Уоррен был воодушевлен тем, что его приняли. Он прибыл в Нью-Йорк 1 августа 1954 года и явился на новое место в Graham-Newman 2 августа – за месяц до официальной даты начала работы. Грэму в это время пришлось уехать: неделей раньше во Франции его сын совершил самоубийство.
Уоррен усердно искал недорогое жилье. В конце концов он остановился на квартире с тремя спальнями в доме из белого кирпича в пригороде Уайт-Плейнс. Пока беременная Сьюзи распаковывала вещи и обустраивала новый дом, ухаживала за ребенком и знакомилась с соседями, Уоррен каждое утро садился на нью-йоркский поезд до Центрального вокзала. В первый месяц он обосновался в картотеке Graham-Newman и принялся читать каждый листок бумаги в каждом ящике комнаты, заставленной большими деревянными шкафами.
В фирме работало всего восемь человек: Бен Грэм, Джерри Ньюман, его сын Микки, Берни, казначей, Уолтер Шлосс, две секретарши и Уоррен. Он наконец-то заполучил вожделенный тонкий серый пиджак, напоминающий лабораторный халат. «Это был великий момент, когда мне выдали пиджак. Мы все их носили: Бен, Джерри Ньюман. В этих пиджаках мы все были равны».
Равны, но не совсем. Уоррен и Уолтер сидели за столами в комнате без окон, где находилась тикерная машина, прямые телефонные линии с брокерскими домами, справочники и папки с делами и документами. Периодически из своих кабинетов появлялись Бен, Микки Ньюман или, чаще всего, Джерри Ньюман, чтобы проверить котировки на тикерном аппарате. «Мы искали информацию и читали. Мы прочесывали Standard & Poor’s или Moody’s и искали компании, чьи акции торговались ниже стоимости оборотного капитала. Тогда их было очень много», – вспоминает Уолтер Шлосс.
Эти компании Грэм называл «окурками»: дешевые и непопулярные бумаги, выброшенные на обочину, как липкий, изжеванный огрызок сигары. Грэм специализировался на обнаружении этих неаппетитных останков, на которые никто больше не обращал внимания.
Бен знал, что некоторые из находок окажутся негодными, но считал бесполезным тратить время на оценку состояния каждой. Он всегда рассматривал компании с точки зрения того, сколько они будут стоить мертвыми. Покупка не выше этой стоимости была его «запасом прочности» – страховкой на случай, если какой-то процент компаний обанкротится. В качестве дополнительной защиты он применял диверсификацию: покупал огромное количество акций крошечными порциями. Диверсификация при этом была экстремальной: некоторые позиции составляли всего тысячу долларов.
Уоррен, который был непоколебимо уверен в собственных суждениях, не видел причин хеджировать ставки и внутренне пожимал плечами по поводу диверсификации. Они с Уолтером собирали цифры из справочников Moody’s и заполняли сотни простых форм, которые в Graham-Newman использовались для принятия решений. Просмотрев список, Уоррен сузил его до горстки акций, заслуживающих еще более пристального изучения, а затем вложил свои деньги в те из них, у которых, как он считал, были наилучшие шансы. У каждого решения были свои альтернативные издержки, так что Уоррену постоянно приходилось выбирать между инвестиционными возможностями, которые были одна лучше другой. Как бы ему ни нравилась GEICO, он принял мучительное решение продать ее после того, как нашел компанию Western Insurance, которая привлекала его еще больше. Ее прибыль составляла 29 долларов на акцию, тогда как торговалась она всего по три доллара.
Это было все равно, что встретить игровой автомат, в котором каждый раз выпадают три вишенки. Если поставить 25 центов и дернуть за рычаг, автомат Western Insurance практически гарантированно выдавал два бакса как минимум[178]. Любой человек в здравом уме играл бы на таком автомате до упаду. Это были самые дешевые акции с самым высоким запасом прочности, которые Уоррен когда-либо видел в жизни. Он купил столько, сколько смог, и привлек к сделке своих друзей[179].
У Уоррена был нюх на все бесплатное или дешевое. Благодаря своей уникальной способности поглощать и анализировать цифры он быстро стал в Graham-Newman любимчиком.
«Я был всего лишь рабочей лошадкой и сидел в офисе. Они купили Union Underwear для Philadelphia and Reading Coal and Iron и создали корпорацию Philadelphia and Reading Corporation[180]. Таким образом, компанию начали трансформировать, делая более диверсифицированной. Я не входил во внутренний круг, но мне было ужасно интересно, и я знал, что там происходит что-то достойное внимания».
Так чутье и внимательность помогли Уоррену ознакомиться с искусством размещения капитала, суть которого была в том, чтобы направить деньги туда, где они принесут наибольшую прибыль. В данном случае компания Graham-Newman использовала деньги от одного бизнеса для покупки другого, более прибыльного. Со временем это могло привести либо к банкротству, либо к процветанию.
Наблюдая за подобными сделками, Уоррен чувствовал, что подсматривает через окно за миром больших финансов. Однако, как он вскоре обнаружил, для обитателя Уолл-стрит Грэм вел себя нетипично. Он всегда мысленно читал стихи или вспоминал Вергилия и был склонен терять вещи в метро. Как и Уоррен, он был равнодушен к тому, как выглядит. Однако, в отличие от Уоррена, ему не нужны были деньги ради денег, трейдинг как соревнование его не занимал. Подбор акций был для него скорее интеллектуальным упражнением.
Уоррена, хоть он и относился к Бену Грэму с благоговением, деньги занимали чрезмерно. Он хотел много накопить и смотрел на это как на соревновательную игру. Усилия, которые он прикладывал, чтобы не расстаться даже с небольшой суммой денег, были настолько очевидны, что казалось, будто деньги владеют им, а не наоборот.
Сьюзи знала это как никто другой. Даже среди соседей по многоквартирному дому Уоррен быстро заработал репутацию прижимистого и эксцентричного человека. Только после того, как на работе его пристыдили состоянием его рубашек (Сьюзи всегда гладила только воротник, планку с пуговицами и манжеты), он разрешил ей отдавать их в прачечную[181]. С местным газетным киоском он договорился, что будет покупать со скидкой журналы недельной давности, предназначенные на выброс. У него не было машины, а когда он одалживал ее у соседа, никогда не заправлял бак. Когда у него, наконец, появился собственный автомобиль, он мыл его только во время дождя, чтобы кузов сам ополаскивался дождевой водой[182].
В это время в круг общения Баффеттов в основном входили семьи, главы которых интересовались акциями. Периодически их со Сьюзи приглашали в загородный клуб или на ужин с другими молодыми парами с Уолл-стрит. Билл Руан познакомил его с новыми людьми, в том числе с биржевым брокером Генри Брандтом, который походил на растрепанного Джерри Льюиса, но окончил Гарвардскую школу бизнеса с лучшим результатом, и его женой Роксаной. На представителей Уолл-стрит Уоррен производил неизгладимое впечатление. «Более неотесанного человека я не видел», – вспоминает один из них. Но когда он начинал вести речь об акциях, остальные, по словам Роксаны Брандт[183], сидели у его ног зачарованные.
Жены сидели отдельной компанией. Пока Уоррен плел финансовые заклинания, Сьюзи очаровывала жен своими простотой и участием. Она хотела знать все об их детях или планах на них. Она знала, как побудить человека открыться ей. Она спрашивала о каком-то важном жизненном решении, а затем, с задушевным взглядом, произносила: «Не жалеете?» И тогда собеседница начинала изливать самые сокровенные переживания. Познакомившись со Сьюзи полчаса тому назад, она чувствовала, что у нее появилась лучшая подруга, хотя Сьюзи никогда не откровенничала в ответ. Люди любили ее за то, что она интересовалась ими.
Дома Сьюзи со всем обходилась сама: ждала второго ребенка, занималась стиркой, покупками, уборкой и готовкой, кормила, переодевала и ласкала дочку. Также она кормила ужином Уоррена. К его работе она относилась, как к таинству, и понимала, какое почтение он испытывает к мистеру Грэму. Уоррен не делился подробностями своей работы, которые в любом случае ее не интересовали. Все это время она продолжала терпеливо работать над укреплением уверенности мужа в себе и «собирать его воедино», окружая лаской и обучая искусству разбираться в людях. В одном она была непреклонна: он должен поддерживать связь с дочерью. Уоррен был не из тех, кто играет с ребенком в «козу» или берет на себя смену подгузников, но каждый вечер он пел Малышке Сьюзи песни.
«Я все время пел ей детскую песенку “По радуге”. Это работало как гипноз. Я не знаю, было ли ей настолько скучно, или что-то еще, но она засыпала сразу, как только я начинал петь. Я брал ее на руки, и она просто таяла в них».
15 декабря 1954 года у Сьюзи начались схватки. Уоррен приехал домой с работы. Тут же раздался звонок в дверь. Гостем оказался проповедник, который ходил по квартирам. Сьюзи вежливо пригласила его присесть в гостиной. И стала слушать.
Уоррен тоже слушал, думая про себя, что только Сьюзи могла впустить этого человека в дом. Уоррен начал намекать собеседнику, чтобы тот закруглялся. Он уже несколько лет был агностиком и не хотел, чтобы его обращали в веру, а его жена и вовсе рожала. Им нужно было ехать в больницу.
Сьюзи продолжала слушать. «Расскажите еще», – говорила она. Сигналы, которые подавал Уоррен, она игнорировала, считая, очевидно, что быть вежливой с посетителем и дать ему почувствовать, что его понимают, намного важнее, чем поскорее попасть в больницу. Гость, казалось, не обращал внимания на то, что у нее идут схватки. Уоррен сидел беспомощный и раздражался все сильнее, пока проповедник не выдохся.
Но до больницы они добрались вовремя. Рано утром следующего дня на свет появился Говард Грэм Баффетт.