И она надевает шляпу.
— Я сейчас пойду за покупками, а ты веди себя хорошо. И чтоб ни звука.
Бабушка чмокает Фридера в щёку и уходит.
Фридер стоит в прихожей и сердится. Бабушка не хочет с ним праздновать! Гадство! А ему так хочется праздника. Как у взрослых. С красным вином и сигаретами.
— Бэ-э-э! — кривляется Фридер, обращаясь к закрывшейся входной двери. И раз уж дверь закрыта, а бабушка уже спустилась по лестнице вниз, он добавляет ещё: — Глупая, глупая бабушка.
Бабушка ведь ничего не услышит. Она идёт за покупками. За полезными продуктами к ужину. Хрустящие хлебцы и мягкий сыр. Для праздника это совсем не годится. Только для обычного скучного ужина. Фридер сердито топает ногой и вдобавок высовывает язык. Только топать ногой и высовывать язык, если никто этого не видит и не слышит, тоже глупо.
Фридер стоит и раздумывает. И вдруг ему приходит в голову идея.
Надо самому устроить праздник!
Да! Он уже знает, как это сделать. Видел по телевизору. Там люди были одеты в красивую, блестящую одежду. Они курили, пили красное вино и праздновали. Фридеру всё это очень понравилось.
Фридер несётся в детскую. Для праздника нужно одеться нарядно, это ясно. Фридер распахивает шкаф и роется в нём. Швыряет вещи на пол. Копается в рубашках, штанах и носках. Ничего нарядного нет. А уж блестящего — тем более. Одни только практичные пёстрые вещи. Фридер мчится к шкафу бабушки и роется в нём. Швыряет вещи на пол. Здесь тоже ничего блестящего нет…
Но вот он вытягивает из шкафа что-то длинное. Это бабушкина ночная сорочка — розовая, с двумя ленточками у шеи. Она выглядит замечательно. Фридер надевает её через голову. Сорочка волочится по полу, а ленточки болтаются у Фридера на животе. Их надо завязать бантиком. Но бантики Фридер завязывать не умеет. Это очень трудно.
Ну ничего, праздновать можно и без них. Сорочка розовая и длинная — она без всякого сомнения праздничная. Почти как настоящее вечернее платье.
Медленно и торжественно Фридер шествует на кухню. Там он становится на колени и обыскивает кухонный шкаф. Ему нужно красное вино. Вот оно! Ура! Полбутылки. На самой нижней полке в кухонном шкафу.
Фридер осторожно несёт бутылку к столу. Потом осторожно достаёт стакан и аккуратно ставит его рядом с бутылкой.
Теперь не хватает только сигарет. У бабушки их нет, это ясно. Фридер стоит и размышляет. Ему обязательно нужны сигареты! Без сигарет праздника не бывает.
И вдруг его осеняет.
Можно сделать сигареты самому!
И он уже придумал как! Это очень легко. Фридер подбирает полы вечернего платья, оно же бабушкина ночная сорочка, и мчится в туалет. Там он дёргает за рулон туалетной бумаги, отрывает от него кусочки и сворачивает их в маленькие рулончики. Получается! Рулончики выглядят почти как сигареты, почти как настоящие.
Фридер радуется и несёт рулончики-сигареты на кухню. Теперь наконец можно начинать праздновать.
Медленно и торжественно Фридер садится за стол.
Медленно и торжественно наливает в стакан красное вино — и почти ничего не пролилось.
Медленно и торжественно Фридер поднимает стакан, медленно, торжественно и очень громко говорит:
— Ваше здоровье!
Так нужно говорить, когда праздник.
Фридер ухмыляется. Он рад. Красное вино замечательно смотрится в стакане! Фридер отпивает большой глоток… и глаза у него лезут на лоб. Фу, гадость какая! У вина ужасный вкус! Оно горькое-прегорькое! Фридер не знал, что у красного вина такой гадкий вкус. Лучше всего снова выплюнуть его в стакан. Но так нельзя. В телевизоре нарядно одетые люди ведь не плевались, они говорили: «Ах, какой изысканный вкус!» И курили.
Фридер тоже говорит: «Ах, как вкусно!» и берёт сигарету из туалетной бумаги. Теперь ему нужно покурить. Курить наверняка вкуснее, чем пить вино. Но оказывается, курить ничуть не вкуснее. Вкус просто отвратительный. Даже если дыма нет. Фридер кашляет, поперхнувшись, и проглатывает половину сигареты! Этого только ему не хватало! Сигареты же не едят! Сейчас она застрянет у него в горле!
От страха Фридер делает большой глоток вина. Половина проливается на бабушкину вечерне-ночную сорочку, на ней расплывается большущее пятно. Другая половина оказывается у Фридера в желудке, и от этого ему делается очень жарко. И как-то странно. В голове шумит. В живите бурчит… Фридер сглатывает, ещё раз и ещё… и тут ему становится плохо. Да как!
Он бросается в туалет, спотыкается, наступив на ночную сорочку, она громко говорит «тр-р-р», и в ней появляется дыра. От пола до колена. И тут выпитое вино неудержимо рвётся из Фридера наружу. И попадает прямо в середину унитаза. Фридера тошнит, Фридер стонет…
Тут в дверях появляется бабушка. Она хватается руками за голову и причитает:
— Да что ж это такое? Негодник в туалете, в моей лучшей ночной сорочке! И вдобавок его рвёт!
— Бабушка, мне так плохо! — жалобно стонет Фридер, сгибаясь пополам. По щекам у него текут слёзы.
— Я, конечно, старая женщина, но не слепая, — говорит бабушка, хватает Фридера в охапку и поддерживает ему голову. Фридера тошнит, он стонет, бледный как полотно, и крепко держится за бабушку.
— Это всё оттого, — говорит бабушка, — что кто-то не хочет слушаться! Вот его теперь и выворачивает.
Она умывает Фридеру залитое потом лицо. И руки тоже. А про пятно на ночной сорочке и дырку в ней не говорит ни слова. Она только глубоко вздыхает, качает головой, а потом говорит:
— А теперь иди на кухню, поросёнок ты эдакий! Будем ужинать.
— Я больше никогда не захочу никаких праздников, бабушка, никогда больше, — шепчет Фридер и плетётся за бабушкой, путаясь ногами в ночной сорочке.
— Ну-ну, — говорит бабушка, усмехаясь, и показывает на стол. Там стоит бутылка малинового сока. Красного, как красное вино. И ещё на столе лежат сигареты. Коричневые, как шоколад.
— Ух ты, бабушка! — удивляется Фридер и тоже улыбается. — Мне уже больше не плохо, ба! Наверное, я всё-таки хочу праздновать.
— Слушай меня, негодник, — говорит бабушка, беря хрустящие хлебцы и сыр, — сначала в живот должно попасть что-то основательное, а уж потом можно праздновать, ты меня понял?
Фридер кивает и сияет.
А потом бабушка и Фридер приступают наконец к празднику. Он продолжается весь вечер. Праздник с малиновым соком и шоколадными сигаретами.
А потом бабушка посадила себе на блузку красное пятно. Капнула красным малиновым соком.
А потом бабушке стало плохо. Потому что она съела слишком много шоколадных сигарет…
Друг по имени Батци
— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает за бабушкину юбку. — Бабушка, я хочу, чтобы у меня был друг! И чтоб его звали Батци.
— Да отстань от меня, шпингалет! — ворчит бабушка. — Не мешай, ты же видишь: я занята.
Она стоит на коленях перед кустом чёрной смородины и обирает его. Ягодку за ягодкой. Корзинка ещё далеко не полная.
Фридер топчется рядом и скучает. У него нет никакой охоты рвать смородину. Он не любит собирать ягоды. Он любит их есть.
— Ну бабушка, мне так хочется друга Батци, — вздыхает он и берёт смородинку из бабушкиной корзинки. Нет, три!
— Руки прочь, сладкоежка! — говорит бабушка и отталкивает руку Фридера от корзинки. — И вообще, зачем тебе друг? У тебя же есть я!
— Друг лучше, — ноет Фридер. — Ты никогда со мной не играешь! Совсем-совсем никогда!
На это бабушка отвечает только: «Ха!», и Фридер поспешно отходит подальше.
Если бабушка говорит «Ха!», это чаще всего не сулит ничего хорошего…
Фридер решает пойти погулять. Гуляет он всегда вокруг садовых грядок. Сначала налево — вокруг грядки с салатом. Потом направо — вокруг других овощей. Скучно. Фридер вздыхает — тяжело и долго. С другом — с Батци — он бы сейчас поиграл. Погоняли бы в футбол. Или поборолись. Или позлили бы бабушку… Вот было бы здорово! Надо подкрасться тайком, как индейцы, и быстренько развязать бабушкин фартук… Он потянет за правую завязку, а Батци — за левую. И когда бабушка встанет, фартук с неё упадёт. Прямо в садовую грязь. Потом она крикнет «Ха!» и примется ловить виновников. Но виновники очень проворны, они умеют бегать быстро-быстро, как индейцы. И они вместе спрячутся. Батци и он. За бочкой с дождевой водой. И будут там сидеть и хихикать. Вместе.
Фридер не может сдержать смеха. А потом снова вздыхает.
Потому что в саду нет никакого Батци. Куда ни посмотри — нигде его не видать. Здесь только бабушка. Гадство!
Недовольный Фридер приседает на корточки. Рядом с салатом. И даже немножко наступает прямо на салат. Но только одной ногой. Если бабушка такое увидит, она будет ругаться. Она терпеть не может, когда наступают на её посадки.
Фридер убирает ногу. Салат ведь ни в чём не виноват.
Он растёт себе, весёлый и зелёный. Вот если бы тут вырос Батци… — тоскливо думает Фридер. — то было бы гораздо лучше. Дурацкий салат!
Но друзья не растут на грядках, Фридер это давно знает. Он мрачно шмыгает носом и ворчит про себя… и вдруг прислушивается.
Кто-то кричит. Высоким, тонким голоском:
— Фридер, Фридер, иди сюда! Будем играть. Батци пришёл!
Кто-кто пришёл? Фридер вскакивает и глядит… Это бабушка машет его игрушечным ведёрком и кричит на самой высокой ноте:
— Эй-эй! Вот и Батци! Э-эй!
Фридер озирается вокруг… он не видит Батци, он видит только бабушку.
А она всё машет ведёрком и кричит:
— Иди сюда, будем играть! В куличики!
Наконец Фридер понимает. Он стремглав несётся к бабушке, к бабушке-Батци.
— Ну что ты, бабушка! — ухмыляется Фридер. — Батци же не маленький! — И отнимает у неё ведёрко.
— Отдай! — взвизгивает она и пытается отобрать его назад.
— Поймай меня, Батци! — кричит Фридер и мчится прочь. Батци, пыхтя, бросается за ним. Они носятся вокруг грядок с салатом и вокруг грядок с другими овощами.
Около бочки с водой Батци наконец поймал Фридера. Потому что Фридер дал себя поймать. Ведь его друг не такой быстрый, как он. Это же ясно.