Макс был профессором, пусть и молодым, но весьма востребованным. Он любил ездить с лекциями. Считал себя опытным, немного уставшим от бесконечных переездов и перелетов путешественником. В свободное время обходил местные достопримечательности, отделяясь от общей группы.
Никогда раньше с ним такого не было. Гостиница пятизвездочная, как он и просил. Но номер не превосходил ожидания размерами или убранством – напротив, оказался крошечным и узким. Бывшая келья. Уборная и ванная находились на этаже, а не в номере. Как в общаге, где он провел студенческие годы, впрочем, с поправкой на исторический фактор. Общага располагалась в здании, построенном в семидесятых годах, не знавшем ремонта, но монастырь семнадцатого века, ставший гостиницей, все же вызывал другие чувства.
Впрочем, сейчас все шло не так, как он привык. Начиная с первого дня. Макс свободно владел тремя языками, еще на двух мог объясниться на бытовом уровне. Знал правила чтения еще двух языков и мог по контексту догадаться, о чем идет речь. Но, отпустив такси, которое доставило его до гостиницы (на фасаде красовались звезды, все пять), у него не получилось попасть внутрь. Ни звонка, ни молоточка. Никакого скрытого ящика с ключом, никаких инструкций. Он даже поискал под кадками с цветами. Макс постучал кулаком. Потом ногой. Никто не открывал. Он поднял голову и увидел прямо над собой статую святого, будто зависшего между колоннами. Святой держал в руках книгу. При этом смотрел не строго, а игриво. Голову святого венчала корона. Не нимб, не колпак, а вполне себе женская корона. Никакой надписи, которая могла бы сообщить имя святого, естественно, не было.
Макс продолжал стучать, и наконец распахнулось – нет, не сама дверь, а крошечное окошечко. Он такое только в кино видел. Окошко должно было служить декоративным элементом, учитывая, что речь шла о гостинице, тем более пятизвездочной – в таких гостей не принято встречать через окно.
– Здравствуйте, откройте дверь, пожалуйста, у меня здесь забронирован номер, – сказал Макс тому, кто стоял за дверью. Эту фразу он повторил на всех трех прекрасно известных ему языках и даже попытался что-то сказать еще на двух, которыми владел не в совершенстве. Но женщина – а за дверью стояла именно женщина – дверь открывать не собиралась.
Когда он уже принял решение вернуться в аэропорт и улететь ближайшим рейсом, дверь распахнулась. На пороге стоял парень в офисном костюме и по-английски извинился за ожидание. Он отлучился буквально на пару минут, а эта женщина – его мама, зашедшая принести сыну поздний ужин. Макс любезно согласился простить маму, которая смотрела на него с подозрением и обидой – этот иностранец оторвал ее мальчика от ужина. Теперь ребенок точно останется голодным. Макс поставил чемодан в фойе, отдал паспорт и спросил у менеджера гостиницы, где находится туалет.
– Направо, вниз по лестнице, увидите большую картину на стене, поверните налево, – объяснил дорогу парень.
Макс отправился искать уборную. Спустился, картину увидел, повернул и тут же оказался в темном коридоре. Хоть глаз выколи, такая темень. Он попрыгал на месте, рассчитывая, что зажгутся лампы, реагирующие на движение, но ничего не произошло. Вернулся и понял, что заблудился, – ни картины, ни лестницы. Еще минут десять ходил по темным коридорам, рассчитывая случайно наткнуться на обслуживающий персонал или на жильцов. Ему хотелось вернуться на ресепшен. Но в туалет хотелось еще больше. Когда после очередного поворота сначала налево, потом направо он уперся в закрытую дверь, ему стало по-настоящему плохо. Как в третьем классе, когда он описался в лифте. И чувство облегчения было сильнее, чем ощущение позора. На его счастье, он увидел лестницу, точнее сначала почувствовал дуновение свежего воздуха и пошел на ветер, туда, откуда веяло прохладой. И оказался в маленьком дворике. Тут Макс с облегчением спрятался за аккуратным кустарником, и ему было все равно – находится дворик под видеонаблюдением или нет, выходят ли окна номеров во двор и для чего вообще предназначен этот дворик.
Назад он шел долго. Кружил, как ему казалось, на одном месте. Подумывал о том, чтобы ставить метки – чертить монеткой на стене, покрытой лишь штукатуркой, палочки или крестики. На ресепшене он добрался через шестнадцать минут – следил по часам. Парень мирно ужинал под присмотром мамы – она сидела напротив и смотрела, как ест ее сын. Макс подумал, что это самое важное дело для мам – смотреть, как ест ребенок.
Парень оторвался от трапезы – мама опять недовольно посмотрела на Макса, как если бы он был приятелем сына, который не вовремя позвал его играть в футбол. Макс получил ключ от номера и новые инструкции.
– Мы находимся на третьем этаже, – начал объяснять парень, рисуя на бумаге схему.
– Третьем? Почему на третьем? – уточнил Макс. Он бывал в разных местах, но ни разу не попадал в гостиницу, где первый этаж считался бы третьим.
Парень не ответил. А его мама хмыкнула – иностранцы попадаются весьма неумные, а говоря откровенно, просто глупые.
– Вы пройдете библиотеку – это такая комната, где лежат книги, там увидите лифт. Но он вам не нужен. Вы должны повернуть направо, и там будет другой лифт. На нем вы спуститесь на второй этаж. И найдете ваш номер, – о, у вас замечательный номер! Там прекрасный вид из окна, – инструктировал его парень.
Макс поблагодарил, взял бумажку-схему и пошел искать библиотеку. Нашел маленькую комнатку со столом, диванчиком и двумя креслами, скромным шкафчиком и огромным окном во всю стену. Невольно поддался порыву и выглянул в окно – это было что-то невероятное. Вид не просто завораживал – пригвождал гостя к месту, не давая возможности сдвинуться. Так можно было стоять вечно. Облака неслись слева направо, ветер дул в лицо, внизу горели огни. Где-то далеко бил колокол. Идти искать лифт, который не нужен, имея перед глазами такую немыслимую красоту, было решительно невозможно.
Впрочем, лифт и не находился. Макс сверялся с нарисованной картой, но похожего коридора не видел. В очередной раз, проходя по коридору, наткнулся на комнату горничных и кладовку. Обнаружил чудесную комнату отдыха – креслице и аккуратное бюро. И даже картинную галерею – вывешенные на стене картины для продажи. Макс разглядел все работы и поразился стоимости – очень дорого. Он опять захотел в туалет и, подстегиваемый организмом, принялся искать лифт. Удивительно, но лифт нашелся сразу же, прямо перед его глазами, в нише. Макс спустился на второй этаж – лифт на двух языках сообщил ему, что сейчас он закроет двери, спустит на второй этаж, откроет двери и вот, пожалуйста, второй этаж, как просили. Но в коридоре ни справа, ни слева не было нужного номера – другая нумерация. Макс вернулся на лифте на третий этаж и добрался до библиотеки. И уже оттуда, сверяясь с картой, двинулся снова.
Да, он попал в номер, оказавшийся единственным в этом закутке. Можно сказать, у него был персональный лифт и собственный этаж. Огромные окна, стены, украшенные гобеленами, и номер – крохотулечный. При этом удивительный – там была сохранена старая кирпичная кладка. Стояла отреставрированная мебель. Именно поэтому этот номер стоил так дорого – его не переделывали, не перестраивали в угоду туристам. Келья оставалась кельей. Зато в открытое настежь окно рвались виды – старая церковь, поля, горы. Невероятные запахи трав и цветов, особенно пронзительные по вечерам. Ванная на этаже, отделанная камнем, оказалась большой, с современной душевой кабиной, но неуютной. Из нее хотелось побыстрее выйти. Жесткий душ, льющийся потоком сверху, с потолка, вгонял в кожу иголки. Убавить напор не получалось.
Макс всегда плохо спал в отелях, обкладывался книгами, пультом от телевизора, планшетом. Здесь он не помнил, как заснул. Проснулся, когда будильник прозвонил семь. И через секунду в окно ворвался звон колокола. Было только одно чувство после пробуждения – нестерпимо хотелось есть.
В поездках Макс всегда был для всех проводником, ориентировался на местности, едва взглянув на карту. Именно он первым находил короткую дорогу от гостиницы, центральной площади, вокзала до нужного места. И только сейчас понял, каково это – испытывать фобию путешественника, оказавшегося в незнакомом месте. Или человека, который не мог ориентироваться ни по картам, ни по навигаторам. Такое тоже часто встречается.
Он не мог заблудиться в отеле. Это просто невозможно – ведь прошел его вдоль и поперек. Но страх не отступал – боялся заблудиться. Как ребенок, которого в гостях оставили в дальней комнате, велели вести себя прилично, и ему очень страшно выйти и дойти до туалета. Или найти маму, которая не похожа на себя – такая нарядная, красивая и совсем чужая. И сама комната, в которой он должен тихо сидеть, листать книжки или рисовать, – тоже страшная. Вдруг нахлынули все страхи детства. Он отчетливо вспомнил, как мама потеряла его в магазине, а потом сказала, что он сам виноват – не стоял в условленном месте. Она пообещала купить ириски «Кис-кис», намертво прилипавшие к зубам и оттого особенно вкусные. Забыв об обещании, пошла покупать готовые наборы еды в кулинарии – Макс их терпеть не мог. Но мама много работала и научила его вываливать на сковороду содержимое – котлету, зеленый горошек, пюре. Он стоял и смотрел, как пюре превращается в жижу, горошек расползается по сковороде. Котлеты так и оставались замороженными, сколько их ни подогревай. Сверху горячие, а внутри – разве что лед на зубах не скрипел. Они были несъедобными. Слишком много лука, который Макс ненавидел до приступа тошноты. Лук хрустел на зубах.
Макс знал, как дойти от кулинарии до дома, не боялся оставаться один, но там, в магазине, ему вдруг стало по-настоящему страшно. Его отталкивали от столов, на которых раскладывали уже купленные продукты, двигали ближе к двери, ругались, что колбаса столько стоит, курицу в соседнем магазине так и не «выкинули». Макс отчаянно ждал, что его позовут по громкой связи. Он слышал это на вокзале, в большом детском магазине. Строгий женский голос объявлял, что «Мишу Иванова мама ждет у фонтана» или «Миша Иванов, подойди к справочному бюро, тебя ждет мама». Но Макс так и не дождался подобного объявления. Мама нашла его сама и тут же отвесила подзатыльник.