Он не ждал, что мы сделаем то же самое. И мы не решились. Ведь Ивка для этого Жени был почти как братишка. А мы так, одни из многих…
Арунас проговорил вполголоса, будто сам себе:
— Вот странно…
— Что странно? — Ивка оторвался от креста.
— Может, в этого Женю стрелял из автомата мой отец… — Он сказал это без виноватости, только с печальным удивлением.
— Нет, — вздохнул Ивка так же негромко. — Женя погиб от взрыва, от снаряда…
«А может, Женя стрелял в твоего отца, — подумал я. — И может, даже попал… Неизвестно ведь, кто из них погиб раньше».
— Ивка, а почему нет числа, когда он родился и когда убили?
— Когда убили, точно ведь неизвестно… Пойдем, да?
Когда мы выбрались через дыру в заборе, я заметил, что солнце уже перешло середину дня. Очень хотелось есть.
По шоссе пропылил желтый милицейский «рафик». Я увидел вдруг, что Арунас весь напружинился.
— Ты чего испугался-то?
Он виновато мотнул головой:
— По привычке. Я ведь беглый… Последний раз слинял из детприемника недалеко отсюда, в Некрасове. В марте еще…
— И где же ты после этого жил? — удивился Ивка. — В марте еще снег.
— На заброшенной стройке, в подвале… Там разные пацаны собирались. Ничего, нормальные ребята. Днем добывали кто что мог — а вечером всё в общую кучу. И пир горой… Но потом появился там один, большой уже. Велел звать себя шефом… И потом он и еще один замочили какого-то дядьку…
— Как замочили? — удивился простодушный Ивка.
— Ну как… заточкой… Чтобы взять бумажник, часы и шапку. На пустыре за котельной. Свалили его, а другим ребятам велят: добивайте. Я как увидел это… ну, что он мертвый… кувырок назад и — ноги… И в ту же ночь смотался из Некрасова в товарном вагоне…
ДИЛЕТАНТ ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ
Мы ждали автобуса долго. А когда он подкатил наконец и приглашающе зашипел дверьми, оказалось, что Арунас не может встать со скамьи.
Он сидел, привалившись к спинке из поломанных реек. На лбу его были капельки, а лицо сделалось острым и почти белым.
— Что с тобой? — Ивка оттолкнул сумку и вскочил.
Арунас сказал обыкновенным голосом, но не открывая глаз:
— Это сейчас пройдет. У меня так бывает иногда — будто мешком по голове. А минут через пять отпускает… Вы езжайте, а я посижу.
Я начал беспорядочно думать: что тут можно сделать? А Ивка сказал самое простое:
— Мы посидим с тобой, а потом проводим до дома.
— Не надо. Я сам…
— Мы проводим, — сказал Ивка.
Кроме нас, пассажиров на остановке не было. Пожилой водитель добродушно спросил из кабины:
— Эй, молодежь, вы едете? Следующая машина будет через час, не раньше.
Ивка разъяснил ясно и отчетливо — так, как он умел:
— Видите, у мальчика закружилась голова. Подождите немного, пожалуйста.
— У мальчика голова, а у меня график… Посадите его к окошку. Голову обдует, и все пройдет…
Арунас рывком встал. Качнулся, но сказал решительно:
— Да, поехали.
Мы устроились на переднем сиденье. Арунас высунул голову наружу. Автобус покатил… Минуты через две Арунас откинулся на спинку.
— Плохо, да? — испуганно сказал я.
— Нет, ничего уже. Я ведь говорил — пройдет… — И правда, прежней бледности не было. Водитель беспокойно поглядывал на нас в переднее зеркало, но скоро на остановках набралось немало пассажиров, загородили кабину. Арунас держался. Даже улыбался иногда: не тревожьтесь, мол.
Мы сошли на Пушкинской.
— Ладно, я пойду, — сказал Арунас. — Тут недалеко.
— А как голова-то? — проявил я напоследок беспокойство. — Нормально? — Мне хотелось поскорее домой.
— Все в порядке.
Я поверил. Ивка оказался внимательнее.
— Нет, не все в порядке… Мы же обещали проводить тебя до дома.
Арунас не спорил. Может, просто не хотел расставаться.
И мы пошли шеренгой — Арунас посередине.
Жил он в двух кварталах от остановки на улице Крылова. Мы прошли в арку обшарпанного трехэтажного дома, оказались в обширном дворе — заросшем сорняками и захламленном. В глубине двора стоял одноэтажный кирпичный дом — длинный, с несколькими крылечками.
Мы остановились у крайнего крыльца. На обитой ободранным дерматином двери висел жестяной почтовый ящик. Голубой с белой надписью: «Г. М. Тутарский».
Арунас поднялся на крыльцо, нажал на кнопку. Дверь открылась почти сразу. Хозяин встал на пороге.
Он был высокий, худой и сутулый. С редкими седыми волосами, гладко зачесанными на пробор. С выбритым лицом, длинным носом и в очках с толстыми стеклами. Ну, типичный старый часовщик, этакий мастер своего дела.
— А, наконец-то… Здравствуйте, молодые люди.
Я буркнул «здрасте». Ивка сказал ясным своим голосом:
— Здравствуйте. У Арунаса закружилась голова, и мы решили проводить его.
— Весьма благодарен… А ты, значит, опять? Вот свалишься где-нибудь… Заходите, будьте любезны.
— Да нет, нам домой пора, — быстро сказал я.
— Ну, на минутку. Расскажите хотя бы в двух словах, как и что. Сделайте одолжение, голубчики… — Он как-то неуловимо потерял строгость, будто под его мешковатым пиджаком ослабли натянутые жилы.
— Идем, а? — шепотом сказал Арунас. Мы с Ивкой переглянулись и вошли.
Вошли в разноголосое тиканье. Часы были повсюду: на стенах, на столе, в застекленном шкафу и на подоконнике. Всякие. Круглые, квадратные, маленькие, большие, с бронзовыми фигурками, с тяжелыми гирями и маятниками, в резных старинных шкафчиках на узорчатых подставках. Я завертел головой.
— Деда Гена, это… Саша, а это Ивка. Полное имя Иван, только Ваней его никогда не зовут… — Арунас, видать, вспомнил про обязанности хозяина.
— Да-да. Я рад, что у тебя появились наконец достойные знакомые… А я Геннадий Маркович.
«Г. М. Тутарский», — вспомнил я почтовый ящик.
— Садитесь, друзья мои…
«Да нет же, нам пора», — хотел сказать я, но Ивка присел на край узкого клеенчатого дивана.
— Садитесь, садитесь… — Геннадий Маркович шагнул в сторону, и за ним оказалось еще одни часы — в простенке между шкафом и дверью в другую комнату.
Ивка быстро тронул меня за руку:
— Саша, смотри. Как у вас…
Но они были не как у нас. Они были просто наши.
Мне сразу стало спокойнее. Я перестал стесняться. Словно зашел к незнакомым людям и неожиданно увидел друга. Ну, конечно, теперь у часов другой хозяин, а все-таки хорошая встреча!
— Геннадий Маркович, скажите, пожалуйста! Вы купили эти часы в комиссионном магазине?
Он не удивился вопросу. И будто обрадовался:
— Ну, что ты, милый мой! Откуда у меня деньги на такие покупки! Я выменял их у одного любителя антиквариата. На другие часы. Были у меня бронзовые, настольные, в стиле рококо, восемнадцатый век. С амурами и завитушками. Я их очень ценил, но всегда хотелось иметь вот такие, большие. Чтобы они стали стержнем моей коллекции…
— А почему они не идут? — сказал я осторожно.
— Ума не приложу! Целый месяц шли исправнейшим образом, а неделю назад встали и ни в какую… Я перебрал весь механизм, проверил каждый зубчик на всех шестеренках. Увы! Качну маятник, они потикают полминуты и опять стоп… Признаться, за последние годы для меня это самое большое разочарование. И можно сказать, удар по престижу. Я все-таки мастер с немалым стажем, а тут оказался бессилен…
— Можно, я возьму стул?
— Что? Да, разумеется… А собственно, с какой целью?
— Сейчас… — Я поставил скрипучий гнутый стул к часам. Открыл верхнюю стеклянную дверцу. Сунул пальцы за механизм. Вот он, винтик…
Я подержал палец на плоской головке. Скакнул на пол. Стул в сторону, нижнюю дверцу на себя, качнем маятник, вот так. Тик-так…
— Если не остановятся через минуту, будут тикать исправно несколько дней…
— Да? Ничего не понимаю. Что ты там сделал?
Я не стал хитрить и важничать.
— Там есть один винтик. На задней стенке коробки с механизмом. Если его слегка надавить, механизм… он как бы просыпается. Не знаю, почему, но так всегда…
— Постой, постой. Ты хочешь сказать, что имеешь какое-то отношение к этим часам?
— Еще бы! Они стояли в нашем доме сто лет!.. Потом понадобились деньги на телефон, и бабушка решилась. Оторвала от сердца…
— Вот оно что… Какие хитросплетения и встречи…
Ивка и Арунас молча слушали нашу беседу. Они были как зрители, которые смотрят интересное кино.
— Ты мне покажешь, где этот винтик? Хотелось бы понять, какая у него функция.
— Понять это, по-моему, нельзя. Этот секрет знает, наверно, только Квасилий…
— Кто-кто?
— Квасилий. Бабушка говорит, что с нами живет такое существо, вроде домового. Это оно иногда останавливает часы, чтобы побаловаться… Наверно, Квасилий соскучился по часам, отыскал их у вас и решил дать им отдохнуть. По привычке…
Я увидел, как у Ивки и Арунаса одинаково приоткрылись рты. А Геннадий Маркович смотрел на меня понимающе. Словно все принимал всерьез.
— Ну да, ну да… А не откроет ли почтенный Квасилий свой секрет мне?
— По-моему, не откроет. Он и мне его не открывал. Я сам научился давить на винтик так, как надо. А больше это не получается ни у кого… Если хотите, я могу иногда приходить и запускать часы.
— Гм… Боюсь, что в самом деле придется просить тебя о такой услуге… По крайней мере, пока мы не договоримся с Квасилием… Смотри-ка, идут.
Часы вплетали свое увесистое тиканье в стрекотанье и щелканье других механизмов.
Геннадий Маркович встряхнулся.
— Я сейчас приготовлю вам яичницу.
— Ой, нет, спасибо! Нам пора, — спохватился наконец Ивка.
— Приготовь, приготовь, — сказал Арунас. — У нас сегодня за весь день было пять капустных пирожков на троих.
Ивка вопросительно посмотрел на меня. А мне уже не хотелось уходить. «Подождем», — сказал я взглядом.
Геннадий Маркович скрылся за дверью. Арунас забрался с ногами в большущее кресло, такое же клеенчатое, как диван. Такое же старое — с трещинами и дырками в обшивке. Виновато улыбнулся и лег щекой на подлокотник.