь и деньги. В среду, восьмого числа месяца раджаба[513], я отправился в дом Шах Хасана /