– Елена, простите, какие наклейки? – задала я самый дурацкий вопрос из всех возможных. Но это тоже моя особенность – когда ничего не понятно, я цепляюсь за понятные бытовые детали.
– Не волнуйтесь, они заметные, – ответила Елена, кажется, обрадовавшись дурацкому вопросу.
– А куда их нужно клеить? – очень строго уточнила я.
– Ну, куда хотите. На ворота обязательно и на дверь дома, – ответила она тоже строго и ответственно.
Тут я сломалась окончательно. Какие наклейки мама собралась клеить на ворота дачи и при чем тут я, в конце концов?
– Елена, а что вы от меня хотите? – спросила я.
– Подписи, – честно ответила бедная женщина, которой, кажется, было так же плохо, как и мне.
– Подписи под чем, простите, каким документом?
– Нет, нет, не вашей подписи, а Ольги Ивановны. Вам вовсе не нужно беспокоиться и куда-то ехать! Меня предупредили! Но вы же не будете возражать, если Ольга Ивановна за вас распишется? Она же ваша мама, в конце концов, – снова залепетала Елена.
Вот с чего мне следовало начать объяснять? Что я вовсе не собиралась куда-то ехать и тем более что-то подписывать. Что, конечно же, буду возражать, если моя мать, которая «в конце концов», подделает мою подпись не пойми под каким документом. И что вообще-то она сомневается в нашем родстве, а не я.
– Я против, потому что ничего не понимаю, – ответила я, стараясь быть вежливой и сдержанной. Опять вышло излишне строго. – Давайте я все уточню у Ольги Ивановны и вам перезвоню.
Мамин телефон был хронически занят. Она сбрасывала мои звонки. Как всегда. Наконец дозвонилась.
– Мама, что происходит? Можешь мне объяснить? Ты же в прошлом юрист, зачем тебе понадобилась моя подпись? – закричала я.
– Потому что у тебя генеральная доверенность от моего внука. И только ты имеешь право подписывать документы от его имени, – ответила деловым тоном мама.
– Я в курсе! И что?
– А то, что я хочу поставить охранную сигнализацию на дом, раз не поставила на квартиру! Меня всю зиму там не будет, мало ли что. Мне так спокойнее, – объяснила мама. – Охрана официальная, не переживай. Приезжают сразу же. Не могу же я рисковать наследством любимого внука! Я могу расписаться за тебя, вот и все.
– Хорошо, а сразу нельзя было это объяснить? Мне позвонила какая-то Елена, и я вообще ничего не поняла.
– Да, я разговаривала с Еленой, ты ее напугала своим тоном. Ей пришлось пить капли от сердца после разговора с тобой. Ты все-таки совершенно не умеешь общаться с людьми. Хоть понимаешь, до чего довела женщину? Я ее еле успокоила. Сказала, что я тебя тоже боюсь и ты со всеми такая жесткая. Даже муж от тебя страдает.
– Муж от меня не страдает, и я не жесткая! – закричала я. – Просто не знаю, что ты в очередной раз придумала!
– Ой, а что такого ужасного я могла придумать? – возмутилась мама.
– Например, позвонить и сообщить, что умираешь, – напомнила я. – А теперь вдруг передумала и решила поставить охранную сигнализацию на дачу. Никогда не собиралась.
– Ты вообще женщину до инфаркта чуть не довела! – объявила мама.
Выяснилось, что Елена до того, как стать сотрудницей охранного предприятия, отвечающего за безопасность граждан и их имущества, работала в школе учителем начальных классов. И все было бы у нее хорошо, если бы не директор школы Светлана Ивановна. Та была женщиной строгой и требовательной. А главное, никогда не кричала, но говорила таким голосом, что волосы даже на руках становились дыбом. И вот когда Елена услышала мой голос, сразу же вспомнила Светлану Ивановну. Ну один в один тон. Поэтому ей стало так нехорошо, будто она снова попала на педсовет и там ее Светлана Ивановна называет мямлей и призывает говорить четко и исключительно по делу.
– Ну прямо как ты, – объяснила ситуацию моя мама.
– И что такого? Да, я вообще ничего не поняла из того, что эта Елена сообщила. – Я категорически отказывалась чувствовать себя виноватой.
– Очень ты жесткая и неприятная. Как тебя муж терпит? – завела мама свою любимую пластинку. Она убеждена, что мой супруг, ее драгоценный зять, – счастье, свалившееся мне на голову, причем по ошибке. То есть мой муж должен был свалиться на чью-то другую голову, но судьба ошиблась адресатом. И я его, то есть такого замечательного мужа, совершенно не заслуживаю. О чем мама напоминает мне в каждом разговоре. Да, кстати, она дала мне прозвище – Пентагон. Так и называет, когда общается с зятем и внуками. Мол, ну как Пентагон, совсем вас замучил? То есть я составила невыносимый график тренировок, репетиторов и так далее. У зятя мама не спрашивает, как дела у ее любимой доченьки. Она уточняет: «Пентагон как, работает?» Я каждый раз жду, когда она позвонит и произнесет классическую фразу из фильма: «Хьюстон, у нас проблемы».
– Мама, а почему тебя бабушка так странно называет? – спросила как-то маленькая дочь, которой я, в силу ее возраста, не могла объяснить ни про Пентагон, ни про Хьюстон, ни про бабушку, которая считает меня занудой, а пунктуальность – расстройством психики. И именно поэтому очень ценит зятя, который столько лет терпит рядом с собой зануду с психическим расстройством.
– Потому что бабушка другая, ты же знаешь. Она не любит правила, ограничения, режим и думает, что я вас в них вгоняю, – объяснила я.
– Я тоже себя вгоняю в правила и режим каждый день, – пожала плечами дочь, – ты-то тут при чем? Бабушка просто не знает наших учителей. Вера Владимировна точно монстр по сравнению с тобой. Ты бы точно поставила пятерку за красивые глаза, я тебя знаю, а Вера Владимировна требует, чтобы мы на каникулах пришли и написали дополнительные работы, если хотим дополнительной пятерки.
– Да я бы тебе пять пятерок поставила за твои красивые глаза! – воскликнула я.
– Бабушка просто не знает, какие сейчас нравы в школе, – сказала дочь. Меня потрясло слово «нравы», и я ушла, не уточнив, откуда оно взялось у современного поколения.
– Ты бы себе хоть грудь сделала, – иногда советует мама.
– Зачем? – уточняю я.
– Ну так, хоть какое-то разнообразие. – Мама считает, что новая грудь очень порадует ее зятя.
– Меня устраивает моя грудь.
– Ну, не хочешь грудь, сделай попу. Как сейчас модно, – не отстает мама.
– Зачем? – снова уточняю я.
– Какая ты все-таки скучная, – обижается на то, что я ее не понимаю, мама. Она в свои семьдесят четыре года очень хотела сделать себе и грудь, и попу. К счастью, ни одна клиника не согласилась иметь с ней дело. Да и никто в здравом уме не согласился бы. Маму и из государственной больницы «отчисляли» раньше времени за плохое поведение – курение в неположенных местах, распитие спиртных напитков в палатах, азартные игры и угрозу жизни другим пациентам. Я все время с ней чувствую себя матерью сложного подростка. Не знаешь, когда бежать в школу и за что отвечать.
– Муж меня прекрасно терпит! – заорала я. – Хочешь сигнализацию, ставить, хочешь подделать мою подпись – пожалуйста!
Тут уже я бросила трубку. На следующий день опять раздался звонок с неизвестного номера, и я на него ответила. На часах было ровно восемь тридцать утра.
– Простите за ранний звонок…
Я узнала Елену по голосу.
– Да, понимаю. У самой дочь – школьница. Что-то случилось? Я дала разрешение маме подписаться за меня, – ответила я насколько возможно дружелюбно, учитывая, что по утрам я вообще не милая женщина.
– Я хотела уточнить, на кого мы ставим сигнализацию – на Ольгу Ивановну или на дом? – спросила Елена.
– А что сказала на этот счет Ольга Ивановна?
– Если честно, я не очень поняла. – Елена чуть не плакала.
– Давайте ставить на дом. Ольге Ивановне сигнализация с наклейками точно не нужна, – заверила ее я. – Поверьте, она вполне может за себя постоять.
– Но она же женщина в возрасте, у нее никого нет…
– Елена, послушайте, у Ольги Ивановны есть семья – я, дочь, любимый зять, внуки, сиделка, домработница и так далее. Просто мама очень любит устраивать квест для родственников – кто первый ее найдет, если она перестанет выходить на связь. Понимаете, развлечение такое. Уехать не пойми куда, и пусть родные стоят на ушах. А она прикинется сиротинушкой. У нее есть перцовый баллончик и электрошокер. Баллончик отлично действует, я его на себе испытала. Извините, но шокер не попробовала. Так что за безопасность мамы я бы не тревожилась. Ставьте защиту на дом.
– Да, Ольга Ивановна рассказывала, что в детстве вы придумывали разные небылицы, выдавая их за реальность. Из-за этого вас из школы отчисляли, – поделилась Елена.
– Ольга Ивановна обеспечила мне писательскую карьеру, поскольку я была свидетелем ситуаций, которые она называет небылицами. А из школы меня не отчисляли. Просто мама решала вдруг изменить жизнь, свою и мою заодно, уезжая бог знает куда и бог знает зачем.
– Удивительная женщина! – восторженно воскликнула Елена.
– Да, если это не ваша мама! – рявкнула я. – Куда хотите, туда и ставьте вашу сигнализацию. Хоть на маму, хоть на дом.
– Но Сергей Анатольевич сказал, что я должна с вами согласовать…
– Сергей Анатольевич? Это тот самый Сережа?
Кажется, Елена упала в обморок.
– Простите, мама мне говорила, что будет звонить некий Сережа. И он отвечает за сигнализации, – пояснила я.
– Сергей Анатольевич – наш начальник… – с дрожью в голосе сказала Елена. – Мы-то что, только документацию ведем…
Кажется, Елена была тайно влюблена в начальника и не понимала, почему какая-то женщина в возрасте уже называет его Сережей, а она даже мечтать о таком не смеет.
– То есть если что-то случится, если в дом кто-то влезет, сигнал поступит вам и приедет наряд? – Я попыталась отвлечь Елену от мыслей о ее незадавшейся женской судьбе. Мало того что я ей напоминала бывшую директрису, не хватало еще, чтобы она ревновала начальника к моей маме. Аргумент, что мама старше Елены лет на тридцать минимум, точно бы не подействовал.
– Да, еще у нас будет дубликат ключей, так что мы сможем все проверить в доме. – Елена, к счастью, быстро переключилась.