Так или иначе, никаких серьезных последствий после бури на рынке деривативов не последовало. Рынок вообще вел себя так, будто никаких последствий и не могло быть. Угроза, которую несли высокие риски, беспокоила регулирующие органы. Но мир всегда будет полон людей, которые пренебрегают опасностью. Когда дело касалось бизнеса, вены Уоррена, казалось, были полны льда. А у многих других в них пульсировал адреналин. Причем некоторые из таких людей были членами семьи Баффетта.
52. Куриный корм
Уже десять дней подряд Хоуи Баффетт мерил шагами пол в своем жилище – с тех самых пор как Марк Уитакр – менеджер, которого он знал по ADM – неожиданно признался ему, что работает «кротом» на ФБР. Уитакр предупредил Хоуи, что ФБР собирается приехать в его дом в шесть часов вечера во вторник для допроса.
Хоуи был напуган, но решил быть полностью откровенным. В то время триста агентов прочесывали страну, опрашивая людей по делу о ценовом сговоре на лизин, который производила компания ADM в качестве добавки к кормам для кур. Во время разговора с агентами ФБР Хоуи признался, что не доверяет генеральному директору ADM Дуэйну Андреасу[1027]. Предыдущей осенью Андреас осадил его, когда он усомнился в этичности организации развлечений для одного из конгрессменов. При этом о ценовом сговоре Хоуи ничего не знал.
Как только агенты ФБР ушли, Хоуи позвонил отцу и срывающимся голосом признался: «Я не понимаю, что делать. Откуда мне знать, правдивы ли обвинения? Мое имя в каждом пресс-релизе. Мне стоит уйти в отставку?»
Баффетт воздержался от очевидного ответа. Из троих его детей только Хоуи был способен, устроившись на свою первую работу в корпоративном мире, обнаружить у себя в гостиной агента ФБР. Уоррен сказал, что только сам Хоуи вправе решать, оставаться ли работать в ADM. Затем он посоветовал сыну определиться в течение следующих двадцати четырех часов. «Если ты задержишься дольше, – пояснил он, – автоматически станешь одним из них. Что бы ни случилось потом, уходить станет поздно».
На следующий день Хоуи пришел в офис и подал в отставку, заявив главному юрисконсульту, что подаст в суд на компанию, если его имя еще хоть раз появится в пресс-релизе. Выход из состава совета директоров был большим и редким событием. Для директора уйти в отставку было все равно, что поджечь сигнальную дымовую шашку, сообщая всем, что компания виновна. По этой причине люди из ADM не хотели отпускать Хоуи. Они настаивали на отсрочке увольнения и вопрошали, как он мог осудить их без суда. Но Хоуи стоял на своем[1028].
Эта стойкость спасла его от причастности к катастрофе, в результате которой три топ-менеджера, включая вице-председателя Майкла Андреаса, отправились в тюрьму по самому крупному делу о ценовом сговоре в истории США[1029]. Компания ADM заплатила огромный штраф, чтобы урегулировать дело с правительством, а ее репутация получила удар, запятнавший ее имя на годы вперед.
Вместе с тем Хоуи внезапно остался без работы. Сьюзи, которая беспокоилась о нем, принялась действовать. Она убедила Уоррена положить начало традиции каждому из детей раз в пять лет дарить на день рождения по миллиону долларов. Баффетт не только согласился, но и с удовольствием приписал себе идею создания нового семейного обычая. Теперь, когда дело касалось денег, он чувствовал себя гораздо более расслаблено, чем когда-либо прежде. Он значительно увеличил пособие, которое выдавал Сьюзи, а также купил в Лагуне еще один дом по соседству с первым. Это место стало «общежитием» для всех детей, внуков и гостей Баффетта[1030]. Квартира Сьюзи в Пасифик Хайтс в это время преобразилась: теперь там были белые лакированные стены и ковровое покрытие ее любимого солнечно-желтого цвета. Почти каждый дюйм был заставлен вещицами, которые она купила, привезла из путешествий или получила в подарок от друзей.
Кто-то считал этот интерьер красивым, красочным и прекрасно отражавшим индивидуальность Сьюзи. Другим он напоминал гнездо сороки, которая тащит к себе все, что найдет. Сама Сьюзи постоянно стремилась расширить пространство. Она убедила Уоррена купить ей вторую квартиру на первом этаже того же дома, где жила. А еще она начала арендовать по всему Сан-Франциско складские помещения, чтобы было где разместить постоянно растущую коллекцию сувениров.
В это же время Сьюзи изо всех сил помогала больным и умирающим. В 1990-х годах она все еще продолжала работать с больными СПИДом. В это время ее сестра Дотти боролась с последней стадией рака. Сьюзи оставалась в Омахе, чтобы ухаживать за сестрой в последние дни ее жизни. Когда Дотти – еще один человек, которого Сьюзи не смогла спасти – умерла, это стало для женщины самой большой потерей со времен ужасной смерти племянника от передозировки наркотиками. Летом 1996 года Сьюзи поддержала Уоррена: умерла его девяностодвухлетняя мать. Даже в последние годы жизни Лейла не переставала нападать на членов семьи. Она донимала долгими телефонными разговорами Дорис, сестру Уоррена. И, как раньше, доводила ее до слез. Каждый разговор Лейла заканчивала словами: «Я рада, что у нас состоялась эта короткая беседа». Заботу о Лейле Уоррен возложил на Сьюзи-младшую. Сам он гораздо чаще и с большей любовью говорил о Роуз Блюмкин, чем о своей матери. Когда Астрид и Шэрон Осберг приводили его в гости к Лейле, он беспокойно сидел в стороне, не принимая участия в разговоре, пока две женщины общались с пожилой миссис Баффетт. По мере того, как память Лейлы угасала, ее рассказы в основном сводились к тридцати восьми с половиной годам замечательной жизни с Говардом и теме, которая, казалось, прописалась в ее голове со времен младенчества Уоррена. В такие моменты она повторяла: «Как жалко малыша Линдбергов! Какая жалость!»
После смерти Лейлы, которая пришлась на шестьдесят шестой день рождения Уоррена, семья собралась на похороны, испытывая противоречивые эмоции. Старушка ушла на покой такой, какой была всю жизнь. Рассуждения о том, какой она могла стать, если бы все сложилось иначе, ушли в могилу вместе с ней.
Уоррен вспоминает: «Я плакал, когда умерла мать, но не потому, что грустил или тосковал по ней. Я плакал из-за другой потери. У нее были хорошие стороны, но ее плохие качества мешали мне поддерживать с ней отношения. Мы с отцом никогда не говорили об этом. Но я действительно сожалею о том, что все сложилось именно так».
После ухода обоих родителей Уоррен остался самым старшим из членов семьи – стражем на узкой границе между жизнью и смертью. При этом больше всего смерть Лейлы повлияла на жизнь сестер Баффетта. Они с удивлением обнаружили, что унаследовали от матери значительное количество акций Berkshire – больше, чем изначально было у них самих, – а также в первый раз получили средства из траста отца, созданного их братом много лет назад.
Сестры Уоррена теперь были богаты. У двоих детей Уоррена тоже были деньги – в основном благодаря настойчивости Сьюзи. Баффетт никогда не требовал отчета об огромных тратах, которые требовались для поддержания ее щедрости. Хотя и задавался вопросом, куда же она девает все эти деньги. Теперь же из-за налогов, связанных с крупными подарками детям, она должна была предоставить Уоррену данные о своих подарках. Он всегда гордился великодушием жены, хотя ему далеко не всегда нравились те, кто пользовался ее щедростью. Однако сейчас Баффетт не испытывал никакого восторга от некоторых даров, которые его супруга преподносила людям: они шли вразрез с представлениями Уоррена о сути их брака. Его впечатление о том, что Сьюзи покончила с другими личными отношениями, оказалось ошибочным. Несмотря на неоднозначность его собственной личной жизни, он был расстроен.
Когда пришло время обсудить завещание Сьюзи, супруги резко разошлись в представлениях о том, кого из ее друзей необходимо в него включить. Мнение Уоррена перевесило. После этого он забыл обо всем плохом, что между ними происходило. Сьюзи снова стала в его глазах идеальной женщиной – именно такой, какой он и хотел ее видеть.
В отношении завещания Сьюзи Уоррен был тверд. Ей удалось существенно смягчить его позицию, только когда речь зашла об их детях. Баффетт не только не был против дарить им по миллиону каждые несколько лет, пока был жив, но и собирался оставить приличную сумму после своей смерти[1031].
На свой первый миллион долларов, полученный на день рождения, Хоуи купил ферму площадью в девятьсот акров в Декатуре, штат Иллинойс, где жил до сих пор. Теперь у него было две фермы, одна из которых принадлежала ему по праву собственности. После того как были улажены судебные тяжбы с ADM, Дон Кио предложил Хоуи занять должность директора в правлении предприятия с громким именем Coca-Cola Enterprises (CCE).
Гигантскую компанию сколотили из более мелких разливочных предприятий – клиентов Coca-Cola. Они покупали у компании концентрат сиропа, смешивали его с газированной водой и продавали, выступая в роли посредников. Их отношения с Coke были критически важны – друг без друга они бы не выжили.
Дон Кио, старый омахский друг Баффетта, занимал должность президента компании. Его босса, генерального директора компании, аристократичного выходца с Кубы по имени Роберто Гоизуета в бизнес-кругах уважали – за то, что он создал самый известный в мире бренд со слоганами «Всегда Coca-Cola» и «Я хочу угостить мир Coca-Cola». Баффетт считал, что к этому времени Coca-Cola стала самодостаточным предприятием, и восхищался Гоизуетой, который этому поспособствовал.
В 1997 году Билл Гейтс вместе с Баффеттом и Гоизуетой участвовал в дискуссии в Сан-Валли, модератором которой выступил Кио.