[343]. Лучше бы я никогда не слышал о Berkshire Hathaway».
28. Сухой хворост
«Когда умер отец, все пошло вверх дном, – вспоминает Дорис, – все полетело в тартарары. На отце держалась вся семья. Без него из-под нас как будто выбили опору».
Лишившись Говарда, Лейла стала зависеть от Уоррена, Сьюзи и их семьи. Внуки приходили к ней по воскресеньям. Она давала им с собой на церковную службу пакеты с конфетами, затем брала их на обед и давала деньги, если они правильно вычисляли итог по счету. После обеда она вела их в магазин Woolworth's за игрушками, с которыми они будут играть у нее дома. Она решила проблему своего одиночества по-баффеттовски, заключая сделки с внуками, чтобы они оставались с ней как можно дольше.
В присутствии Говарда Дорис и Уоррену было легче находиться вместе с Лейлой. Без него визиты к матери стали невыносимыми. Уоррена била дрожь, когда он был вынужден находиться рядом с ней. На День благодарения он отнес тарелку наверх и ел ужин в одиночестве. Лейла по-прежнему разражалась приступами ярости. На протяжении десятилетий ее странное поведение было направлено в основном на членов семьи. Ее главной жертвой все еще оставалась Дорис, которая боготворила отца даже больше, чем брат. Дорис была убеждена в том, что она подвела всю семью своим разводом с Труманом.
Незадолго до смерти Говард сказал ей, что она должна снова выйти замуж, чтобы у детей был отец. Так она и сделала[344]. Муж был любящим человеком, но Дорис вступила в брак вынужденно, что предвещало плохие перспективы.
У Берти, которой всегда меньше всех доставалось от матери и которая меньше других зависела от отца, жизнь изменилась мало. Однако, как и для Уоррена, деньги давали ей ощущение контроля, но были предметом тревоги. Она вела учет каждому потраченному доллару, а когда чувствовала стресс, оплачивала счета, чтобы расслабиться.
У всех Баффеттов отношение к деньгам было болезненным, но проблема залегала настолько глубоко, что никто из них не замечал, до какой степени необычна их семья. После смерти Говарда Уоррен и Сьюзи естественным образом взяли на себя руководство семьей, отчасти из-за богатства, отчасти благодаря силе своих характеров. Неудивительно, что тетя Элис, любимая родственница Баффетта с детства, стала доверять Сьюзи.
По этой причине в один из понедельников в конце 1965 года Элис разыскивала именно Сьюзи, а не Лейлу. Когда раздался звонок, Сьюзи была в салоне красоты вместе с Дорис. Она вышла из-под сушилки и подошла к телефону у стойки администратора. Элис объяснила, что беспокоится о сестре Лейлы, Эдит, которая позвонила ей в воскресенье и сказала, что чувствует себя крайне подавленно. Эдит боготворила Уоррена, Сьюзи и Элис, как и всех Баффеттов. Она чувствовала, что опозорила идеальную семью своей неидеальной жизнью[345]. Ее импульсивный, пылкий брак не сложился: муж, за которым она поехала в Бразилию, оказался бабником и растратчиком, бросив ее ради другой. После возвращения из Бразилии омахская жизнь разведенной матери-одиночки с двумя дочерьми стала для нее еще более трудной. Элис рассказала Сьюзи, что сегодня Эдит не пришла в Техническую среднюю школу, где вела уроки домоводства. Забеспокоившись, Элис отправилась к ней домой. Она звонила и стучала, но никто не ответил. Теперь ей страшно, что что-то случилось.
Сьюзи, не сняв бигуди, выскочила за дверь и на своем золотом «Кадиллаке» помчалась к квартире Эдит. Она стала стучать и звонить, но, как и сказала Элис, никто не ответил. Каким-то образом Сьюзи проникла внутрь. В квартире царил безупречный порядок, но никого не было видно.
Ни записки, ни письма Сьюзи тоже не нашла. Машина Эдит при этом была на месте. Сьюзи продолжала искать, пока не добралась до подвала, где и обнаружила Эдит, которая вскрыла себе вены и уже была мертва[346].
Сьюзи пришлось сообщать трагическое известие семье. Никто не знал, что депрессия Эдит зашла настолько далеко, и никто до сих пор не видел в ней возможную жертву семейного психического недуга Шталей. Смерть Эдит означала, что Лейла осталась в живых последней из всей семьи, и что еще одна из Шталей опозорила Баффеттов, на этот раз запятнав семью самоубийством.
Что бы по этому поводу ни чувствовала Лейла, менее чем через месяц она вышла замуж за Роя Ральфа. Он был приятным мужчиной, на 20 лет старше ее, который преследовал Лейлу с момента смерти Говарда. До сих пор она отвергала его ухаживания. Все время ее вдовства родственники с безропотной скукой выслушивали непрекращающиеся рассказы о минувших тридцати восьми с половиной чудесных годах жизни с Говардом. Внезапно снова выйдя замуж и сменив фамилию на Ральф, она буквально ошеломила всех.
Тем временем Сьюзи взяла на себя еще больше обязательств, чем когда-либо. Это касалось не только семьи, но и омахского общества. Она начала давить на Уоррена с тем, чтобы пресечь его неуемную одержимость работой. Партнерство Баффетта было нафаршировано акциями American Express. К концу 1965 года его активы составляли 37 миллионов долларов, включая более чем 3,5 миллиона долларов прибыли от American Express. В результате доля Уоррена и Сьюзи в партнерстве достигла 6,8 миллиона долларов. Ему было 35 лет. По меркам 1966 года Баффетты были одной из богатейших семей Америки. Сьюзи считала, что им следует больше делать для Омахи.
В 1966 году она буквально светилась от счастья, определившись с делом своей жизни. Сьюзи сделала своей главной задачей ликвидацию сегрегированного жилья в Омахе. Эта идея пугала многих белых. В свою общественную деятельность и работу по защите гражданских прав она пыталась вовлечь и Уоррена. Он согласился, но заседать в комитетах ему не нравилось.
Уоррен был далеко не равнодушен к социальным и политическим проблемам. Он был глубоко обеспокоен возможностью ядерной войны. Казалось, ее угроза стала неотвратимой после Карибского кризиса 1962 года, когда противостояние между Кеннеди и Хрущевым из-за удаления советских ракет с Кубы едва не привело к обмену ядерными ударами. Опубликованный в 1962 году антиатомный трактат философа Бертрана Рассела под названием «Есть ли у человека будущее?» произвел на Баффетта сильное впечатление[347]. Он даже держал на своем столе небольшую табличку с цитатой из антиядерного манифеста 1955 года, который Рассел составил совместно с Альбертом Эйнштейном: «Помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому, и забудьте обо всем остальном»[348].
У Уоррена были четкие представления о его специализации. К своим особым умениям он относил способность думать и делать деньги. Он никогда не был рядовым волонтером и считал: неважно, насколько срочным и важным было дело – оно отнимало время, которое, по его мнению, лучше потратить на обдумывание идей и зарабатывание денег, чтобы он мог выписывать чеки на все большие суммы.
В 1960-е годы у многих было жгучее желание низвергнуть истеблишмент, который развязал войну и управлял военно-промышленным комплексом. Умами людей владело стремление «не продаваться». Поэтому социальная сознательность для некоторых вступала в противоречие с необходимостью зарабатывать на жизнь. Уоррен, однако, считал, что работает на партнеров, а не на государство, что его деловая хватка и деньги помогают антивоенному движению и борьбе за гражданские права.
И все же назревал конфликт, связанный с борьбой за поиск инвестиций для партнерства. Ему удалось найти несколько недооцененных акций, которые все еще фигурировали в еженедельных отчетах Standard & Poor's: Employers Reinsurance, F. W. Woolworth и First Lincoln Financial. Он также купил несколько акций Disney после того, как встретился с Уолтом Диснеем и убедился в его исключительной сфокусированности, любви к работе. Затем купил еще акций Berkshire и создал «короткую» позицию на 7 миллионов долларов в компаниях Alcoa, Montgomery Ward, Travelers Insurance и Caterpillar Tractor. Он одалживал акции и продавал их, делая ставку на падение цен.
В январе 1966 года в партнерство Уоррена поступили еще 6,8 миллиона долларов. Баффетт обнаружил, что капитал партнерства составлял теперь 44 миллиона долларов, но у него слишком мало «сигарных окурков», чтобы разжечь их на эти деньги. Таким образом, впервые часть денег он оставил неиспользованными. Для него это было экстраординарным решением[349]. С того дня, как он покинул Колумбийскую школу бизнеса, его проблема всегда заключалась в том, чтобы получить достаточно денег и влить их в бесконечное количество инвестиционных идей.
Баффетт весь год беспокоился о том, что может разочаровать партнеров. Свое последнее письмо к ним он начал с радостной новости об огромных прибылях American Express. Но затем он сообщил настоящую новость, которая стала первым из многих подобных предупреждений: «Теперь я чувствую, что мы подобрались гораздо ближе к тому рубежу, когда увеличение размера партнерства может оказаться невыгодным». Он объявил, что закрывает дверь в партнерство на замок и прячет ключ. Это значило, что новых партнеров больше не будет.
С самого раннего возраста каждый из детей Уоррена знал, что не стоит ждать никакой финансовой помощи, кроме оплаты образования. Он мог бы привлечь детей к партнерству, чтобы научить их разбираться в деньгах, инвестировании и в том, как он проводит свое время. Примерно так он и поступал с партнерами. Но Уоррен крайне редко учил тех, кого видел каждый день. Его дети таких уроков не получали.
Вместо этого он купил им акции захудалой Berkshire Hathaway. Как управляющий трастом, который его отец оставил внукам, он продал ферму, купленную Говардом в качестве спасительного семейного прибежища, а на вырученные деньги приобрел акции. Учитывая, что Уоррен не считал в полной мере своим богатство, которое не заработал сам (а именно так он относился к наследству), он мог бы оставить ферму в покое. Маленькая ферма в Небраске не стоила слишком много, и дети не разбогатели бы от наследства деда. Но, вложив вырученные деньги в свой едва трепыхающийся текстильный бизнес, он увеличил долю в Berkshire на две тысячи акций. Почему это так сильно его заботило, было загадкой для сторонних наблюдателей, но с тех пор, как Баффетт проложил с