Несмотря на собственное высокое положение в обществе Омахи, Баффетт проявлял особый интерес к разоблачительной публицистике Sun. Еще с тех времен, когда он записывал автомобильные номера с целью поимки грабителей, он хотел поиграть в полицейского. «Я интуитивно догадался, что Уоррен понимает роль газет в обществе, – вспоминает Липси. – Мне не нравились перспективы бизнеса Sun, но я знал, что у Уоррена хватит денег на то, чтобы журналистика не пострадала из-за экономики. В итоге за 20 минут дело было сделано».
«Я посчитал, что мы заплатим за нее миллион с четвертью и будем получать 100 тысяч в год», – говорит Баффетт. – Деньги партнерства лежали без дела, а он очень хотел стать издателем. Он желал заполучить Sun настолько сильно, что согласился принять Липси в партнерство, хотя начал подумывать о его закрытии.
Баффетт хотел стать издателем национального масштаба. Через своего знакомого в политических кругах, секретаря штата Западной Вирджинии Джея Рокфеллера, Баффетт познакомился с Чарльзом Питерсом – идеалистом, начавшим издавать журнал Washington Monthly.
В качестве партнеров Баффетт привлек в Washington Monthly Фреда Стэнбэка и Розенфельда, предупредив, чтобы они не ждали больших прибылей. На самом деле он считал, что финансовые перспективы могут иметь обратную зависимость с журналистским успехом издания. Но зато какие скандалы можно будет осветить, какие идеи продвинуть, какие разоблачения сделать! В итогге Стэнбэк и Розенфельд вложили деньги в журнал[407].
Вскоре первоначальный капитал Washington Monthly был исчерпан. Баффетт стоял перед перспективой вложить еще 50 тысяч долларов. У них с Питерсом состоялся 50-минутный телефонный разговор. «С инвестиционной точки зрения все говорило о провале», – вспоминает Питерс. Баффетт сказал, что редакторам придется вложить часть собственных денег и привлечь сторонних инвесторов. Сам Уоррен, по его словам, увеличит эту сумму[408].
Хотя Washington Monthly публиковал сильные статьи, этого было недостаточно. Он с самого начала знал, что издание не принесет прибыли, но считал, что оно должно отчитываться за вложенные деньги. Ему было стыдно, что он втянул в это дело Стэнбэка и Розенфельда. Баффетт хотел быть в журналистике партнером, а не просто «спонсором идеализма».
Но даже несмотря на неоднозначные результаты, Уоррен преследовал личные интересы, о которых он рассказал партнерам в письме от октября 1967 года. Возможности на рынке в это время продолжали истощаться. До сих пор Баффетт никогда не уклонялся от возможности обогатиться. Но он всегда играл на той же стороне, что и его партнеры, используя свою алчность как в их интересах, так и в своих собственных.
Он начал прикидывать, как лучше свернуть партнерство. В конце мая 1969 года Баффетт написал партнерам письмо, в котором сообщил, что, даже понизив планку, он не стал работать меньше. Несколько позднее он сообщил ошеломляющую новость, уведомив о закрытии партнерства в начале 1970 года. «Я не приспособлен к этой рыночной среде и не хочу портить свои приличные результаты, пытаясь играть в игру, которой не понимаю. Лучше уж я уйду героем сейчас»[409].
Чем он собирался заняться дальше?
«У меня нет ответа на этот вопрос, – писал Баффетт. – Но я точно знаю, что в 60 лет мои цели будут иными, чем в 20»[410].
Партнеры стонали от разочарования, а некоторые – от страха. Даже самые неопытные научились остерегаться перегретого рынка. Некоторые не доверяли никому, кроме Баффетта.
Сьюзи была рада, хотя бы из-за детей, что Уоррен закрывает партнерство. Им было чрезвычайно важно, что думает о них отец. Сьюзи-младшей всегда доставалась большая часть скудного внимания, которое Уоррен уделял детям. Питер понимал, что ему благодарны за то, что он ведет себя тихо и остается в тени. Но 14-летний Хоуи, который всегда искал эмоциональной связи с отцом, но так и не обрел ее, с возрастом становился все более неуправляемым. Уоррен полагал, что Сьюзи сама обо всем позаботится. Но к этому времени Сьюзи и сама перестала пытаться контролировать детей. От идеалистических ожиданий в отношении своего брака она отказалась уже очень давно. Ее внимание все больше занимали «праздношатающиеся», как выразился один из друзей семьи, которые бродили по дому Баффеттов, искали ее помощи и занимали ее время[411].
Поскольку она почти всегда принимала людей безоговорочно, среди ее «клиентов» попадались преступники, мошенники, наркоманы. Один предположительно оказался владельцем публичного дома. Некоторые обманом выманивали у Сьюзи деньги, против чего она в целом не возражала. Баффетт был в ярости от мысли, что таким образом обманывают и его самого, но со временем стал относиться к беспечности Сьюзи как к составляющей ее обаяния.
Сама Сьюзи тоже начала нуждаться хотя бы в небольшом внимании. По словам друзей семьи, ей не нужно было много. Она отказывала себе в путешествиях, посещении музеев и театров, потому что Уоррену это было неинтересно. На людях он активно ее хвалил, но дома впадал в свое обычное состояние, сосредоточившись на работе. По словам Сьюзи, если бы он иногда делал над собой усилия и время от времени ходил с ней в картинную галерею или устраивал поездку, когда ей хотелось, все было бы по-другому.
Осознав, что Уоррен никогда не соберется слетать на несколько недель в Италию, она начала путешествовать сама или с друзьями, иногда чтобы навестить семью, а иногда, чтобы посетить семинары по личностному росту.
Однажды, когда она сидела на скамейке в чикагском аэропорту, перед ней остановился мужчина. «Вы Сьюзи Томпсон?» – спросил он. Это был Милт Браун, ее школьный возлюбленный, которого она не видела много лет. Он сел рядом, и они начали знакомиться заново[412].
Сьюзи, которая всегда стремилась установить эмоциональные связи, позже скажет, что ее муж вовсе не был лишен эмоций, но он был отрезан от собственных чувств. Казалось, что самые крепкие эмоциональные связи у него установились с друзьями и партнерами, перед которыми он чувствовал сильные обязательства и с которыми тоже создал своего рода семью. Прочие Баффетты не могли не заметить, как в компании друзей он буквально начинал светиться, в то время как на семейных мероприятиях послушно отбывал повинность, оставаясь погруженным в свои мысли.
Даже теперь, когда он собирался закрыть партнерство, казалось, что он не хотел прерывать связи с партнерами. Он написал им еще одно письмо, в котором подробно объяснил варианты их дальнейших действий.
Уоррен приложил все усилия, чтобы наставить партнеров в их дальнейшей инвестиционной жизни.
«Я рекомендовал партнерам двоих, которых знал как исключительно хороших и честных людей: Сэнди Готтесмана и Билла Руана. Мне были известны их показатели, но главное – я знал, как они их добились. Это было чрезвычайно важно», – вспоминает Уоррен[413].
Более состоятельные партнеры могли обратиться к Готтесману в First Manhattan. Остальных Баффетт направил к Руану, который ушел из Kidder, Peabody и основал собственную консультационную фирму Ruane, Cunniff & Stires. Специально для работы со счетами мелких инвесторов он создал фонд Sequoia Fund. Для управления офисом новой компании в Омахе он нанял Джона Хардинга. В партнерстве Ruane, Cunniff также собирались работать Джон Лумис, муж Кэрол Лумис, и доверенный аналитик Баффетта Генри Брандт. Таким образом был набран почти полный штат сотрудников. Через эти связи Хардинг, Лумис и Брандт также вошли в большую «семью» Баффетта. Уоррен пригласил Руана в Омаху и представил партнерам фонд Sequoia.
Пока Баффетт готовил закрытие партнерства, появились первые признаки того, что фейерверк на рынке вскоре должен закончиться. К июлю 1969 года, когда начался вывод американских войск из Вьетнама, индекс Доу-Джонса упал на 19 %. Экзотические акции вроде National Student Marketing и Minnie Pearl’s Chicken System, Inc начали стремительно дешеветь[414].
Поразительным исключением из общей тенденции стали акции Blue Chip Stamps, кропотливо собранные Баффеттом, Мангером и Герином. Теперь Blue Chip собиралась провести публичное размещение акций, и Уоррен решил в рамках этой сделки продать долю партнерства[415]. Казалось, 1969 год, последний для партнерства Баффетта, будет великолепным.
В октябре он созвал еще одну встречу грэмовцев, которые собирались годом ранее в Сан-Диего, но уже без самого Бена Грэма. На этот раз были приглашены и жены. От их присутствия атмосфера стала напоминать об отдыхе. Баффетт, увы, делегировал организацию поездки Маршаллу Вайнбергу, который также любил экономить на мелочах и сделал неудачный выбор в пользу Colony Club – курорта в Палм-Бич, штат Флорида, где к ним отнеслись как к деревенщине.
В течение следующих пяти дней, пока группа наслаждалась плохой едой, маленькими комнатами, сильным ветром и проливным дождем, собрания проходили по образу уроков, во время которых Баффетт чаще всего занимал место преподавателя. Собравшиеся перебрасывались мыслями с помощью условных терминов, выработанных в результате многолетнего общения на основе разделяемого всеми набора понятий и ценностей[416].
Хитрость заключалась в том, чтобы найти компанию, наименее подверженную разрушительному воздействию конкуренции и времени или, как говорил Мангер, великий бизнес. Свой выбор Баффетт сделал: компания Dow Jones, которой принадлежала Wall Street Journal. Его интерес к газетам рос, но акций этой компании у него все еще не было.
Еще задолго до собрания Баффетт и Мангер начали понимать, что идея с Hochschild-Kohn не сработала.