Подойдя к врагам на полет стрелы, мы столкнулись с разъездами неприятеля; в это время при мне было человек десять воинов. Мы быстро поскакали, пуская стрелы и забирая передовых воинов врага в плен. Мы прогнали их еще на полет стрелы и подошли к центру их войска. Султан Ахмед Танбал и с ним человек сто воинов стояли, ожидая нас, сам Танбал и еще один воин немного выступили из рядов; Танбал стоял и кричал: «Бей, бей!», но большинство его людей развернулось боком и как будто раздумывало: «Бежать или нет?»
В это время при мне оставалось трое: Насир Дост, Мирза Али Кукулдаш и Каримдад, сын Худайдад Туркмена. Я пустил стрелу с уже натянутой тетивы в шлем Танбала и сунул руку в колчан за следующей стрелой. Хан, мой дядя, подарил мне новенький «гушагир»; он попался мне под руку. Мне стало жалко его выбросить; пока я снова вкладывал его в колчан, можно было бы метнуть две стрелы. Я наложил на тетиву другую стрелу и двинулся вперед; три моих воина остались позади. Один из двоих, что стояли напротив меня – это был Танбал – тоже двинулся вперед; между нами была широкая дорога. Я выехал на дорогу с одной стороны, он – с другой, и мы оказались лицом к лицу, так что я стоял правым боком к врагу, а Танбал стоял правым боком к нам. При Танбале было все его оружие, кроме конских лат; у меня кроме меча и лука не было никакого оружия. Я пустил стрелу в щит Танбала. В это время мне насквозь пробили стрелой правое бедро. На голове у меня был только подшлемник; Танбал рубанул меня по голове; от удара у меня помутилось в голове; подшлемник остался совершенно целым, но на голове у меня появилась большая рана. Я не позаботился заранее вычистить меч, он заржавел и не выходил из ножен. Стоять на месте было нельзя, и я повернул коня; еще один удар меча пришелся по моему колчану.
Я проехал несколько шагов, и ко мне присоединились три моих человека. После меня Танбал успел ударить мечом Насира Доста, нас преследовали на протяжении полета стрелы.
Арык Хакан – большой и глубокий канал. Перейти его можно не везде, но Бог помог, и мы вышли прямехонько к одной из переправ через арык. Перейдя арык, ослабевшая лошадь Насира Доста упала. Мы остановились и пересадили его на одного из наших коней, а дальше поехали к Ошу мимо Харабука. Когда мы поднялись на эту возвышенность, к нам присоединился Мазид Тагай. Ему тоже попала в правую ногу стрела. Хотя она не прошла насквозь, Мазид Тагай добрался до Оша с большим трудом. В этот день погибло немало моих лучших воинов».
В те дни, когда Бабур лечил покалеченную ногу, пришли тревожные вести. Оба его дяди вслед за Танбалом переправились через реку Сыр и с большим удовлетворением наблюдали за событиями на другом берегу. Младший хан стал лагерем у стен богадельни в пригороде Андижана, старший же раскинул свои шатры в саду под названием «Птичья мельница», принадлежащем Исан Даулат, и немедленно послал за Бабуром.
«Через два дня я прибыл из Оша и повидался со старшим ханом в Куш-Тигирмане[20]. В то самое время, когда я с ним свиделся, хан передал младшему хану те земли, что перешли ко мне. Оправдываясь передо мной, он говорил: «Враг, подобный Шейбани-хану, захватил такой город, как Самарканд, и могущество его все растет. [Именно это и послужило Бабуру предлогом для отъезда, когда он собирался бежать в Китай.] Ради этого дела младшего хана привезли бог весть откуда. Здесь у него земли нет, те его владения – далеко. Следует отдать младшему хану области к югу от реки [Сыр], а также и Андижан, чтобы он там водворился». Области к северу от реки, начиная с Ахси, хан обещал мне и говорил, что, утвердившись здесь, ханы направятся в земли Самарканда, возьмут их и отдадут мне, а после этого всю Фергану передадут младшему хану. Вероятно, эти слова были хитростью, чтобы меня обмануть; неизвестно, что бы произошло, если бы все это осуществилось. Делать было нечего, хочешь не хочешь, пришлось согласиться.
Когда, покинув старшего хана, я направлялся к младшему хану, чтобы повидаться с ним, Камбар Али, известный под прозвищем Живодер, поравнялся со мной и сказал: «Видели? Они немедля отобрали у вас все ваши земли! У вас с ними ничего не выйдет; ступайте в Ош, укрепите крепости, пошлите к Султан Ахмед Танбалу человека и помиритесь с ним, потом разбейте и прогоните могола и разделите по-братски ваши владения с Танбалом».
Я сказал: «Пристойно ли это будет? Ханы – мои родичи; быть им слугой лучше, чем властвовать над Танбалом». Камбар Али увидел, что его слова не произвели впечатления, и вернулся [на свое место], раскаиваясь в сказанном… Через три-четыре дня Камбар Али, беспокоясь из-за сказанных им слов, бежал в Андижан.
Я поехал и повидался с моим дядей, младшим ханом. При предыдущем свидании я явился внезапно, так что младший хан не успел сойти с коня и встретил меня без всякого почета. На этот раз, хотя я подошел еще ближе, младший хан добежал до конца ограды шатра. Так как нога у меня была ранена стрелой, я шел с трудом, опираясь на палку. Подойдя и поздоровавшись, младший хан сказал: «Брат мой, вы, говорят, богатырь» – и, взяв меня за руку, ввел в шатер. Шатер ему поставили очень маленький. Так как хан вырос в окраинных землях, то шатер, в котором он жил, был скромный, не слишком удобный. Дыни, виноград, принадлежности конской сбруи – все лежало тут же в шатре, где он жил.
Покинув младшего хана, я направился в свою ставку. Чтобы лечить мою рану, ко мне прислали могольского костоправа по имени Атиге-бахши – моголы называют костоправов бахши… В искусстве править кости он очень сведущ. Если даже у человека вываливался из костей мозг, этот костоправ и то давал лекарство. Он рассказывал множество таких удивительных и небывалых вещей. В нашей земле костоправы не способны так лечить. К ране на моем бедре он велел прикладывать жженую шерсть, а фитиля не вставлял. Кроме того, он один раз дал мне съесть какой-то корешок».
Неизвестно, какую роль в исцелении несчастного Тигра сыграла чудодейственная повязка, но уже через несколько дней он снова сидел в седле и чувствовал себя так, как будто его поход не прерывался. Дяди выделили ему новый отряд и послали на штурм Ахси, сами же остались в Андижане. И снова старшие военачальники удержали его от решительной атаки. Так всегда, записал он, поэтому человеку, у которого есть свой план, следует придерживаться его, несмотря ни на что. Нет ничего хуже, чем сожалеть об утраченной возможности.
После этого случился ряд непредвиденных событий. Обороной Ахси командовал шейх Баязид, младший брат Танбала, когда-то возглавлявший символическое войско, направленное в помощь Тигру к стенам осажденного узбеками Самарканда. Теперь Баязид прислал к Бабуру лазутчика, настойчиво предлагая ему тайно явиться в крепость с надежной охраной, чтобы снова принять Баязида к себе на службу. Такое предложение означало победу над хорошо укрепленной Ахси. Бабур серьезно задумался над ним.
«Цель этих призывов заключалась в том, чтобы любой хитростью разлучить меня с ханами; ведь если я расстанусь с ними, ханы не смогут более стоять под Андижаном. Эти приглашения делались с согласия его старшего брата, Танбала. Расстаться с ханами и заключить союз с этими людьми мы считали невозможным. Я намекнул ханам об этих приглашениях. Ханы говорили про меня: «Пусть идет! Пусть любым способом захватит Баязида!» Подобное коварство и хитрость не соответствовали нашим правилам и обычаям, тем более что у меня с Баязидом был заключен договор. Как же можно столь вероломно его нарушить? Мне пришло на ум, что нам следует каким-нибудь образом проникнуть в Ахси: или мы отторгнем Баязида от Танбала и он перейдет на нашу сторону, или дело обернется как-нибудь иначе, благоприятно для нас».
Горький опыт не научил сына Омар Шейха полагаться в интригах только на собственный рассудок. Как обычно, пытаясь сформулировать свои истинные желания, Бабур начал спорить с собой. Приняв решение, он больше не пытался обнаружить расставленные для него ловушки.
«Мы послали к Баязиду человека и заключили договор и условие. Шейх Баязид позвал нас в Ахси, мы пошли. Шейх Баязид, выйдя навстречу и приведя с собой также моего младшего брата Назира-мирзу, впустил нас в крепость Ахси. Мне назначили стоянку и жительство в наружных укреплениях, в домах моего отца. Я пошел и водворился там».
Это был тот самый дом, встроенный в каменную стену замка, над скалой, с которой Омар Шейх совершил свой смертельный полет вместе с голубятней. Бабура не насторожило то обстоятельство, что покои самого Баязида находились во внутренних пределах крепости, – забыв обо всем, он принялся с интересом изучать свое жилище, полное воспоминаний о тех днях, когда он был двенадцатилетним мальчиком. Усыпальница его отца была установлена в миниатюрном садике; в амбразурах крепостной стены все так же важно расхаживали голуби. Старые слуги радостно бросились к его ногам; к тому же он должен был столько всего обсудить с мальчиком – своим братом.
Теперь совершенно ясно, что Бабур жил настоящим моментом; очевидна также его натянутость в отношениях с ближайшим окружением. Оказавшись на дороге, он мог неожиданно затеять скачки; завидев тенистую лужайку с бегущим по ней ручьем, он хотел спешиться, чтобы полюбоваться видом. Ни один монарх в истории не был способен так детально описать, что происходило вокруг него во время неожиданной ночной атаки конницы. Но теперь, вернувшись в дом своего детства, когда рядом с ним был Назир, он больше не пытался связаться с ханами и вообще не слишком задумывался о судьбе своей долины. Находясь под защитой приветливого Баязида, своего ровесника, Бабур не тревожил себя размышлениями о том, что Баязид занимал охраняемую крепость и городской мост, в то время как его собственные приближенные скучились на рыночной площади и в лагере за городской чертой, а сам он взгромоздился на шаткий насест на самой вершине скалы. Ловушка, в которую он угодил, была готова захлопнуться.
Танбал, неудержимо рвавшийся к Андижану, попросил помощи у узбеков, и из Самарканда в долину двинулось войско Шейбани-хана.