Потом мельничиха захотела взглянуть на злого дракона, извергающего пламя, но графиня объяснила, что таких существ не бывает, что это выдуманное чудовище. Мельник услышал ее, повертел в пальцах табакерку и усмехнулся:
– Э, милая барышня, никакая это не выдумка, таких ядовитых чудищ с огненными языками в мире полным-полно, но они относятся к роду человеческому, потому их в книжке про невинных зверей и нет.
Графиня улыбнулась, а пани мама шлепнула мужа по руке:
– Полно болтать, пан отец!
Княгиня тем временем беседовала с лесничим и Яном и, между прочим, поинтересовалась, много ли в округе браконьеров.
– Да есть тут двое прохвостов; было трое, но самого дурного из них я несколько раз штрафовал, так что теперь он в лес и носу не кажет; а вот те, что остались, совсем не глупы, и я никак их поймать не могу. Как бы не пришлось их дробью угощать. Старший лесничий давно мне это советует, но не знаю, хорошо ли это – из-за зайчишки людей калечить.
– Я не хочу, чтобы ты так поступал, – сказала княгиня.
– Вот и я думаю, что подобная мелочь вашу милость не разорит, а на крупного зверя браконьер никогда не пойдет.
– А верно ли, что в лесах много крадут? – спросила княгиня.
– Ну, как сказать… – ответил лесничий. – Я служу вашей милости уже несколько лет, и за это время большого урона лесам не нанесли. Хотя разговоров и впрямь много ходит. К примеру, я мог бы срубить парочку деревьев, продать их, а потом, чтобы счета сошлись, заявить, будто их украли. Но стоит ли отягощать совесть ложью и мошенничеством? Осенью, когда бедняки приходят за хворостом, а селянки – за сухой листвой, чтобы стелить скотине, я всегда рядом: слежу, шумлю так, что деревья трясутся, и люди пугаются и лишнего не берут. Но не стану же я бить старую бабку за то, что она толстый сук на топорище отломила! Ваша милость не обеднеет, а простые люди лишний раз за господ помолятся. Не считаю я это воровством.
– И правильно! – кивнула княгиня. – Но я слышала, что поблизости объявились какие-то злодеи. Позапрошлой ночью, когда Пикколо возвращался из городка, в фазаньей роще на него напали и пытались ограбить; он закричал и стал сопротивляться, и тогда они его избили. Он до сих пор еле на ногах держится, хромает сильно. Вот что мне рассказывали.
– Простите, ваша милость, но что-то мне в такое не верится, – покачал головой пан Прошек.
– Всю жизнь мы тут живем, но никогда не слышали ни о каких разбойниках ни в фазаньей роще, ни еще где, – подтвердили лесничий и мельник.
– Что-то стряслось? – приблизилась к ним бабушка.
Лесничий все ей объяснил.
– Вот ведь обманщик! – сказала бабушка, сердито подбоченившись. – И Бога не боится! Давайте-ка, милостивая пани, я расскажу, как дело было.
И она пересказала княгине то, что поведала ей утром Кристла.
– Не то чтобы я одобряла поведение этих парней, но тут ведь как: каждый человек свое защищает. Если бы кто из деревенских увидел этого вертопраха ночью под девичьим окошком, слух об этом мигом бы разлетелся и девушка лишилась бы доброго имени и будущего счастья; люди бы говорили: «К ней по ночам господа ходят, она уже не из наших!» Правда, теперь девонька боится, что он мстить станет… – закончила свой рассказ бабушка.
– Пусть не боится, я об этом позабочусь, – сказала княгиня. Затем она кивнула Гортензии – мол, пора! – и обе вскочили на лошадей. Мило распрощавшись со всеми, всадницы быстро поскакали к замку.
– Да уж, мало кто сумел бы так смело говорить с пани княгиней, как наша бабушка! – заметила пани Прошекова.
– Иногда полезнее говорить с господином, чем с челядином, – ответила бабушка. – Замолвить словечко никогда не помешает. Если бы я промолчала, неизвестно, как бы все обернулось.
– До чего же нехорошо, что пани княгиня верит сплетням. Я давно это твержу, – сказал лесничий, возвращаясь вместе с хозяином дома и мельником обратно в комнаты.
Ближе к вечеру пришел Кудрна, и дети, заслышав шарманку, пустились с Кристлой, Беткой и Воршей в пляс. Пили шампанское – пани княгиня прислала его имениннику, чтобы выпили за ее здоровье. И Викторка не была забыта: в сумерках бабушка отнесла к плотине и положила на замшелый пень угощение для бедняжки.
Назавтра пани мама пожаловалась бабушке, что по пути домой мельник не умолкал и выписывал ногами кренделя, на что бабушка ответила с улыбкой:
– Да ладно вам, такое только раз в год случается. Кто из нас без греха…
Х
По жерновскому холму поднимаются пять паломниц – это бабушка, мельничиха, Кристла, Манчинка и Барунка. У первых двух головы покрыты белыми платками, козырьками нависающими над лицами; на девочках – круглые шляпки. Юбочки они подобрали повыше, так же как Кристла и пожилые женщины, а за спиной у них висят маленькие котомки с едой.
– Поют где-то, кажется, – сказала Кристла, когда они вскарабкались на вершину холма.
– Я тоже слышу!.. И я, и я! – отозвались девочки. – Бабушка, давайте поспешим, чтобы не отстать от них!
Обе принялись поторапливать старушку и едва ли не припустили бегом.
– Куда это вы, торопыги? Вожак знает, что мы тут, никуда они от нас не денутся, – успокоила их бабушка, не ускоряя шаг.
На холме паслись овцы, и овчар уже издалека поздоровался с путницами.
– Ну что, Йоза, не промокнем? – спросила его мельничиха.
– Не беспокойтесь, до послезавтра погода не ухудшится. Не забудьте и за меня помолиться. Счастливо вам!
– Дай-то Бог. А тебя мы в молитвах непременно помянем.
– Бабушка, а откуда этот Йоза знает, когда будет дождь, а когда нет? – спросила Барунка.
– Когда собирается дождь, из земли лезут червяки; черные медведки выглядывают из норок, а вот ящерицы и пауки прячутся. И ласточки летают низко-низко, у самой земли. Овчары целыми днями бродят по лугам, тут хочешь не хочешь, а станешь за всеми этими мелкими тварями следить – как они живут да что едят. Ну а для меня нет лучшего календаря, чем горы и небо. По тому, как ясно видны горы, и по цвету неба я сразу знаю, что нас ждет – солнышко или ненастье с сильным ветром, градом и снегом, – объяснила бабушка.
У жерновской часовенки уже собрались богомольцы – мужчины, женщины, дети; некоторые матери принесли с собой завернутых в одеяльца младенцев, чтобы попросить покровительства Богородицы и вымолить для них либо исцеления от недугов, либо счастливой жизни.
Вожак богомольцев, Мартинец, стоит на пороге часовни; рослый, он возвышается над остальными и потому может одним взглядом окинуть доверившихся ему людей. При виде бабушки и ее спутниц он произносит:
– Ну что ж, теперь все в сборе и можно трогаться в путь. Но сначала давайте прочитаем «Отче наш», чтобы нас не покинула удача.
Богомольцы опускаются на колени; крестьяне из деревеньки молятся вместе с ними. После молитвы все окропляют себя святой водой, и один из подростков берет в руки высокий крест, на который невеста Томеша повесила венок, а Кристла – красную ленту; вожак и прочие мужчины встают возле креста, а за ними по старшинству выстраиваются женщины.
Однако никто пока не двинулся с места: хозяева и хозяйки не отдали еще последние распоряжения своим домашним – надо же напомнить им о том, чтобы были поаккуратнее с огнем и хорошенько следили за скотиной. Дети клянчили подарки, старушки просили помянуть их в молитвах. Наконец Мартинец затянул звучным голосом «Богородице Дево, радуйся!», богомольцы подхватили напев, юноша поднял повыше крест, и процессия тронулась следом за ним по дороге, ведущей в Сватонёвице. Возле каждого придорожного креста или часовенки люди останавливались и читали «Отче наш» и «Верую». Молились они и у деревьев, на которые чьи-то благочестивые руки повесили образ Божьей Матери, и у крестов, поставленных там, где случилось какое-нибудь несчастье.
Барунка и Манчинка внимательно следили за вожаком и пели вместе с остальными. Но когда процессия достигла Красной Горы, Барунка вдруг спросила:
– Бабушка, а где была Турынь, откуда та немая девочка, про которую вы рассказывали?
Однако ее вопрос оказался не ко времени, и бабушка ответила:
– Когда ты идешь на богомолье, мысли твои должны быть обращены к Богу. Не надо думать о вещах посторонних. Пойте или тихо молитесь!
Девочки послушно запели, но тут процессия вступила в лес, где краснели еще в траве последние ягоды земляники; жалко было оставить такую красоту нетронутой, так что подружки принялись собирать их; шляпки у обеих сбились набок, подолы юбочек, заткнутые за пояс, опустились… а потом кто-то из девочек вспомнил о булках, что лежали в котомках, и они начали отщипывать от них по кусочку. Бабушка и пани мама, погруженные в молитву, внимания на подружек не обращали, а вот Кристла, шедшая вместе с Анчей, время от времени оборачивалась и бранила их, хотя и не совсем всерьез:
– Ничего не скажешь, хороши богомолки! Много ли уже грехов отмолили?
Под вечер путники добрались до Сватонёвице. Перед городком они остановились; женщины обулись, привели в порядок одежду, и только потом все вошли в город. Сначала процессия направилась к семиструйному источнику, который пробивается из-под дерева, украшенного изображением Девы Марии. Возле источника богомольцы преклонили колени, вознесли молитву, напились и трижды омыли себе лица. Эта чистая и холодная вода способна исцелять, и тысячи людей благодарны ей за возвращенное здоровье.
Потом все пошли к ярко освещенной церкви, откуда доносились песнопения, причем мелодии звучали самые разные, ибо богомольцы явились сюда из многих деревень и городков и все пели свое.
– Ах, бабушка, как же здесь красиво! – прошептала Барунка.
– Еще бы! Так что опустись на колени и молись! – велела ей бабушка.
Девочка тут же встала на колени рядом с бабушкой, которая, припав головой к полу, горячо и самозабвенно молилась Небесной Заступнице, чья статуя возвышалась на алтаре, озаренная светом множества свечей и украшенная венками и букетами, что поднесли ей жаждавшие любви и счастья невесты и юные девушки. Богатое облачение и драгоценности, сиявшие на статуе, были дарами от тех, кто молил об исцелении от болезней и действительно обрел его.