— Недаром говорят: век живи, век учись; а я-то всегда думала, что господа оттого так бледны и худы, что кушают одни лакомства, которые не дают ни здоровья, ни сил…
Княгиня улыбнулась и ничего не ответила. Налив маленькую рюмку сладкого вина, она подала ее бабушке и сказала:
— Выпей, матушка, это полезно для желудка!
Бабушка приняла рюмку и со словами: «За здоровье вашей милости!» — пригубила ее: чтобы не обидеть гостеприимной хозяйки, она взяла и кусочек бисквита.
— Что там в скорлупках, которые ест госпожа княгиня? — спросил шепотом у Гортензии Ян.
— Это морские зверушки, они называются устрицы, — громко ответила графиня.
— Их бы и Цилька в рот не взяла, — продолжал Ян.
— Разные есть кушанья на свете, разные вкусы, мой милый мальчик, — отвечала графиня.
Во время этого разговора Барунка, сидевшая возле бабушки, сунула ей что-то в карман и шепнула:
— Спрячьте, бабушка, — это деньги. Барышня дала их для Кудрновых детей, я боюсь потерять.
Но княгиня услышала шепот Барунки и с любовью остановила взгляд на личике своей воспитанницы. Сердце бабушки наполнилось радостью, и она сказала растроганно:
— Да воздаст вам Господь, милостивая барышня.
Щеки девушки зарумянились; она погрозила Барунке, которая тоже смутилась.
— Вот обрадуются! — продолжала бабушка. — Хоть оденутся мало-мальски!…
— И я прибавлю, пусть у них останется и на кое-что другое, — заявила княгиня.
— Вы сделали бы истинно доброе дело, если б помогли тем людям, но не милостыней…
— А чем же?
— Хорошо бы Кудрне найти постоянную работу, только бы он выказал старание: а я думаю, так оно и будет. Кудрна человек честный и уважительный. Господь Бог воздаст вам за ваши благодеяния, дорогая госпожа, но милостыня для них только небольшое облегчение. Накупят себе всего сразу, а может и лишнего, благо деньги в руках: а как все съедят и сносят, опять останутся ни с чем; в другой же раз просить не осмелятся. А кабы дать ему ежедневный заработок, была бы его семье настоящая помощь. Ваша милость приобретет себе усердного работника и верного слугу; а доброе дело вам зачтется…
— Все это так, матушка, но какую же работу я могу предложить шарманщику?
— Э, ваша милость, стоит только поискать. Я знаю, он с радостью пошел бы в сторожа, либо в надсмотрщики. Ходил бы себе по полям, мог бы и на шарманке наигрывать. Он всегда, как случится идти ему полем, играет, чтоб себя повеселить. Веселый человек, — добавила с улыбкой бабушка.
— Да, о нем надо позаботиться, — сказала княгиня.
— Ах, моя милая, дорогая княгиня! — воскликнула Гортензия и, вскочив, бросилась целовать красивую руку княгини.
— При добрых людях всегда ангелы приставлены, — проговорила бабушка, ласково взглянув на княгиню и ее воспитанницу.
— Никогда не перестану благодарить за нее Бога, — немного помолчав, тихо сказала княгиня. Потом, обратившись к бабушке, добавила: — Как хотелось бы мне иметь такого друга, который бы чистосердечно говорил мне всю правду, вот, как ты, матушка.
— Пожелаете, ваша милость, так найдете. Друга легче найти, чем удержать.
— Ты думаешь, я не сумела бы его оценить?
— С какой стати мне плохо думать о вашей милости? Только часто так случается — хорошо, коли искренность по сердцу придется, а подчас она и поперек горла встанет…Тут и дружбе конец!
— Ты опять права. Разрешаю тебе приходить ко мне когда угодно и говорить все, что хочешь. Я всегда выслушаю тебя, а если будешь о чем просить, с удовольствием исполню, если только смогу.
Так говорила княгиня, вставая из-за стола. Бабушка хотела поцеловать ее руку, но она не позволила и, наклонившись, сама поцеловала старушку в щеку. Дети собрали свои подарки, но им не хотелось расставаться с веселой графиней.
— Приходите теперь к нам, милая барышня, — приглашала бабушка, взяв Адельку за руку.
— Приходи, приходи, Гортензия! — лепетали дети. — Мы насбираем тебе ягод.
— Непременно приду, — пообещала, улыбаясь, девушка.
— Спасибо за доброту вашу, милостивая госпожа. Оставайтесь с Богом! — сказала бабушка на прощанье.
— Иди с Богом! — кивнула княгиня, а Гортензия проводила гостей до дверей. Камердинер, убирая со стола, презрительно фыркнул и подумал: «Все же престранные фантазии у этой дамы — часами болтать с простой бабой!»
Между тем княгиня, стоя у окна, следила за удалявшимися гостями до тех пор, пока среди зелени не затерялись белые платьица девочек и белоснежный бант на бабушкином чепце. Возвращаясь в свой кабинет, она прошептала: «Счастливая женщина…»
VIIIПраздник тела Христова.
Господский луг пестреет цветами; пересекающая его межа вся заросла тимьяном[52], — Адельке сидеть на нем мягко, как на подушке… Девочка следит за божьей коровкой, которая ползет по платью; вот с платья она перебралась на голую ножку, с ножки на зеленый башмачок…
— Не улетай, останься со мной, маленькая, ведь я тебе ничего не сделаю! — уговаривает девочка букашку и, взяв ее пальчиками, снова сажает на платье.
Неподалеку от Адельки у муравьиной кучи присели на корточки Ян и Вилем. Они с любопытством наблюдают за суетливой возней муравьев.
— Глянь-ка, Вилем, как они быстро бегают, — говорит Ян, — а вот тот муравей, смотри, потерял яичко, другой уже подхватил его и спешит к муравейнику.
— Постой, у меня в кармане ломоть хлеба. Давай покрошим немного и посмотрим, что они станут делать.
— Глянь, глянь, сколько их набежало! Верно, удивляются, откуда это взялось. А!… Они толкают хлеб вперед!…Видишь, к ним на подмогу сбегаются муравьи со всех сторон. Но как же они узнали?…
Наблюдения мальчиков были прерваны звонким: «Что вы тут делаете?…»
Это была графиня Гортензия, незаметно подъехавшая на своей белой лошадке.
— Я поймала божью коровку! — объявила Аделька, протягивая сжатый кулачок графине, которая соскочила с седла и подошла к девочке.
— Покажи-ка!
Аделька разжала кулачок; в нем ничего не оказалось.
— Ой, она убежала! — огорчилась девочка.
— Постой, постой, не убежала еще, только собирается, — проговорила Гортензия, осторожно снимая букашку с голенького плеча Адельки. — А что ты будешь с ней делать?
— Выпущу ее. Гляди, как полетит!
Положив букашку на ладонь, девочка вытянула руку и начала приговаривать:
— Божья коровка, улети на небо…
— Принеси нам хлеба!… — добавил Вилем, легонько стукнув по Аделькиной ручке. Букашка приподняла свой красный с черными крапинками плащик, расправила сложенные под ним нежные крылышки и взвилась в воздух.
— Зачем ты толкнул, кто тебя просил? — рассердилась Аделька.
— Чтоб она поскорей улетела!
Мальчик засмеялся и, потянув Гортензию за руку, сказал:
— Посмотри, Гортензия! Я только что бросил муравьям хлеба, а их сразу набежало видимо-невидимо!… — И он удивленно развел руками.
Гортензия порылась в кармане своего черного бархатного жакета и, достав кусочек сахару, дала его Вилему.
— Положи в траву, увидишь, как они в ту же минуту его облепят. Муравьи любят сладкое.
Вилем сделал так и был страшно поражен, когда к сахару со всех сторон начали сползаться муравьи. Они отщипывали крошечные, как точки, крупинки и утаскивали их в муравейник.
— Скажи, Гортензия, как это муравьи узнали, что здесь лежит что-то вкусное?… — спросил мальчик. — И что они делают с яичками, которые переносят с места на место.
— Это их детки, а муравьи, что их таскают, — няни и воспитательницы. В жаркий день, когда светит солнышко, они выносят своих деток из темных комнаток на воздух погреться, чтоб они быстрее росли.
— А где же их мамы? — интересуется Аделька.
Они сидят дома и несут яички, а то перевелся бы муравьиный род. Папы же ползают около и развлекают их, чтобы они не скучали. Те муравьи, которые тут суетятся, — это работники.
— Что они делают? — спросил Ян.
— Запасают корм, строят и поправляют жилища, нянчат куколок, муравьиных детей, убирают в доме, выносят умерших муравьев, охраняют муравейник от врагов и в случае нападения становятся на защиту своей общины. Вот сколько обязанностей у работников!
— Как же муравьи столковываются между собой, ведь у них нет языка? — удивились дети.
— Хоть они и не разговаривают, как люди, но все же отлично понимают друг друга. Вот видели: как только один муравей нашел сахар, он сразу же пополз сообщить об этом другим. Смотрите-ка, они останавливаются по двое, касаются друг друга усиками, словно советуются, а кое-где собираются кучками и о чем-то толкуют…
— А есть у них в муравейнике комнаты и кухня? — спросила Аделька.
— Кухня им не нужна, они не стряпают, а комнаты у них есть, и для детей и для мамаш: есть также каморки для работников; их дом поделен на несколько этажей, и из одного этажа в другой ведут коридоры.
— А почему домики у них не разваливаются? — продолжали допрашивать дети.
— Такие уж они искусные мастера. Если кто-нибудь посильнее не разорит муравейника, сам он не скоро разрушится. Стены и крыши сделаны из малюсеньких щепочек, веточек, хвои, сухих листьев, травинок и земли; если она слишком суха, муравьи смачивают ее слюной и скатывают в маленькие шарики. Эти шарики заменяют им кирпичи. Всего удобнее муравьям строить после мелкого дождя, когда земля увлажнится.
— Но кто же научил букашек всему этому? — спросил Вилем.
— Так уж Богом устроено; они с первого же дня жизни знают, чем питаться, как охранять себя; некоторые насекомые с такой ловкостью и мудростью добывают себе пищу и строят жилье, что их действия напоминают разумные поступки людей. Вот когда вы пойдете в школу и выучитесь читать, то из книг узнаете, как узнала и я, много интересного о насекомых и об их жизни, — добавила Гортензия.
Между тем подошла бабушка с Барункой; у обеих передники были полны цветов; в руках они несли пучки целебных трав и кореньев, собранных на лугу. Мальчики тотчас рассказали бабушке все, что услышали от Гортензии о муравьях, а девушка спросила, для чего бабушке все эти травы.