Незаменимой оказалась для меня и моя Балик. Как часто я вспоминаю ее слова: «Ты знаешь, не у всех детей есть такая бабушка, как я».
Арфо, 1928
Арфо Петросян родилась в Нагорном Карабахе, в городе Шуше в 1909 году. У нее было 11 братьев и сестер. Жители Шуши вынуждены были бежать из города, спасаясь от мусаватистов. Среди беженцев была и 9-летняя Арфо. Путь из Шуши в Баку оказался нелегким: приходилось передвигаться ночью, соблюдая все меры предосторожности. Однажды утром кто-то из стариков, взглянув на Арфо, заметил: «Смотрите, у этой девочки появилась седая прядь!» Впереди ее ждали еще большие испытания. Вся семья Арфо по дороге заболела тифом. Какая-то деревенская старушка научила Арфо варить целебные травы, и девочка спасла своих родных.
Арфо находила общий язык едва ли не со всеми. Став комсомолкой, она убеждала женщин из горных сел снять чадру и пойти учиться. И многие, глядя на бесстрашную девушку, лихо скачущую на лошади, следовали ее советам. У любимой лошади на лбу была белая звездочка, подобно седой пряди в волосах ее хозяйки. Даже бандиты, орудовавшие в горах, не решались переходить дорогу отчаянной наезднице. «Девушка с белой прядью особенная, она спустилась с небес, мы боялись ее обидеть», – признавались они впоследствии, когда были пойманы «защитниками правопорядка».
Романтически настроенная, Арфо писала стихи, полные веры в счастливое будущее коммунизма. За отличную учебу она была направлена в Москву, в Институт журналистики. Этой награды был удостоен и ее муж, Сурен Акопян, мой дедушка, который погиб на войне, уйдя добровольцем на фронт. Арфо не уставала учиться: Институт красной профессуры, работа в Академии наук, защита диссертации и, наконец, ИМЛИ (Институт мировой литературы и искусства), где она создала и возглавила отдел, издававший эпос народов СССР. Она не любила поговорки «своя рубашка ближе к телу», поэтому не форсировала издание армянского эпоса. «Давид Сасунский» – последняя книга, над которой она работала. Мариетта Шагинян была ее близким другом. С ней она познакомилась в Свердловске в 1943 году, в эвакуации. Во время войны волосы Арфо окончательно поседели и стали белоснежными. Замечательный портрет Арфо написал Мартирос Сарьян, который всегда навещал ее, бывая в Москве. Люди, окружавшие Арфо, ценили ее принципиальность, умение отстаивать свою точку зрения и бесстрашие. «Смелого пуля боится», – часто говорила Арфо.
Свидетельств о ее смелости сохранилось немало. Когда в 30-е годы в Степанакерте арестовали ее старшего брата, Арфо сначала написала письмо в ЦК, а потом добилась приема, где выступила со свойственным ей красноречием и убедила «судей» в невиновности брата. Не испытывая ни малейшего страха, бабушка могла поздней электричкой отправиться на дачу. Она много работала, но перед сном непременно выходила на прогулку в любую погоду. Балик всегда говорила: «Берегите голову, все здоровье человека в голове». В последние годы она любила уединиться на даче. «Дорогая крошка! – писала мне бабушка. – Все хорошо, но работу свою никак не кончу. Здесь часто шумят дожди, а я это люблю.
С дочерью Наирой, 1948
Солнце мешает работать, куда-то зовет. Я не очень довольна своими делами: время летит космической скоростью, а дела еле скрипят на телеге. Отстаю от сроков, которые я лелеяла. Поэтому нервничаю! Я бы очень хотела, чтобы вы там окрепли. Не разрешай папе работать и маме тоже. Мне надоел их побитый, золотушный, малокровный вид, пусть как следует окисляются кислородом. И ты тоже. Передай всем большой привет. Отдыхайте как следует. Целую Балик». На даче вместе с бабушкой обитал наш кот Тигрик. Балик недоумевала, каким образом он чувствовал ее появление на станции. Он бежал ей навстречу, оглашая окрестности громким мяуканьем. За это Тигрик удостаивался чести находиться возле письменного стола, за которым работала бабушка. Об обеденном перерыве Тигрик напоминал беспокойным мяуканьем. Как-то раз Балик с укоризной сказала ему: «Ты все кушать просишь, а в доме мышей полно». Тигрик обиженно удалился, но вскоре вернулся, бросив посредине комнаты задушенную крысу. О проделках Тигрика бабушка рассказывала с присущим ей юмором. Тигрик не отходил от бабушки и тогда, когда она сажала цветы, разведение которых на дачной песчаной почве требовало титанических усилий. Но она не сдавалась. «Знаешь, крошка, – однажды сказала мне Балик, – скоро может случиться так, что вдруг мы проснемся в другой стране… Учи французский язык. Когда-нибудь поедешь в Париж». Как бы мне хотелось с Балик посидеть за столиком в парижском кафе и сказать ей по-французски: «Ти est тасhere irremplacable!» (Ты моя незаменимая!)
«Одна надежда мне светила…»Н. С. Рытова
© Н. С. Рытова, 2008
Мой муж, физик Владимир Григорьевич Шавров, сохранил от своего отца, заведующего кафедрой электротехники, автоматики и телемеханики в одном из филиалов Московского инженерно-физического института (МИФИ) Григория Константиновича Шаврова (1903–1989), старую общую тетрадочку в черной клеенчатой обложке – бабушкин дневник. Этот дневник вела более ста лет назад, с 1894 по 1898 год, мать Григория Константиновича Татьяна Петровна Шаврова (урожденная Нечаева, 1872–1956), когда учительствовала в церковно-приходской школе сибирского села Алтат, где жила со своими родителями. Искренние записки молодой женщины о заботах и переживаниях, об укладе жизни, отношениях в семье, ее размышления о своей работе, ее собственное отношение к быту и нравам провинциального села настолько захватили меня, что захотелось сделать их чтение более доступным для других членов семьи и, может быть, не только для них.
Текст дневника представлен в первоначальном виде, безо всяких изменений, лишь в некоторых местах вставлена отсутствующая пунктуация. Записки дополнены фотографиями, сделанными в те же годы и хранившимися в двух альбомах Татьяны Петровны.
Анастасия Беляева с бабушкой и родителями, ок. 1854
По воспоминаниям моего мужа о рассказах его бабушки, по надписям на старых фотографиях, старым письмам, воспоминаниям других родных, с помощью Интернета, а также в результате архивных поисков в Красноярске Елизаветы Александровны Суриковой – правнучки старшей сестры Татьяны Петровны Александры (в дневнике – Саши) удалось частотно восстановить происхождение семьи Нечаевых. Родители Татьяны Петровны родились в центральной России и принадлежали к духовному сословию. Ее отец, Петр Яковлевич Нечаев (1830–1909), был священником, окончившим Калужскую духовную семинарию. Мать, Анастасия Яковлевна, родилась в 1837 году в селе Опочня Тарусского уезда Калужской губернии в семье приходского пономаря Якова Антоновича Беляева и его жены Параскевы Семеновны. Младший брат Анастасии, Николай Яковлевич Беляев (1843–1894), окончив Казанскую духовную академию и получив степень магистра, а затем доктора богословия, стал профессором этой академии по кафедре истории и разбора западных вероисповеданий и опубликовал ряд значительных печатных трудов по этим вопросам.
Венчание родителей Татьяны Петровны состоялось в селе Опочня 9 мая 1855 года, когда 24-летний жених еще был студентом семинарии, а невеста – молоденькой 17-летней девушкой. Сразу после венчания молодая семья отправилась через всю Россию в далекую Сибирь. Мы не знаем обстоятельств их отъезда. Возможно, это был их собственный выбор, а может быть, как говорили в наше время, «уехали по распределению», но все дети Петра и Анастасии родились уже в Сибири.
П. Я. и А. Я. Нечаевы
У Петра и Анастасии было пятеро детей: четыре дочери – Анна (Анюта, 1862–1932), Мария (Маша, 1863–1905), Александра (Саша, 1868? —?), Татьяна (Таня, 1872–1956) и сын Иннокентий (Кеша, 1875–1937).
Вызывает удивление, что первый ребенок, о котором мы знаем, дочь Анна, родилась у молодой пары только через 7 лет после венчания. При этом за последующие 13 лет в семье появилось еще четверо детей. Может быть, старшие дети умирали? Намек на это есть в тексте дневника, где Татьяна Петровна цитирует слова из письма Маши, что она (Маша) «очень похожа на брата Гавриила душой и телом».
Петр Нечаев, отдавая замуж своих четырех дочерей, не очень считался с их собственным мнением. Анюту 18 лет выдали за 40-летнего преподавателя Красноярской семинарии, вдовца, Фавста Герасимовича Тарасова, уже имевшего четверых собственных детей. О замужестве Александры рассказывает ее сын, Константин Матвеевич Тыжнов, в своем письме к сестре, Клавдии Матвеевне: «Отец [Матвей Порфирьевич Тыжнов. – Н. Р.], окончив семинарию, должен был получить сан священника. Но для этого необходимо жениться. Девушки, “с которой…”, как теперь говорят, не было. Бурса это не позволяла. Начальство напирало, грозило отнять диплом. Положение – хоть стой, хоть падай. Кто-то подсказал, что у соседнего священника Петра Нечаева на руках четыре дочери: Александра, Анна, Мария, Татьяна. Александра Петровна стала нашей матерью. О любви, знакомстве, планах на будущее здесь не было речи. Существовал железный закон: поживут – слюбятся. Какая еще там любовь: выдумка лишняя, мешающая жить. В общем, сошлись люди очень разные по темпераменту, складу. Отец Петр был типичный выходец из России, сам он, его жена да и моя мать часто вспоминали отдельные моменты долгой езды по степи в телеге, переполненной ребятишками и домашним скарбом, со стоянками в степи, ночевками.
Так в мою жизнь вошел новый дед по женской линии с бабушкой, а с сестрами матушки, моими тетками, жизнь моя надолго переплелась».
Саша и Таня Нечаевы, ок. 1883
Татьяна Петровна, младшая дочь, шестнадцатилетней девочкой стала женой Петра Лихачева, молодого священника, ив 17 лет уже родила дочку Нюрочку. Судя по дневнику, замужество было не очень счастливым, а окончилось трагически – муж сошел с ума и умер. Дневник охватывает период 1894–1898 годы, когда Татьяна Петровна, уже овдовев и окончив в Красноярске епархиальную учительскую школу, возвращается жить в родительский дом, в село Алтат Назаровского уезда (в 25 км от г. Ачинска) и работает там учительницей в церковно-приходской школе. Дошедшие до нас записи обрываются новой трагедией в жизни Татьяны Петровны – смертью ее восьмилетней дочурки Нюрочки. Душераздирающий, пронзительно правдивый рассказ о смерти ребенка просто потрясает.