– Эх ты, девчонка, даже свистульку сладить не можешь!
– Потому что нам такому учиться без надобности, – заступилась за малышку Барунка. – Зато вы ни за что не сможете сделать вот такую шляпку! – И она показала братишкам колпак из листьев ольхи, украшенный маргаритками и сколотый сосновыми иголками.
– Подумаешь! – тряхнул головой Ян.
– Тебе не нравится, а мне так очень, – засмеялась Барунка, принимаясь за платьице для куколки, которую она смастерила из сучка бузины.
Ян решил показать Аделке, как все-таки заставить свистульку свистеть. Он положил деревяшку к себе на колени и начал ударять по ней ножичком, приговаривая:
– Бью тебя я, дудочка, чтобы ты послушалась. А не будешь слушаться, попадешь ты к пану, он богатый князь, у него есть власть, он тебя ударит, далеко отправит. Нож в тебя втыкаю, душу вынимаю, голосок вставляю, петь песню заставляю!
Свистулька была хорошенько побита и замечательно свистела. Но Вилим все-таки заявил, что она куда хуже, чем пастуший рожок Вацлава Кудрны. Вилиму явно надоело заниматься вырезыванием свистулек, так что он соорудил себе из веток тележку, впрягся в нее и принялся вместе с собаками носиться по лугу.
Барунка, подавая сестренке бузинную куколку, сказала наставительно:
– Тебе надо научиться делать такие самой – мы будем ходить в школу, а ты останешься одна.
– И вовсе не одна, а с бабушкой, – ответила девочка, и по ее лицу было видно, что хотя одиночество ей и не по душе, бабушка сумеет его скрасить.
Мимо них проходил мельник, который, завидев Барунку, протянул ей конверт:
– Передай его поскорее своей матери, мой работник был в городе и ему дали это на почте.
– Письмо от батюшки! – возликовали дети и побежали к дому.
Пани Прошекова так и сияла, читая послание, а потом сложила лист пополам и сказала, что батюшка приедет с пани княгиней в середине мая.
– А сколько ночей нам осталось до того спать? – спросила Аделка.
– Примерно сорок, – ответила Барунка.
– Ой как долго! – опечалилась малышка.
– А знаешь что, – предложил Вилим, – давай сделаем сорок черточек на двери и каждое утро будем одну стирать.
– Удачная мысль, – засмеялась матушка. – Я согласна. Так время пройдет быстрее.
На обратном пути мельник зашел к Прошековым. Лицо у него было озабоченное, он не усмехался и даже не вертел, как обычно, свою табакерку, а только чуть пристукивал пальцем по ее крышке.
– Слышали уже, что приключилось, соседушки? – произнес он, войдя комнату.
– Что такое? – взволнованно спросили бабушка и хозяйка дома.
– Вода идет с гор!
– Господи, убереги нас! Лишь бы не натворила она тут бед! – сказала испуганная старушка.
– Боюсь, что натворит, – отозвался мельник. – Все последние дни дул южный ветер, а в горах лило как из ведра. Тамошние помольщики говорят, что все речки наверху разлились, а снег продолжает быстро таять. Плохо нам, думаю, в этом году придется. Я тороплюсь домой, надо убрать все с пути лихой гостьи. Вам тоже советую подготовиться, осторожность не помешает. Днем я опять к вам наведаюсь, погляжу, что тут да как. Следите за тем, как прибывает вода… А вы, чечётка, не вздумайте подходить к ручью. – И пан отец ущипнул Аделку за щечку.
Он ушел, и бабушка тут же решила пойти к плотине. Бревна, из которых та была сложена, обросли папоротником, и бабушка сразу поняла, что вода поднимается: нижние кусты уже затопило. Через плотину перекатывались грязные речные воды, несшие с собой деревяшки, целые пласты дерна и сучья. Бабушка вернулась домой крайне встревоженная. Во время ледохода частенько случалось так, что огромные льдины скапливались у плотины, перегораживая мельничный ручей, а это грозило наводнением; когда весной река вскрывалась, помощники мельника старались разгребать и разбивать образовавшиеся нагромождения льда. Но вода с гор могла снести любые преграды. Подобно дикому коню, она сметала все на своем пути: подмывала берега, рушила плотины и запруды, вырывала с корнем деревья, ломала дома, и происходило это так стремительно, что люди и опомниться не успевали. Поэтому бабушка, пережившая уже однажды наводнение, велела домашним поднимать вещи на чердак, и работа тут же закипела.
Появился пан лесничий, который, проходя мимо лесопильни, услышал от работников о грядущем паводке, да и своими глазами увидел, как поднимается вода.
– Дети, пожалуй, станут вам помехой. Если что случится, куда вы с ними? Заберу-ка я лучше их с собой. На нашу гору воде не взобраться!
И обе хозяйки с радостью приняли его предложение. Из комнат и кухни вынесли на чердак все, что было можно. Скотину и птицу устроили на косогоре, корову Пеструху решили отвести к леснику.
– Вы тоже ступайте следом за детьми, – сказала бабушка дочери и Бетке. – А то бедная лесничиха с ног собьется с такой-то оравой. А я с Воршей тут останусь. Если вода подступит к самым дверям, мы заберемся на чердак; надеюсь, Господь смилостивится и не позволит воде унести нас вместе с домом. Нам-то здесь все же поспокойнее, чем обитателям мельницы, вот уж кому нынче не позавидуешь.
Пани Прошекова не хотела покидать мать, но та упорно стояла на своем, и в конце концов Тереза согласилась уйти.
– Следите за собаками, а то испугаются да убегут! – предупредила она.
– Не волнуйся, они знают, у кого надо защиты искать. Все время подле нас будут.
Так и оказалось: Султан и Тирл ни на шаг от бабушки не отходили, бродили за ней по пятам, а когда она присаживалась у окна с веретеном в руках, чтобы поглядывать на реку, ложились у ее ног. Ворша, привыкшая к непрестанной уборке, готовке и мытью, взялась, чтобы занять себя хоть чем-то, за чистку пустого хлева, даже не подумав о том, что вся ее работа может пойти прахом, если сюда подступит грязная вода.
Смеркалось; вода все прибывала, так что ручей заполнился уже до самых берегов; луг за плотиной затопило, и в просветах между вербами бабушка видела непрестанно колыхавшиеся волны – а ведь домик Прошековых располагался в низине, куда ниже речного берега. Бабушка отложила веретено, сжала руки и начала молиться. Тут в комнату вошла Ворша.
– Вода ревет так, что ужас берет. Зверье и птицы словно предчувствуют беду и все попрятались, даже воробьев не видать, – рассказывала она, протирая лавку под окном.
Снаружи донесся конский топот – от плотины спешил в их сторону всадник. Подскакав, он осадил лошадь и крикнул:
– Спасайтесь, люди добрые, вода идет!
Потом вестник помчался дальше – к мельнице и городку.
– Сохрани нас Господь! Знать, наверху совсем плохо, коли гонца прислали! – сказала бабушка, побледнев. Тем не менее она велела Ворше не бояться и опять направилась к реке – взглянуть, не вышла ли вода из берегов. Там она встретила обутого в высокие сапоги пана отца, и он молча указал на переполненное речное русло и бушующий мельничный ручей.
Предложили свою помощь Якуб Мила и Кудрна. Они хотели остаться с бабушкой, чтобы ей не было так тоскливо, но старушка решительно отослала Кудрну прочь.
– У вас дети; если Господь допустит какое несчастье, я никогда себя не прощу. А вот Якуб может остаться – в трактире ему сейчас делать нечего, тот высоко стоит, разве что хлев тамошний затопить может.
К полуночи вода окружила дом полностью. По жерновскому косогору ходили люди с фонарями. Лесничий тоже вышел на косогор и, зная, что бабушка вряд ли спит в такую ночь, принялся окликать ее и даже свистеть, потому что хотел знать, все ли у нее благополучно. Мила высунулся из окошка и крикнул, что он настороже и что пани Прошекова может не волноваться за свою мать. После этого лесник ушел.
Поутру стало ясно, что вся долина превратилась в одно огромное озеро. По комнатам можно было ходить, лишь ступая по брошенным на пол доскам. Мила едва сумел перебраться через стремнину, в которую превратилась дорога, чтобы накормить голодную скотину на косогоре. Днем все обитатели дома лесника спустились вниз, чтобы взглянуть на жилище Прошековых. Увидев бабушку, ходившую по дощечкам, дети начали так кричать и плакать, что их с трудом уняли. Собаки выглядывали из чердачного окошка; когда Ян их позвал, они залаяли и завыли и даже, пожалуй, прыгнули бы вниз, если бы Мила их не удержал.
Пришел Кудрна, рассказал, как обстоят дела в окрестностях. В Жличе вода снесла два дома; в одном из них осталась старуха: не послушалась вестника, не захотела выходить, а потом уже поздно было. Мосты, большие и маленькие, деревья – все утаскивает с собой вода, и ничто ее не останавливает. На мельнице все уже перебрались в верхние комнаты.
Кристла собралась было передать бабушке горячий обед, но это оказалось невозможно, а когда храбрый Мила собрался идти к девушке через поток вброд, она отговорила его от этой затеи.
Наводнение продолжалось два дня; на третий день вода начала спадать. До чего же удивились дети, когда вернулись от лесника: палисадник был затоплен, в сад нанесло песку, местами образовались глубокие вымоины, вербы и другие деревья утопали в грязи. Лавка сломалась, сараи и хлев покосились, собачьи будки уволокло потоком. Мальчики и Аделка побежали за дом – взглянуть на посаженные там год назад бабушкой маленькие деревца: березы – для девочек, елочки – для мальчиков. Деревца остались невредимы, но вот крохотной избушки, выстроенной детьми под грушей (с плетнем, садиком, канавкой и даже с мельничкой, крылья которой крутились, когда канавка наполнялась водой), не было и в помине, как и маленькой печки, где Аделка любила печь хлебцы из глины. Ребята очень огорчились, но бабушка сказала с улыбкой:
– Детки, да как же могли уцелеть ваши игрушки, когда стихия с корнем вырывала столетние деревья и рушила крепкие дома!
Очень скоро солнышко высушило поля, луга и дороги, ветер сдул нанесенные груды песка, трава стала зеленее и свежее прежнего, все переломанное было починено, так что почти ничего не напоминало уже о недавнем наводнении; но люди долго еще говорили о нем. На радость детям, из далеких краев прилетели ласточки; это значило, что вот-вот объявится пан Байер, а следом за ним приедет и отец.