Жители Беатрис достали вилы[284]. Баффетт был потрясен. Он спас умирающую компанию. Неужели они не понимают, что без него Dempster разорилась бы?[285] Он не ожидал такой жестокости и ярости против себя лично. Жители города начали крестовый поход против Баффетта, собрав почти 3 миллиона долларов, чтобы найти нового собственника в Беатрис[286]. Город дрался за сохранение своей единственной фабрики, а газета Beatrice Daily Sun вела обратный отсчет дней, оставшихся до закрытия. В последний день к микрофону вышел мэр и объявил о поражении Баффетта. В ответ тут же загудели пожарные сирены и зазвонили колокола. Чарльз Б. Демпстер, внук основателя компании, возглавил группу инвесторов, которая обязалась сохранить завод[287]. Имея на руках деньги, Баффетт раздал акционерам более 2 миллионов долларов[288]. Но этот опыт оставил внутри него шрам. Он не ожесточился от враждебности жителей Беатриса, но поклялся никогда больше не доводить ситуацию до чего-то подобного.
Вскоре после этого Баффетт позвонил Уолтеру Шлоссу и сказал: «Знаешь, Уолтер, у меня есть небольшие позиции в пяти различных компаниях, и я хочу тебе их продать». «Какую цену ты предлагаешь, Уоррен?» – спросил Шлосс. «Отдам по учетной цене», – сказал Баффетт. «Хорошо, я их покупаю», – немедленно ответил Шлосс.
«Я доверял Уоррену, – вспоминает Шлосс. – Я оказал ему услугу, поэтому он хотел оказать ее мне. Я уверен, он подумал: “Спасибо, что продал мне свои акции Dempster”. Я не утверждаю, что причина только в этом. Но именно это я называю честностью».
26. Золотые стога
Уоррен говорил, что хочет стать миллионером, но никогда не обещал, что на этом остановится. Позже он скажет, что этот период его жизни был «паршивым времяпрепровождением, когда делаешь все, чего не хочешь». Что он хотел – так это инвестировать.
Его детям было от пяти до десяти лет. Один из друзей Уоррена охарактеризовал Сьюзи как «своего рода мать-одиночку». Уоррен приходил на школьные мероприятия или гонял с детьми футбольный мяч, если его просили, но никогда не выступал инициатором. Сьюзи учила детей: «Он такой, какой есть, не ждите от него большего». Это же касалось и ее самой.
И все же предсказуемость привычек Уоррена придавала определенную стабильность семье Баффеттов. Сьюзи создавала атмосферу в духе «заходи и подожди своей очереди». Вечерние привычки Уоррена напоминали отцовские: он возвращался в одно и то же время, хлопал дверью, ведущей из гаража, и кричал: «Я дома!», после чего направлялся в гостиную читать газету. Он не был бесчувственным и часто был доступен для общения. Но когда он разговаривал, казалось, что его слова заранее подготовлены и даже отрепетированы. То, что происходило в его голове, проявлялось в молчании, избегании отдельных тем разговора и иногда вспышках остроумия.
Сама Сьюзи со временем стала менее доступной. Как и ее отец, она была все время занята и окружена людьми. Уединения и праздности она избегала. Сьюзи была вице-президентом театральной гильдии, участвовала в работе Объединенной общественной службы и проводила гораздо больше времени в общинах евреев и чернокожих, чем в светском обществе.
После обеда, часто прихватив с собой дочь, Сьюзи носилась по разным собраниям и комитетам в северной части города, пытаясь справиться с самой тяжелой городской проблемой: жуткими условиями жизни в гетто[289]. Несколько раз ее останавливала полиция, спрашивая: «Почему вы находитесь в этом районе?»
«Милая, – повторял Сьюзи-младшей раздраженный Док Томпсон, – твою мать убьют». Он заставил ее брать с собой полицейский свисток, когда она уезжала с матерью[290].
За исключением кабинета Уоррена, дом Баффеттов никогда не был убежищем, уединиться в нем было трудно. Тем не менее, в воспитании детей соблюдался баланс свободы и дисциплины, блестящего образования и акцента на получение опыта. Оба родителя прививали детям этические принципы. Уоррен и Сьюзи подолгу беседовали о том, как воспитывать детей в богатой семье, чтобы они стали самодостаточными и не принимали свое положение как должное. Но детям родительского внимания не хватало.
Уоррен одобрял размах интересов жены и гордился ее щедростью и лидерством в омахском обществе. Все это позволяло ему сосредоточиться на работе. Он, как и она, постоянно добавлял в свой список еще одно дело, но в отличие от Сьюзи, никогда не перегружал себя. Когда в его жизни появлялось нечто новое, уходило что-то старое. Исключением оставались деньги и друзья.
Так к 1963 году пошли слухи, что «этот Баффетт из Омахи знает, что делает». Ему больше не нужно было очаровывать людей, а тем более создавать для них перспективы – он просто излагал условия, на которых примет у них деньги.
Другой претендент на партнерство, Лоренс Тиш, один из двух братьев, строивших гостиничную империю в Нью-Йорке, прислал чек на 30 тысяч долларов, выписанный на имя Чарли Мангера. Баффетт позвонил ему и сказал, что он рад, что Тиш присоединился к партнерству, но «в следующий раз выписывайте чек на меня».
С тех пор как они впервые встретились, Баффетт постоянно говорил Мангеру: «Неплохо быть юристом и заниматься недвижимостью на стороне. Но если ты хочешь заработать по-настоящему, тебе следует открыть что-то вроде моего партнерства»[291].
Что бы ни думал Лоуренс Тиш, в 1963 году он и Баффетт не были партнерами. Мангер только что открыл собственное партнерство, накопив около 300 тысяч долларов путем инвестирования в недвижимость. По меркам Баффетта, это были сущие пустяки, крохи по сравнению с богатством Уоррена и Сьюзи. Мангер продолжил юридическую практику, но покинув свою старую фирму вместе с несколькими другими юристами, среди которых были Рой Толлес и Род Хиллс. Они основали новую компанию – Munger, Tolles, Hills & Wood[292].
В своей новой фирме Мангер и Хиллс насаждали элитарный, дарвиновский дух, призванный привлечь к работе самых ярких и амбициозных людей. Через три года, Мангер окончательно оставил юриспруденцию и занялся инвестированием.
В своей новой роли инвестиционного управляющего Мангеру приходилось привлекать деньги в партнерство. Баффетт всегда боролся за инвесторов, пусть и в сдержанной манере, часто через посредников, среди которых были Билл Энгл и Генри Брандт, которые подыскивали и готовили перспективных клиентов. Уоррену оставалось лишь продемонстрировать впечатляющие результаты, сделав это с чарующей скромностью. Правда, как бы изящно он ни действовал, он все равно суетился. Мангер считал это унизительным. Деньги он получал у своих деловых контактов в Лос-Анджелесе, превратив юридическую клиентуру в инвестиционное партнерство, пусть и меньшее по объему, чем партнерство Баффетта.
Джек Уилер объяснил ему, что, будучи членом биржи, по ее правилам он может занять 95 центов на каждый вложенный доллар[293]. Если инвестиции принесут прибыль в 25 %, рентабельность капитала Мангера почти удвоится[294]. Правда, такое заимствование удваивало и риск. Если бы его убыток составил 25 %, он потерял бы почти половину своего капитала. Но Мангер в гораздо большей степени, чем Баффетт, был готов взять кредит, если был уверен, что шансы просчитаны верно.
Большинство биржевых трейдеров проигнорировали появление Мангера, кроме Дж. Патрика Герина. Именно Герин купил трейдинговые операции партнерства Уилера. Пробивной и беспощадный, он из кожи вон лез, чтобы добиться лучшего результата.
Ко времени своего знакомства с Мангером Герин занимался трейдингом для фирмы Уилера и Мангера, и сразу распознав в Мангере финансовое мышление, начал подражать ему и Баффетту, поставив перед собой цель создать собственное инвестиционное партнерство[295].
Мангер покупал сигарные окурки, занимался арбитражем и даже приобретал малые предприятия. Многое из этого было в стиле Баффетта, но он, казалось, двигался в ином направлении.
Однажды Мангер попросил Андерсона написать об Allergan, производителе растворов для контактных линз. Андерсон не понял его и написал отчет в духе Грэма, проведя анализ баланса компании. Мангер его за это отчитал: он хотел услышать о нематериальных активах – таланте руководства, долговечности бренда, конкурентоспособности.
Одним из клиентов Мангера был дилерский центр тракторов Caterpillar. Чтобы расти, компания должна была покупать все больше тракторов, а значит, тратить все больше денег. Мангер же хотел владеть бизнесом, который не требовал бы постоянных инвестиций и отдавал больше денег, чем поглощал. Но Мангер не отличался терпением и думал, что люди должны читать его мысли[296].
И все же, несмотря на различия в методах, королем инвестирования Мангер считал Баффетта, а себя – лишь дружелюбным претендентом на трон[297]. «Вивиан, соедини меня с Уорреном!» – кричал он по несколько раз на дню любому из секретарей, который сидел за столом Вивиан[298]. Он выстраивал дружеские отношения с Баффеттом, как садовник ухаживает за садом. Баффетт объяснял свою философию: «Тебе нужно сесть кому-то на хвост»[299]. Но он не хотел, чтобы его друзья садились на хвост ему самому, и считал неэтичным, когда они это делали.