Три-четыре раза от Касима Самбхали приходили люди /297б/ [и говорили]: «Неблагодарный Бибан осадил Самбхал и обессилил его защитников. Приходите скорей!». Бибан, с теми же запасами и снаряжением, с каким он ушел от нас, занял склоны гор, собрал бежавших и разбитых афганцев и хиндустанцев и, увидев во время последних смут, что это место пусто, пришел и осадил Самбхал.
Хинду бек, Китта бек и люди, назначенные в набег, дойдя до брода Хар, приступили к переправе и послали вперед Малик Касима, [брата] Баба Кашка, с его братьями. Малик Касим, перейдя реку с сотней или полутора сотнями человек и со своими братьями, поспешно двинулся дальше и к полуденной молитве дошел до Самбхала. Бибан тоже построил [своих бойцов] и вышел из лагеря. Малик Касим быстро бросился вперед, обошел крепость с тыла и завязал бой. Бибан не мог устоять и бежал: некоторым из его людей отрубили головы. Наши воины захватили несколько слонов, много коней и другую добычу.
На следующее утро подоспели прочие беки, высланные в набег. Касим бек Самбхали пришел и повидался с ними, но не считая за благо передать им крепость, придумывал всякие хитрости. Однажды Шейх Гуран и Хинду бек, сговорившись с другими беками, под каким-то предлогом привели Касим бека Самбхали к этим бекам и впустили моих людей в крепость. Домочадцев Касима Самбхали и зависящих он него людей целыми и невредимыми вывели из крепости.
Я отправил в Биану Каландара Пиада и послал Низам хану грамоты с посулами и угрозами. /298а/ Я послал ему также небольшой отрывок в стихах, который сочинил сразу:
С тюрком не вступай в борьбу, о эмир Бианы.
Ловкость и смелость тюрка очевидны.
Отчего не приходишь поскорее и не внемлешь увещаниям?
Ведь то, что ясно — не требует изъяснения.
Крепость Бианы — одно из знаменитых укреплений Хиндустана. Этот безумный человечишко, надеясь на неприступность своей крепости, прислал [людей], требуя больше того, что умещалось у него в зобу. Я не дал пришедшему от него человеку хорошего ответа и приказал готовить осадные орудия. Баба Кули бека я послал к Мухаммед Зайтуну с грамотами, содержащими угрозы и посулы: Мухаммед Зайтун тоже придумывал отговорки и применял хитрости.
Рана Санка-нечестивый, когда я был еще в Кабуле, прислал человека, выражая доброжелательство, и мы порешили так: «Если государь, то есть я, придет в область Дихли, то я, [Рана Санка], уйду оттуда на Агру». Однако, когда я разбил Ибрахима и взял Дихли и Агру, этот нечестивец не сделал ни одного движения, [чтобы уйти]. Через некоторое время он пришел и осадил крепость Кандар, где находился сын Макана по имени Хасан. От Хасана, сына Макана, несколько раз приходили люди, но сам Макан еще не показывался. Окружающие крепости /298б/ — Атава, Дулпур, Гвалиар, Биана — еще не перешли [ко мне], афганцы на востоке проявляли упорство и непокорность: они выступили из Канауджа в сторону Агры и стояли в двух-трех переходах [от нее]. Относительно окружающих областей я еще не был вполне спокоен, и по этой причине мы не выделили людей на помощь Хасану. Через два-три месяца Хасан, не имея средств защищаться, заключил условие и сдал крепость Кандар.
Хусейн хан из Рапари, испугавшись, бросил Рапари и ушел. Рапари было отдано Мухаммед Али Дженг-Дженгу.
Кутбхану, который находился в Атаве, несколько раз посылались грамоты с угрозами и посулами, однако он не пожелал ни явиться к нам, ни покинуть Атаву. Я послал на Атаву Махди ходжу, направив в помощь ему большой отряд беков и приближенных во главе с Мухаммед Султан мирзой, Султан Мухаммед Дулдаем, Мухаммед Али Дженг-Дженгом и Абд ал-Азиз Мирахуром.
Канаудж я отдал Султан Мухаммед Дулдаю; Фируз хана, Махмуд хана, Шейх Баязида, Кази Джиа — военачальников, которым я оказывал очень большие милости и пожаловал уделы на востоке, я тоже назначил идти на Атаву.
Мухаммед Зайтун, /299а/ сидевший в Дулпуре, придумывал всякие отговорки и не являлся. Я пожаловал Дулпур Султан Джунаид Барласу и дал ему в помощь людей под начальством Адил султана, Мухаммади Кукельташа, Шах Мансур Барласа, Кутлук Кадама, Абд Аллаха Вали, Джан бека, Пир Кули и Шах Хусейна Барги, которые должны были силой захватить Дулпур, передать его Султан Джунаид Барласу и идти на Биану.
Распределив отряды войска, я созвал тюркских эмиров и хиндустанских эмиров, устроил совет и сказал: «Некоторые эмиры на востоке, под предводительством Насир хана Нухани и Ма'руфа Фармули, с войском в сорок-пятьдесят тысяч человек, перешли Ганг, овладели Канауджем и стоят в двух-трех переходах по сю сторону реки. Рана Санка-нечестивый взял Кандар и устраивает смуты и беззакония. Дождливое время подходит к концу, и мне кажется необходимым и обязательным выступить либо против непокорных, либо против язычников. Подчинить себе окружающие и близлежащие крепости — дело легкое. Когда мы победим этих сильных врагов, куда они пойдут? [Могущество] Рана Санка не следует особенно преувеличивать».
Все в одно слово отвечали: «Рана Санка довольно далеко; неизвестно, может ли он подойти ближе. Отразить тех врагов, которые подошли так близко, важнее и предпочтительнее».
Мы хотели сами выступить против этих врагов, но /299б/ Хумаюн доложил[658]: «Государю выезжать нет надобности, я сослужу ему эту службу».
Слова его всем понравились, и тюркские и хиндустанские эмиры одобрили такое решение. Мы назначили Хумаюна в поход на восток, а к войскам, направленным к Дулпуру, послали Кабули, [нукера] Ахмед Касима, с повелением этим войскам возвратиться и присоединиться к Хумаюну в Чандваре. Войскам, возглавляемым Махди ходжой и Мухаммед Султан мирзой и назначенным в Атаву, тоже был отдан приказ присоединиться к Хумаюну.
В четверг тринадцатого зу-л-ка'да[659] Хумаюн выступил в поход и стал лагерем в деревушке Джилисир, находящейся в трех курухах от Агры. Проведя в Джилисире один день, он выступил оттуда и, переход за переходом, двинулся далее. В четверг двадцатого числа того же месяца[660] Ходжа-и Калану было дано позволение отправиться в Кабул.
Мне постоянно приходило на ум, что одним из великих недостатков Хиндустана является отсутствие там проточной воды. Всюду, где пришлось бы обосноваться, я решил установить водяные колеса, провести воду и разбить по плану ровные [сады]. Спустя несколько дней после прихода в Агру, мы, ради этого дела, перешли реку Джун и осмотрели места, где можно было бы разбить сад.
Окружающая местность была так неприглядна и разорена, что я снова перешел реку, полный отвращения и неудовольствия. /300а/ Из-за непригодности и непривлекательности этого места мысль о саде вышла у меня из головы. Но так как другого [свободного] места столь близко от Агры не было, то через несколько дней по необходимости пришлось начать работу именно там. Сначала вырыли большой колодец, из которого берут [теперь] воду для бани, потом стали работать в том месте, где растут деревья амбли[661] и находится восьмиугольный водоем. После этого устроили большой водоем и двор, затем прорыли водоем перед каменными постройками и воздвигли талар[662]. После этого разбили садик вокруг моих личных покоев и построили самое комнаты; затем построили баню. Таким образом, в этом неприглядном и неблагоустроенном Хиндустане появились прекрасные сады, разбитые по хорошему плану. В каждом углу были устроены приятные лужайки, на каждой лужайке росли красивые розы и шиповники, расположенные в совершенном порядке.
В Хиндустане мы страдали от трех вещей: во-первых, от жары, во-вторых, от сильного ветра и, в-третьих, от пыли. Баня устраняет все три [неприятности]: пыль и ветер ничего не могут сделать в бане, а в жаркую погоду там так свежо, что человек почти зябнет от холода.
То помещение бани, где находится горячий водоем, сплошь выложили камнем. Нижняя часть стен была из белого камня; все остальное, пол и потолок — из красного камня, который [привозят] из Бианы.
Халифа, шейх Зайн, Юнус Али и все те, кому досталось место на берегу реки, /300б/ устроили красивые, хорошо расположенные сады и водоемы. Они поставили колеса по лахорскому и дибальпурскому способу и провели проточную воду. Так как жители Хиндустана не видывали садов, разбитых по такому плану и столь стройно, они назвали ту сторону Джуна, где находились эти сооружения, «Кабулом».
Внутри крепости между дворцом Ибрахима и внутренней стеной был пустырь. Там я тоже велел устроить большой ваин[663], площадью десять [газов] на десять. На языке хиндустанцев большой колодец со ступеньками называется ваин. Ваин начали копать раньше, чем был разбит большой сад; его копали в самые дожди. Несколько раз колодец рушился и заваливал рабочих. Он был закончен после моего похода против Рана Санка, как написано в тарихе над колодцем; этот тарих указывает на окончание колодца после похода. Прекрасный получился ваин!
В глубине ваина находится постройка в три этажа. Нижний состоит из трех айванов[664]; дорога в него идет через колодец по ступенькам. Одна дорога ведет во все три айвана; каждый айван выше другого на три ступеньки. В то время, когда воду тянут из нижнего айвана, вода стоит ниже его на одну ступеньку; в дождливое время, когда вода прибывает, она иногда поднимается до верхнего айвана.
В среднем этаже выдолблен айван, с этим айваном соединяется сводчатое помещение, где ходит по кругу бык, вращающий водяное колесо. /301а/ В верхнем этаже [тоже] устроен айван. Снаружи, со двора над колодцем, в этот айван ведет с двух сторон вниз лестница в пять-шесть ступенек; против правого крыла лестницы камень с тарихом.