Однажды летом 1959 года Баффетт вошел в клуб «Омаха», чтобы пообедать с двумя партнерами – Нилом Дэвисом и его шурином Ли Симаном, который организовал для него встречу со своим лучшим другом детства, Чарли Мангером.
О стриженном под ноль мальчишке Баффетте, который был на шесть лет младше его, Мангер знал лишь несколько фактов[243]. Но от встречи с ним не ждал многого. Он выработал привычку не завышать ожиданий, чтобы потом не разочаровываться.
Предки Мангеров были бедны, но ко второй половине XIX века дед Чарли, Т. К. Мангер, будучи федеральным судьей, привел семью к процветанию.
Его сын, Эл, пошел по стопам отца, став уважаемым, но небогатым адвокатом. Среди его клиентов были газета Omaha World-Herald и несколько значимых местных организаций. В отличие от отца, он умел радоваться жизни. Жена Эла, Флоренс «Туди» Рассел, происходила из другого клана, основными ценностями которого были долг и нравственность. По выражению Чарли, это была деятельная семья интеллектуалов из Новой Англии, известная «простой жизнью и возвышенным образом мыслей».
У Эла и Туди Мангеров было трое детей: Чарльз, Кэрол и Мэри. По словам его сестры, Кэрол Эстабрук, Чарли считался умным, «живым» и «слишком независимым, чтобы прогибаться под ожидания некоторых учителей»[244].
У Уоррена все унижения детства вылились лишь в недолгий бунт, затем он научился скрывать свои страдания и изобретать хитроумные стратегии, чтобы справиться с ними. Слишком гордый, чтобы покориться, Чарли переживал юношеские невзгоды при помощи саркастической язвительности.
В семье Чарли образование ценилось, так что он стал интеллектуально амбициозным, в семнадцать лет поступив в Мичиганский университет на математическую специальность. В середине второго курса, он отправился на службу в армию, параллельно посещая занятия по метеорологии. Отучившись там, он работал в Номе армейским метеорологом. Позже Мангер подчеркивал, что ему повезло: он никогда не был на настоящей службе, так что его жизнь не подвергалась опасности. Главный риск Чарли был финансовым: он пополнял свое армейское жалованье игрой в покер. Благодаря игре он научился быстро сдаваться, когда шансы были не в его пользу, и делать крупные ставки, когда они были хорошими. Эти уроки пригодились ему в жизни.
«Я довольно сильно хотел разбогатеть», – рассказывал Мангер позже, став достаточно успешным адвокатом. «Не потому, что я хотел Ferrari, а потому что отчаянно нуждался в независимости. Я считал неподобающим посылать счета другим людям. Не знаю, откуда у меня взялось такое представление, но оно было именно таким»[245]. Он видел себя джентльменом-сквайром. Деньги не были для него предметом соревнования. Мангер хотел состоять в правильных клубах, но ему было все равно, богаче ли другие члены клуба. Под его поверхностным высокомерием скрывалось глубокое уважение к подлинным достижениям и смирение, которые сыграло решающую роль в построении отношений с его новым знакомым Уорреном Баффеттом.
Человек, который сидел напротив него в отдельном кабинете клуба «Омаха», был одет как молодой агент, продающий страховку джентльмену-сквайру. К тому времени светски искушенный Мангер уже прочно встроился в деловую и общественную жизнь Лос-Анджелеса и выглядел соответствующим образом. Однако, как только Дэвисы и Симаны представили их друг другу, оба с головой погрузились в диалог. После взаимных любезностей разговор набрал обороты, и присутствующим оставалось только слушать, как Уоррен рассказывает Мангеру об инвестировании и Бене Грэме. Чарли сразу же уловил суть. «К тому времени он уже много времени размышлял об инвестировании и бизнесе», – вспоминает Баффетт.
Он рассказал Чарли историю о страховой компании National American. Вместе с Говардом и Хейденом Ахмансонами Мангер учился в Центральной школе. Он был поражен тем, что такой человек, как Баффетт, который не был уроженцем Калифорнии, мог так много знать об Ахмансонах и их сберегательно-кредитном банке. Вскоре они говорили почти одновременно, но, казалось, прекрасно понимали друг друга[246]. Через некоторое время Чарли спросил: «Уоррен, а чем конкретно вы занимаетесь?»
«У меня есть партнерства», – объяснил Баффетт. Он сказал, что в 1957 году, когда рынок снизился более чем на 8 %, его партнерства заработали более 10 % годовых. В следующем году капиталы партнерств выросли более чем на 40 %[247]. Реинвестированные гонорары Баффетта, причитающиеся ему за управление партнерствами, составляли уже 83 085 долларов. Благодаря этому его первоначальный капитал в 700 долларов, вложенный по 100 долларов в каждое из семи партнерств[248], увеличился и составлял уже 9,5 % от их совокупной стоимости. Более того, в 1959 году его показатели доходности обещали превзойти индекс Доу-Джонса, что сделает его еще богаче и снова увеличит его долю. Его инвесторы были в восторге.
Чарли слушал. В конце концов он спросил: «Как вы думаете, смогу ли я сделать что-то подобное в Калифорнии?» Уоррен на мгновение остановился и посмотрел на него. Для успешного адвоката из Лос-Анджелеса это был нетипичный вопрос. «Да, – сказал он, – я совершенно уверен, что у вас это получится»[249]. Обед подходил к концу, Симаны и Дэвисы решили, что пора прощаться. Последнее, что они увидели, заходя в лифт, были Баффетт и Мангер, все еще сидевшие за столом и поглощенные разговором[250].
Когда Мангеры вернулись в Лос-Анджелес, разговор продолжался сериями: Чарли и Уоррен по часу или по два беседовали по телефону, созваниваясь все чаще и чаще.
«Почему ты уделяешь ему так много внимания?» – спрашивала Нэнси у мужа. «Ты не понимаешь», – отвечал Чарли. – Это необычайный человек»[251].
24. Локомотив
Уоррен и Сьюзи производили впечатление самой обычной пары, они жили скромно, не привлекая к себе особого внимания. Их дом был большим, но без претензий. Внутри дома Баффетты перемещались каждый по своему маршруту. Сьюзи останавливалась то там, то здесь. Уоррен же без задержек устремился на Долларовую гору.
До 1958 года этот маршрут был прост: купить акции какой-нибудь компании и ждать, пока этот окурок разгорится. Затем продать акции, иногда с сожалением, чтобы купить другие, которые нравятся больше. Его аппетиты были ограничены только капиталом его партнерств.
Теперь он управлял более чем одним миллионом долларов в семи партнерствах, не считая Buffett & Buffett, а также своими личными деньгами[252]. Это позволяло действовать совсем в другом масштабе. К кругу его деловых товарищей, который составляли Стэнбэк, Кнапп, Брандт, Ковин, Мангер, Шлосс и Руан, присоединился бывший летчик Рой Толлес. Думал он быстро, но о результатах не распространялся, лишь иногда пуская шпильки. Баффетт умел парировать и отвечать шпилькой на шпильку, так что добавил Толлеса в свою коллекцию. Умение привлекать добровольцев помогло ему создать обширную сеть поддержки, хотя у нее и не было четкой организационной структуры. Уоррен почти на автомате, с помощью своего том-сойерства, склонял сторонников, распределенных по семи ячейкам, действовать в его интересах, которые разрастались так быстро, что он уже не мог сам заниматься всем.
Прошли те дни, когда Уоррен просто сидел дома у себя в кабинете, отбирая акции из «Анализа ценных бумаг» или из справочников Moody’s. Он начал приниматься за масштабные и прибыльные проекты, которые требовали времени и планирования. В процессе иногда происходили сложные события, поглощавшие его внимание на месяцы, а иногда и годы. Уоррен уже был занят настолько, что почти не виделся с семьей, а работа продолжала увеличиваться, все сильнее привязывая его к деловым партнерам.
Один из важных эпизодов был связан с компанией Sanborn Map. Она выпускала подробные карты линий электропередач, водопроводов, инженерных коммуникаций и аварийных лестниц для всех городов США. Эти карты в основном покупали страховые компании[253]. По мере того, как происходило слияние этих компаний, клиентская база фирмы постепенно сокращалась. Но акции стоили дешево – всего 45 долларов за штуку. В это время один только инвестиционный портфель Sanborn стоил 65 долларов в расчете на акцию. Чтобы завладеть им, Уоррену нужны были не только деньги партнерств, но и помощь других людей.
Начав в ноябре 1958 года, он вложил более трети активов партнерств в Sanborn. В конце концов он получил контроль над достаточным количеством акций Sanborn, чтобы попасть в совет директоров.
В марте 1959 года Уоррен совершил одну из своих регулярных поездок в Нью-Йорк, остановившись на Лонг-Айленде у Анны Готтшальдт. К тому времени они с сестрой относились к нему почти как к сыну, который заменил им давно умершего Фреда. В такие поездки он всегда отправлялся со списком от десяти до тридцати дел. Он шел в библиотеку Standard & Poor’s, чтобы найти информацию, а затем посещал компании, навещал брокеров и всегда встречался с Брандтом, Ковином, Шлоссом, Кнаппом и Руаном – своей нью-йоркской сетью.
На этот раз поездка заняла около десяти дней. Он беседовал с потенциальными партнерами и запланировал еще одну важную встречу: он должен был в первый раз присутствовать на совете директоров Sanborn Map в качестве члена правления.
Правление Sanborn почти полностью состояло из представителей страховых компаний, ее крупнейших клиентов, так что оно больше походило на клуб, чем на деловое собрание. Каждый член правления владел символическим количеством акций