омогания объясняла магнитными бурями. По вечерам деловито доставала из шкафчика карельской березы батарею лекарств и задумчиво говорила: «Что бы мне сегодня принять, чтобы завтра проснуться?» Обычно выбор останавливался на паре-тройке таблеток от давления, сердцебиения и головокружения. Ранним утром спешила к письменному столу. Свою последнюю книгу, про кота-путешественника, решившего облазить все крыши мира, восьмидесятипятилетняя Таточка дописать не успела. Заболевшую, ее увезли в «кремлевку» в сентябре 1988 года. Она лежала в просторной палате. В большие окна грустно заглядывали желтеющие деревья. Тата попросила меня принести пилочку для ногтей: хотела привести руки в порядок (до последней минуты оставалась истинной женщиной). Придя на следующий день с маникюрным набором, я устроилась на краешке кровати. Тата с довольным видом положила набор в тумбочку, помолчала, смотря куда-то вдаль, за желтые деревья на фоне светло-голубого осеннего неба, а потом вдруг тихо сказала: «Ольгушка, если у тебя будет возможность уехать, уезжай». Я не поверила своим ушам.
Таточка, страстно любившая Россию, тосковавшая по никологорским далям даже в обожаемом ею Париже, благословляла меня на какой-то, еще гипотетический отъезд, будто заранее прощая. Разглядела ли она мою рыхлую инфантильность и глуповатую мечтательность и поняла, что российская жизнь не для меня, или каким-то загадочным образом приоткрылась ей завеса будущего? Не знаю. Но слова Таточки оказались пророческими: спустя несколько лет я оказалась за границей. Через две недели Таты не стало. Маме, пришедшей незадолго до кончины, она серьезно, отрешенно сказала: «Я – не ваша»…
Николина Гора, 1985
Пустота, образовавшаяся после ее ухода, была не заполнима. Тоска пронзительна. Все дети, внуки и друзья, независимо от возраста, чувствовали себя заблудившимися в сумрачном лесу малышами. Плакали старые люди, убивалась Ева Ладыжнеская: «Почему Наташенька ушла?! Я должна была уйти раньше: я на три года старше, почему Наташенька!?» Тата относилась к породе людей, по которым с годами скучаешь все больше, вспоминаешь все чаще, и сердце каждый раз сжимается со свежей, щемящей болью. У Сент-Экзюпери есть грустный рассказ, где он, заблудившийся, без горючего, в своем маленьком самолетике над темным бескрайним морем, всю ночь держит курс на звезду, приняв ее за прибрежный маяк. Чем дальше, тем больше я сравниваю Тату с далеким, но очень ярким маячком. (Или с далекой, яркой звездой? Это, пожалуй, одно и то же, ибо в обоих случаях присутствует фактор равнения на недосягаемость.) В сложных ситуациях, когда непонятно ни что делать, ни что говорить, непроизвольно возникает вопрос: «А как бы себя повела Тата? Что бы она сказала?» И пусть не всегда (образец слишком совершенен), но правильное решение приходит. Много лет назад, когда первая осень без Таты сменилась долгой холодной зимой, я посвятила ей стихи. Ими и закончу мой рассказ об этой удивительной женщине, умевшей всегда оставаться самой собой – искренней, вдумчивой, терпеливой, честной, одним словом, настоящей.
Ты ушла.
И телефон молчит,
Даже если в доме людно.
Ты ушла.
И кто-то говорит,
Что оттуда
Возвращаться трудно.
Ты ушла туда,
Где ясный свет,
Ты ушла туда,
Где вечно лето,
Шум деревьев
И густой рассвет.
Я не знаю,
Правильно ли это,
Что ушла.
И, горечь затая,
Все звоню к тебе,
Ища совета,
Все плутаю
В снегопадах января
С двухкопеечною стертою монетой.
«В память неизвестной героини…»А. А. Овчинников
© А. А. Овчинников, 2008
Моя бабушка, Елизавета Петровна Сперанская, в девичестве Филатова, была очень колоритной особой с современной точки зрения и одновременно весьма типичным представителем своего времени и того круга людей, к которому она принадлежала. Я хорошо помню бабушку, когда та была уже в весьма преклонном возрасте. Сведения о более ранних годах ее жизни основаны на рассказах моей мамы, Натальи Георгиевны Сперанской, воспоминаниях самой бабушки, а также на множестве семейных фотографий с указанными датами на обороте. Некоторые факты биографии Елизаветы Петровны, довоенной жизни ее семьи на даче в поселке Деденево и в эвакуации во время войны почерпнуты мной из опубликованных мемуаров А. Н. Крылова и Н. Н. Семпер (Соколовой), из кратких рукописных воспоминаний моего деда, Георгия Несторовича Сперанского, и двоюродного брата бабушки Виктора Борисовича Филатова, а также из дачного дневника, который вела сама Елизавета Петровна, к сожалению, не очень регулярно.
Сначала немного истории. Елизавета Петровна родилась в декабре 1877 года в © А. А. Овчинников, 2008 имении своего отца, Петра Федоровича Филатова, в селе Михайловка Саранского уезда Пензенской губернии. Петр Федорович был небогатым помещиком, живущим с продаж зерна, выращенного на принадлежавших ему землях. Он имел медицинское образование, работал земским врачом и успешно занимался частной практикой. Петр Федорович много путешествовал. Его перу принадлежит весьма оригинальное описание путешествия по Персии (П. Ф. Филатов «Письма из Персии»; Одесса, 1909), которая в 19-м веке относительно редко посещалась европейцами. В 1903 году он работал врачом на строительстве Маньчжурской железной дороги на Хинганском перевале. Во время русско-японской войны получил место главного хирурга военно-полевого госпиталя в Мукдене под руководством главноуправляющего Красным Крестом князя Васильчикова, к которому, по утверждению А. Н. Крылова, попал благодаря общему с князем увлечению охотой и борзыми собаками. Мать бабушки, Вера Семеновна Филатова, была отличной хозяйкой и кулинаркой. У меня хранится составленное ею кулинарное руководство (В. С. Филатова «Новое пособие хозяйкам: Домашний стол и хозяйственные заготовки». Москва, 1910), в котором содержится немало полезных сведений и рецептов.
Лиза Филатова в кругу семьи, 1888 (1889)
После того как родители моей бабушки, разорившись, были вынуждены продать свое имение, юная Лиза Филатова переехала в Москву и поступила в Московский Елисаветинский институт для благородных девиц, который окончила в 1895 году, получив специальность детской учительницы. В сохранившемся до наших дней аттестате с «отличными и весьма хорошими» отметками по Закону Божьему, русскому языку и словесности, французскому и немецкому языку, математике, географии и истории, естествоведению и педагогике» сказано, что «сверх того она обучалась рисованию, чистописанию, музыке, танцованию, рукоделиям и домашнему хозяйству и при выпуске удостоена награждения книгою с надписью». В этот период она некоторое время жила в семье своего дяди, Нила Федоровича Филатова, который к тому времени был известнейшим детским врачом, основоположником отечественной педиатрии, автором множества учебников и монографий по детским болезням. В его семье она и познакомилась со своим будущим мужем, любимым учеником Нила Федоровича, Георгием Несторовичем Сперанским, вхожим в его дом, всегда полный молодежи. К золотой свадьбе, отпразднованной Сперанскими в 1948 году, двоюродный брат бабушки Виктор Борисович Филатов подарил юбилярам свои краткие воспоминания об их общей юности. Вот один из любопытных фрагментов: «Этот кружок молодежи создался в доме дорогого нам всем Нила
Федоровича Филатова – дяди Нила – и расцветал при его обаятельном, ласковом участии и под его руководством. Разница в возрасте нисколько не препятствовала нашему общению с дядей Нилом. Он был молод душой, и мы чувствовали его членом нашего кружка молодежи. Одним из увлекательных занятий кружка было сочинение стихов. Каждый из членов кружка должен был выявить свое поэтическое дарование. Сборник стихов составлялся редакцией в составе Владимира Петровича (брата Елизаветы Петровны. – А. О.) и Всеволода Ниловича (сына Нила Федоровича. – А. О.) Филатовых. Наш юбиляр Георгий Несторович принимал активное участие в составлении сборника… направление которого должно было быть сатирическое. Участие Елизаветы Петровны в кружке молодежи было иное, чем Гони (домашнее имя Георгия Несторовича. – А. О.): она не писала стихов, но вдохновляла членов кружка и пробуждала их поэтические дарования. Ее имя часто упоминается в произведениях “поэтов”, к ней обращены различные письма, стихотворения и приветствия». Редакция сборника оповещала читателей, что Елизавета Петровна «вышла замуж… и ждет разрешения новым поэтическим бутоном, который, как надеется редакция, любезно согласится в недалеком будущем украсить страницы сборника своим талантом, который составится из талантливости Георгия Сперанского и незаурядных поэтических задатков, имеющихся у Елизаветы Петровны». Речь шла о вскоре родившейся первой дочери Сперанских Катюше, которую редакция приветствовала таким стихотворением:
«Лишь только вышла из яйца – зад лучше был лица. Теперь, что лицо, что зад – один разряд. А через год, глядишь, лицо уж с задом не сравнишь».
С дочерью Катей, 1900
Забегая вперед, скажу, что Екатерина Георгиевна впоследствии оправдала надежды друзей ее родителей, так как стала довольно известной писательницей, автором нескольких детективных романов на английском языке, изданных в Англии под псевдонимом Кэй Линн. Поженившись в 1898 году, Елизавета Петровна и Георгий Несторович сняли небольшую квартиру в Неопалимовском переулке, недалеко от Зубовской площади, где через год у них родилась дочь Екатерина (1899 г.), а затем сын Николай (1903 г.). Георгий Несторович вскоре приобрел известность как детский врач и, работая в клинике Н. Ф. Филатова, бывшей Хлудовской детской больнице (теперь детская клиника ММА им. II. М. Сеченова), имел к тому же и частную практику, что позволило ему в 1906 году купить у графа Головина участок земли в 60 км от Москвы в поселке Деденево на станции Влахернская (ныне Турист) Савеловской железной дороги и построить там двухэтажную деревянную дачу, в которой семья Сперанских стала проводить каждое лето. В 1906 году у Елизаветы Петровны родился третий ребенок, сын Сергей, а в 1915-м младшая дочь Наталья, Наля, как ее звали дома, моя мать.