В последние дни жизни Говарда Сьюзи подолгу оставалась с ним наедине. Она боялась боли и понимала чувства старшего Баффетта, но смерть ее не пугала, так что у нее хватало сил сидеть с ним в отличие от остальных. Лейла была полностью опустошена и позволила Сьюзи взять все в свои руки.
Однажды вечером Сьюзи-младшая, Хоуи и Питер сидели за кухонным столом. Вошел отец. Он выглядел подавленным как никогда. «Я еду к бабушке», – сказал Уоррен. «Почему? – спросили они. – Разве ты не едешь в больницу?» «Дедушка сегодня умер», – ответил Уоррен и вышел через заднюю дверь, не сказав больше ни слова.
Сьюзи организовывала похороны, а Баффетт, потрясенный, сидел дома в молчании. Лейла была потеряна. Сьюзи пыталась заставить Уоррена разобраться в своих чувствах по поводу смерти отца, но он буквально не мог об этом думать, пытаясь отгородиться от произошедшего любыми способами.
Уоррен сидел на похоронах молча, пока пятьсот человек оплакивали его отца. Какими бы спорными ни были взгляды Говарда при его жизни, в конце люди пришли выразить ему уважение. После этого Уоррен несколько дней оставался дома[311]. Вернувшись в офис, он продолжил лихорадочно скупать American Express. К концу июня 1964 года, через два месяца после смерти Говарда, он вложил в акции почти 3 миллиона долларов. Теперь это была самая крупная инвестиция партнерства Баффетта. Хотя он никогда не проявлял видимых признаков горя[312], со временем повесил большой портрет отца на стене напротив своего рабочего стола. Через несколько недель после похорон на его голове появились две проплешины: от потрясения у него выпали волосы.
27. Безрассудство
Через шесть недель после смерти Говарда Уоррен сделал нечто неожиданное. Причем дело было не только в деньгах. American Express поступила неправильно, и, как он считал, должна была возместить ущерб. Компания предложила банкам 60 миллионов долларов, чтобы удовлетворить их требования, заявив, что чувствует моральную ответственность. Группа акционеров подала в суд, утверждая, что American Express должна защищаться, а не платить. Баффетт предложил за свой счет выступить в защиту плана руководства по урегулированию спора.
Но American Express предлагала деньги не для того, чтобы послужить примером для других. Компания просто хотела избавиться от иска, который бросал тень на ее акции. В это время клиенты компании не переживали – скандал с маслом не вызвал у них никакого интереса.
Баффетт написал, что, если American Express выплатит банкам 60 миллионов долларов, она будет «стоить существенно больше, чем American Express, которая откажется нести ответственность за действия своей дочерней компании»[313]. Выплату в 60 миллионов долларов он назвал в долгосрочной перспективе несущественной, подобно дивидендному чеку, который потерялся в почте.
Почему же Баффетта так интересует, превышают ли, по его выражению, «стандарты финансовой честности и ответственности American Express стандарты обычного коммерческого предприятия»? Откуда взялось представление о том, что честная репутация приведет к тому, что бизнес «будет стоить существенно больше»? Почему Уоррен хотел выступить в защиту позиции компании?
Баффетт всегда стремился влиять на руководство компаний, в которые инвестировал. Но раньше он не пытался превращать свою инвестиционную деятельность в церковь, где мог бы проповедовать, пуская по кругу тарелку для сбора пожертвований. Подтверждая мнение Баффетта о том, что следование моральным нормам имеет финансовое измерение, American Express выплатила компенсацию и справилась с трудностями, а акции, упавшие ниже 35 долларов, выросли до более чем 49 долларов за штуку. К ноябрю 1964 года партнерство Баффетта владело акциями American Express на сумму более 4,3 миллиона долларов. Оно делало и другие крупные ставки: 4,6 миллиона долларов в Texas Gulf Producing и 3,5 миллиона долларов в Pure Oil. Акции этих трех компаний в совокупности составляли более половины портфеля партнерства[314]. К 1965 году одни только акции American Express составляли почти его треть.
Баффетт, бесстрашно повышая ставки, продолжал в 1966 году покупать, пока не потратил на American Express 13 миллионов долларов. Он посчитал, что нужно познакомить партнеров с изменениями в основных правилах, и сказал им, что может инвестировать до 40 % активов в одну компанию[315].
К этому времени Уоррен сильно отдалился от мировоззрения своего наставника Бена Грэма. Жесткий «количественный» подход, который исповедовал Грэм, был взглядом гандикапера по скорости, подбирающего сигарные окурки и работающего на основе чистой статистики. Как выразился Баффетт об этом подходе: «Самые верные деньги, как правило, делаются на основании очевидных количественных решений». Но у этого метода были свои недостатки. Количество «статистических» сделок сократилось практически до нуля, а поскольку «сигарные окурки» – это, как правило, небольшие компании, метод не работал, когда речь шла о больших суммах.
Все еще придерживаясь этого подхода, Баффетт пережил в отношении American Express, как он впоследствии выразился, «озарение высшей степени достоверности», которое опровергало основную идею Бена Грэма. Главными активами American Express были лояльность клиентов и хорошая деловая репутация. Уоррен поставил деньги партнеров, семьи и друзей на конкурентное преимущество, о котором говорил Чарли Мангер, когда рассуждал о «великих предприятиях». Это был метод Фила Фишера, гандикапера по классу, который предполагал качественную, а не количественную оценку.
Позже Баффетт напишет партнерам, что, если купить правильную компанию с правильными перспективами, состоянием отрасли, управлением и прочим, «цена позаботится о себе сама». Именно это, по его мнению, заставляло кассовый аппарат «ликовать».
«Но такое случается нечасто. С количественной стороны озарения обычно и не требуется: цифры просто бьют вас по голове бейсбольной битой. Поэтому по-настоящему большие деньги, как правило, делают инвесторы, которые не ошибаются в качественных решениях», – говорил Уоррен.
Новый качественный подход окупился поистине грандиозно, о чем Баффетт сообщил партнерам в конце 1965 года. В годовом отчете Баффетт сопоставил полученную прибыль со своим ранним прогнозом о том, что каждый год будет превосходить индекс Доу-Джонса на 10 %. Обозначив эту умопомрачительную доходность, он сказал: «Естественно, ни один автор не вынесет публичного унижения по поводу ошибки такого масштаба. Вряд ли она повторится»[316]. Несмотря на иронию, он начал перестраховываться от высоких ожиданий партнеров.
После смерти Говарда Уоррен начал думать о том, чтобы как-то увековечить его память, например, основать университетскую кафедру. Но он никак не мог найти подходящее средство. Они со Сьюзи основали Фонд Баффетта, который выделял небольшие гранты на образовательные цели. Но для отца он хотел не этого и филантропом становиться не собирался. Деньги любила раздавать Сьюзи, которая управляла фондом. Уоррен продолжал работать. После невероятного успеха с American Express в апреле 1965 года он нанял Джона Хардинга из трастового отдела Национального банка Омахи, чтобы тот занимался административными вопросами.
Хардинг надеялся научиться инвестированию, но вскоре отказался от этого намерения. «Мысли о самостоятельных инвестициях испарились, когда я увидел, насколько хорош в этом Уоррен», – говорит он. Вместо этого Хардинг просто вложил большую часть своих денег в партнерство.
Помимо того, что Уоррен включил в BPL акции American Express на миллионы долларов, он теперь охотился за более крупными сделками, для которых требовались постоянные разъезды и четкая координация. Это были и гигантские сигарные окурки, и качественный гандикапинг по классу.
Каждый из грэмовцев в сети Баффетта всегда находился в поиске идей. Так, Дэн Ковин навел Баффетта на текстильную компанию в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс, которая торговалась с дисконтом к стоимости ее активов[317]. Идея заключалась в том, чтобы купить ее, ликвидировать, распродать активы и закрыть. Компания называлась Berkshire Hathaway. К тому времени, когда на голове Уоррена снова отросли волосы, которые он потерял после смерти отца, он уже вовсю занимался эти новым проектом.
Баффетт начал с наблюдения за компанией и неторопливого накопления ее акций. Сибери Стэнтон, президент Berkshire Hathaway, за последнее десятилетие вынужденно закрыл более дюжины фабрик, одну за другой.
В начале XX века в текстильной отрасли случилась революция: новая технология кондиционирования позволяла с точностью контролировать влажность и содержание твердых частиц в воздухе. Перевозить хлопок с Юга, где труд был дешевле, на прохладные берега Новой Англии, больше не было экономически оправдано. Преемник Ноулза, Джеймс Э. Стэнтон-младший, наблюдал, как добрая половина фабрик его конкурентов переместилась на Юг[318]. Как вспоминал сын Джеймса Стэнтона, его отец «не решался тратить деньги акционеров на новое оборудование, когда дела шли плохо, а перспективы были туманными»[319]. Он выводил капитал из бизнеса, выплачивая дивиденды.
К тому времени, когда сын Стэнтона, Сибери, выпускник Гарварда, возглавил в 1934 году компанию, старая фабрика Hathaway все еще выпускала по несколько рулонов хлопчатобумажной ткани в день. Сибери увидел себя героем, который спасет текстильные фабрики. С его братом, Отисом, они разработали пятилетний план модернизации