– И что? Он как-то нехорошо себя повел, когда вы были на отдыхе? – спросила я.
– Он очень хорошо себя повел. Так хорошо, что я не ожидала. Вот теперь не знаю, страдать или радоваться, – ответила она.
Тамара рассказала, что на две недели сняла большую квартиру в доме на первой линии от моря. Две спальни, большая гостиная, совмещенная с кухней. И Берти собирался приехать первым, а потом должна была присоединиться его избранница.
– Слушай, такая хорошая девочка. С красным дипломом школу окончила, музыкальную тоже с красным дипломом, учится на бюджете, сама поступила, умничка. Как поступила в институт, жила в общежитии, сама со всем справлялась, – рассказывала Тамара.
– Это прекрасно. Но красный диплом не всегда помогает в семейной жизни, – заметила я.
– Ох, совсем не помогает, дорогая, лучше бы троечницей была, да!
Берти, как рассказала Тамара, приехал и сразу стал немножко нервным. Сказал, что в этой квартире хуже, чем в общаге, и он не знает, что делать, когда приедет Настя.
– Слушай, я три раза вещи туда-сюда переносила, чтобы Берти перестал панику туда-сюда разводить! – воскликнула Тамара.
В квартире, которую сняла Тамара, чтобы всем было удобно, оказалась одна большая спальня с огромной кроватью, а также душем и туалетом прямо в комнате. Вторая спальня, по сути, была детской, с полутораспальной кроватью. В гостиной стоял огромный диван – белый, кожаный, раскладывающийся во взлетную полосу на аэродроме.
– Мой Берти выселил меня из большой спальни! Свою родную маму! Ради этой Насти! – призналась наконец Тамара, после чего расплакалась.
– Ох… – Я не знала, что еще можно сказать в подобной ситуации.
– Ладно я! Но как он не подумал об отце? – продолжала всхлипывать Тамара. – Мой Ника две недели не спал, катаясь по аэродрому! Как я могла ему постель заправить? Скажи! Ты когда-нибудь заправляла кожаный диван?
– Нет, – призналась я.
– И я нет! Так вот знай – это невозможно! Никак! На кожаном диване можно сидеть, кино смотреть, но не спать на простыне!
В результате долгих семейных споров и перекладывания вещей большую спальню отдали «детям» – Берти и Насте. Тамара переместилась в детскую. Она одна с трудом помещалась на кровати, так что Нике пришлось спать на белом кожаном диване без постельного белья – застелить диван было невозможно.
– Она хорошая девочка, очень умная, – вытирая выступившие слезы, сказала Тамара.
– То есть вообще по хозяйству ничего не делала? – спросила я напрямую.
– Почему не делала? Очень делала! Моего Берти научила готовить! Он теперь так мясо жарит, картошку, что я им горжусь! Все умеет! И салат порежет, и на рынок сходит! – ответила, наконец рассмеявшись, Тамара. – Слушай, я картошку поставила пожарить, как Берти любит – кружочками на сковороде. Что сложного? Разложить, перевернуть, все! Говорю ей, присмотри за картошкой, мне нужно пропылесосить. А она спрашивает, как присматривать? Ну что я должна была ей ответить? Что картошка не младенец? Перевернула, и все. А она, оказывается, боится, когда горячее масло. Вдруг ей на руку попадет, обожжется. – Тамара говорила с искренним удивлением в голосе. Кажется, она даже не подозревала, что такие девушки существуют в природе.
– Ну хоть что-то она делала?
– Да, белье на сушилке развешивала. Очень аккуратно, встряхивала так, что ни одной складки не оставалось, – ответила Тамара.
– Ну вот! Это же замечательно! – воскликнула я.
– Она так делает, потому что гладить не умеет, – пояснила Тамара.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Ох, дорогая, я не знаю! Но она мне сказала, что боится утюга. Вдруг обожжется? Поэтому никогда ничего не гладит. У них и утюга-то не было, – тихо и горестно добавила Тамара. – Может, это болезнь какая? Жалко девочку. Раз так боится обжечься.
– Болезнь – это наоборот, когда себя сигаретами прижигаешь, например. Селфхарминг. А когда боишься – это хорошо устроилась, – хмыкнула, не сдержавшись, я.
Я прекрасно понимала свою соседку. Мы с ней в этом были похожи: отглаживали рубашки и брюки так, чтобы они даже не смели в течение дня помяться. Мы гладили не только нижнее белье, но и носки. Как можно выйти из дома, если носки не выглажены? Позор. Тамара же, как и я, еще проглаживала на ночь пижамы, чтобы ребеночек надел теплое, только из-под утюга. Не дай бог застудится!
– Я удивляюсь своему Берти, – заметила Тамара, видимо, как и я, вспомнив, как наглаживала сыну носки и пижамы, – он к такому совсем не привык!
– Может, и вправду любовь?
– Ох… да, он к ней очень трепетно относится. Так трепетно, что даже я – разумная женщина – начинала ревновать, хотя запретила себе. Твой совет очень помог – я думала, что у меня два ребенка. Только один почему-то стал готовить, убирать за собой, гладить собственные футболки, мыть посуду. А другой ребенок утаскивает чашки, тарелки, стаканы в комнату, и они там стоят сутки! Грязные! То есть мой Берти повзрослел, как и положено, а рядом с ним оказался подросток! Слушай, ну как так можно? Она же девочка!
О, это причитание я слышала с раннего детства: «Ты же девочка!» Значит, надо убирать, готовить, вытирать пыль и так далее. Но сейчас я опять согласилась с соседкой. Мой сын в подростковом возрасте тоже пытался устроить в комнате фабрику по разведению плесени в чашках и тарелках, но я ему быстро напомнила, что маме это не нравится. Так сильно не нравится, что лучше относить посуду на кухню и обязательно ее мыть. Иначе утром я устрою в его комнате на полу мозаику из разбитой грязной посуды. И надо помыть не только свою тарелку, но и все остальное, что лежит в раковине. Почему? Потому что я мою посуду, не выясняя, кто из нее ел! Поэтому и все остальные моют все, что под рукой!
Кажется, Тамара собиралась сказать приблизительно то же самое Насте, но Берти маму опередил – вынес из комнаты всю посуду и перемыл.
После этого Тамара решила, что остался один шанс. Есть ведь женщины, которые не любят готовить, мыть посуду, но зато с удовольствием наводят порядок в квартире – моют полы, вытирают пыль, раскладывают вещи на полках шкафа по цветам, например.
Тамара решила устроить уборку и выдала Насте тряпку и средство для чистки раковины и душа. Тамара успела пропылесосить и помыть всю квартиру, вытереть пыль во всех местах, куда не доходили руки профессиональных клинеров, отдраить до фабричного блеска плиту и духовку. Наконец постучалась в комнату сына и его девушки, где стояла подозрительная тишина. То есть уборкой там не пахло и ничего не грохотало.
– Ой, здрасте, – открыла дверь перепуганная Настя. Она держала в руках тряпку и средство, которое ей два часа назад выдала потенциальная свекровь.
– Настюша, помыла все? – как можно ласковее спросила Тамара. – Умничка.
– Нет, еще не успела, – ответила барышня. – Я не знала, куда пшикать. На тряпку или сразу на раковину?
– А куда угодно, лишь бы отмыть, не пробовала? – уточнила с нежностью в голосе Тамара.
– Томочка, я сварю тебе кофе! – тут же подскочил Николай, который как никто чувствовал, кому и когда может грозить смерть от руки его дражайшей супруги.
– Понимаешь, она совсем не домашняя девочка. Ничего не умеет, ничего не может, – покачала головой Тамара.
– Может, научится? Мы тоже в молодости не все умели. – Я не знала, как успокоить соседку.
– Ой, ты же не падала в обморок на базаре! Кто вообще падает в обморок на базаре? – воскликнула Тамара. Речь, судя по всему, зашла о совсем наболевшем.
Да, базар, рынок для нас, девочек, выросших в любом кавказском селе, был главным местом, центром жизни, можно сказать. Я выросла в селе, торговала на базаре урожаем с собственного огорода. Тамара на все лето отправлялась в деревню к бабушке с дедушкой и тоже знала, что такое огород, куры, овцы, базар. Бегающие в курятнике куры для нас – не домашние животные, а источник пропитания. Барашек – праздничная еда. Овца – шерсть на одежду. Петух – вкуснейший бульон. Корова – молоко, сметана, сыр. Рынок – источник всех главных сплетен плюс ипотека, бартер, ломбард и благотворительный центр – там можно было взять взаймы, а отдать потом, когда сможешь. Получить что-то бесплатно или взамен услуги. Обменять, просто отдать. А еще – всегда бесплатная еда для ребенка. Меня кормили всем рынком. Потому что как не угостить ребенка персиком, как не заставить его съесть помидор или не выдать кусок пирога? А потом смотреть и радоваться, что ребенок ест и он сыт. Рынок – счастье, когда можешь напробоваться всем так, что не захочешь ни обедать, ни ужинать. Я все свои две беременности провела на крошечном рынке рядом с домом – меня тошнило буквально от всего. Вообще не могла есть. Сначала ранний, потом поздний токсикозы. Только на рынке у меня появлялся аппетит и удавалось поесть. Когда становилось плохо, меня усаживали на деревянные ящики позади прилавка. Там отпаивали крепким чаем, компотом из клюквы или кизила, который специально для меня варила тетя Нина, отвечавшая за еду на рынке. Считалось, что клюква и кизил очень полезны для беременных. Тетя Нина готовила на крошечной кухоньке и развозила по рядам еду. Меня она отпаивала крутым бульоном, уговаривала съесть пирожок. Накладывала еду с собой, чтобы я могла покормить мужа. Там, на ящиках, мне становилось хорошо и спокойно.
Когда лежала в роддоме на сохранении, ничего не могла есть. Тут же начиналась рвота. Врач не знал, что со мной делать, никакие лекарства и капельницы не действовали. Я попросила отпустить меня на рынок. Врач пожал плечами и согласился. Если бы не тот рыночек, не тетя Нина со своим фирменным бульоном, пирожками и курицей, которую, опять же, готовила специально для меня – отварную, никаких специй, зажарок, соусов, но ту, которую я ела в детстве, – я бы обоих детей не доносила. Тетя Лена приносила домашний сыр и творог, а Зураб – телячью вырезку. Анжела отвечала за фрукты и овощи, Лина – за рыбу. Потом они снаряжали Зейнара, который доносил до моей квартиры пакеты, забитые продуктами. Мне было легко готовить – все уже очищено от пленок, промыто, выпотрошено. Не перестаю всех за это благодарить. Но если что, я знаю, как ошпарить, ощипать и выпотрошить курицу. Уже перед самыми моими родами, когда поздний токсикоз стал совсем невыносим, Зураб прислал для меня бутылку коньяка. Рядом была записка: «Пусть муж пьет, а ты нюхай». Возможно, это была ароматерапия, возможно, самовнушение. Но последние месяцы беременности я не расставалась с рюмкой. И только запах хорошего, присланного родственниками Зураба коньяка помогал мне не лежать в унитазе вниз головой. Муж боялся его пить – вдруг мне понадобится понюхать? В роддом я тоже приехала с бутылкой. Медсестра сказала: «Ну, совсем уже». Но именно в коньяк я верю больше всего и всем его советую от токсикоза. Не пить, а нюхать.