«Я приходил туда, и мне показывали платья подходящих размеров. Я выбирал из них, что подарить сестрам, Сьюзи, Глэдис и прочим. Мне это даже нравилось. Одежда сохраняет свою стоимость даже лучше, чем драгоценности», – вспоминает Уоррен.
26 декабря 1969 года, после обмена рождественскими подарками, он направил партнерам еще одно длинное письмо, в котором подробно ответил на ряд их вопросов[425]. Некоторые из партнеров ставили под сомнения его действия. Если у Berkshire Hathaway настолько паршивый бизнес, почему бы не избавиться от текстильной фабрики?
«У меня нет желания заработать несколько процентных пунктов дополнительной прибыли за счет человеческой драмы», – писал он.
«Что такое Sun Newspapers?» – спрашивали Уоррена партнеры. «Она стоит бакс за акцию. У нас нет особых планов по расширению в сфере средств массовой коммуникации».
«Почему вы не зарегистрировали акции Berkshire Hathaway и Diversified на бирже, чтобы ими можно было свободно торговать?», – продолжали задавать вопросы партнеры. Berkshire была настолько закрытой, что ее акции торговались только «по договоренности», поэтому никто не знал, сколько на самом деле они стоят. Акции Diversified не торговались вообще.
На это Баффетт ответил, дав длинное, сложное объяснение. Самых наивных из своих бывших партнеров он таким образом оградил от когтей мистера Рынка, который временами оценивал акции неоправданно низко. Это снижало вероятность того, что толпа брокеров уговорит их продать акции только для того, чтобы купить IBM или AT&T. Но это также означало, что Баффетт ограничивал возможности своих партнеров: им было труднее покупать и продавать, а если они все же решались, то с высокой вероятностью продавали акции именно ему.
Как генеральный партнер, Уоррен привык иметь полный контроль над Berkshire Hathaway и Diversified. Отпустить их и позволить контролировать анонимному Мистеру Рынку – этого допустить он никак не мог. Более того, как только он передаст акции бывшим партнерам, их интересы могут впервые разойтись. Обоснование для отказа от регистрации акций на бирже, которое давал Баффетт, основывалось на том, что он был самым искушенным из партнеров. Именно у него будет значительное преимущество перед остальными. Независимо от того, насколько честными были его намерения, это решение углубило потенциальный конфликт интересов.
Тем не менее, черты Уоррена, доставшиеся ему от отца, требовали, чтобы он объяснил бывшим партнерам все варианты с дотошной честностью.
На вопрос «Стоит ли мне держать акции компании?» Баффетт дал максимально прямой ответ из тех, что он когда-либо давал публично: «Все, что я могу сказать, – сам я именно так и сделаю. Более того, я куплю еще».
Уходящим партнерам предстояло разобраться с акциями еще одной, третьей, компании. В том же письме от 26 декабря Баффетт сообщил им, что продажа акций Blue Chip провалилась. За короткое время цена акций упала с 25 до 13 долларов. Это произошло после того, как от них избавилась компания Safeway Stores.
Но даже когда проблемы Blue Chip, множились, а цена акций падала, Баффетт не продавал их, а покупал. Он покупал их для Diversified Retailing и для National Indemnity, Cornhusker Casualty и National Fire & Marine, двух небольших страховых компаний, которые приобрела Berkshire. Он также купил их для себя и Сьюзи.
Испытывая постоянное беспокойство по поводу того, нравится он людям или нет, Баффетт превыше всего ценил верность. Из его последующего поведения стало очевидным, что расторжение партнерства было отчасти проверкой на лояльность.
Когда в конце 1969 года партнерство прекратило свое существование, Уоррен со Сьюзи получили на руки около 16 миллионов долларов. В течение следующего года акции Berkshire и Diversified начали быстро переходить из рук в руки. Баффетт, как и обещал, использовал деньги, полученные после роспуска партнерства, для покупки акций Berkshire и Diversified для себя лично, причем в масштабах, которые ошеломили бы партнеров, если бы они имели о них представление. Он покупал у самых разных людей – от своего бывшего шурина Трумана Вуда до первых инвесторов партнерства, Гомера Доджа и его сына Нортона[426]. Те, кто отклонили предложение Уоррена, должны были быть готовы пойти дальше и позволить ему реинвестировать прибыль, не выплачивая ни цента дивидендов. Для Баффетта эта готовность была показателем доверия[427].
Он навсегда сохранил преданность к тем, кто выбрал акции, а не деньги – преданность такой глубины и силы, которые были бы абсолютно непонятны обычному руководителю. Berkshire, как он размышлял позже, все еще оставалась партнерством. Он считал, что его партнеры собрались вместе благодаря комплексу общих ценностей и интересов, а не потому, что это было выгодно и удобно. Он часто говорил, что старается относиться к партнерам, как к семье. Перед ними у него был особый долг, и он ждал от них ответной преданности.
Однако свои решения люди принимали по самым разным причинам. Некоторым просто нужны были деньги. Другие инвестировали в Sequoia Fund, послушав Билла Руана.
Позже Мангер назовет Баффетта «безжалостным приобретателем», похожим на Джона Д. Рокфеллера на заре создания своей империи, который никому и ничему не позволял встать у себя на пути[428]. Оглядываясь назад, некоторые чувствовали, что с ними обошлись жестко, обольстили или даже ввели в заблуждение. Другие говорили себе: «Ну это же Уоррен. Я должен был знать».
К концу 1970 года многие из бывших партнеров Баффетта вышли из доли компаний, а Уоррен продолжал скупать акции. Их со Сьюзи доля в Berkshire выросла с 18 % до почти 36 %, а доля в DRC увеличилась почти вдвое – до 39 %. Это значило, что Баффетт практически контролировал обе компании[429]. Он также покупал акции Blue Chip, увеличив свою долю с 2 % до более чем 13 %.
Сьюзи было ясно, что метания Уоррена, направленные на получение контроля над Diversified и Berkshire Hathaway, предвещали, что второй «выход на пенсию» ее мужа будет таким же, как первый. Одна из причин заключалась в том, что Blue Chip находилась в таком же затруднительном положении, как и Berkshire Hathaway[430]. Бизнес уже не просто сокращался – он умирал.
Баффетту позвонил Билл Рэмси, президент Blue Chip, и сообщил, что местная лос-анджелесская компания See's Candies выставлена на продажу. В числе инвестиционных специализаций Баффетта была одна очень узкая – кондитерские компании[431]. Они стоили дорого, и ни на одну из них он до сих не клюнул. «Позвони Чарли», – сказал Уоррен[432]. За бизнес на Западном побережье отвечал Мангер.
«У See's есть имя, с которым в Калифорнии не может сравниться никто другой, – сказал Мангер Баффетту. – Мы можем получить ее по разумной цене. С этим брендом невозможно конкурировать, не потратив огромные деньги». Мангера переполнял энтузиазм, хотя его помощник Эд Андерсон считал, что компания стоит слишком дорого[433].
See's уже заключила предварительную сделку, рассчитывая получить 30 миллионов долларов при стоимости активов в 5 миллионов долларов[434]. Разницу составляли бренд See's, ее репутация, товарные марки, а самое главное – лояльность клиентов.
Они решили, что за See's стоит заплатить 25 миллионов долларов.
Переговоры о покупке пришлось вести с Чарльзом Б. Си или Конфетным Гарри, как его называли Баффетт, Мангер и Герин.
«Конфетный Гарри на самом деле не хотел управлять See's. Его интересовали вино и девушки. Но в последнюю минуту перед продажей он струхнул. Рик и Чарли его навестили, и Мангер прочитал ему одну из величайших лекций всех времен о достоинствах винограда и девушек, и о том, что самое высокое и достойное занятие для Конфетного Гарри – это беготня за женщинами», – вспоминает Уоррен.
Blue Chip предлагала за компанию 25 миллионов долларов, а прибыль See’s до уплаты налогов составляла 4 миллиона. Таким образом, доходность инвестиций Баффетта и Мангера после уплаты налогов составила бы 9 % в первый же день после покупки и без учета будущего роста. Если прибавить 2–3 миллиона долларов за счет повышения цен, рентабельность капитала возросла бы до 14 %. Это было бы приличным результатом. Все сводилось к тому, будет ли прибыль расти дальше. Баффетт и Мангер были близки к отказу. До сих пор выбор для них был настолько легким, а привычка занижать цену настолько устоялась, что заплатить столько, сколько просил Гарри, было для них все равно что проглотить живых гуппи.
«В конце концов, – говорит Мангер, – они пришли к предельной сумме, которую мы были готовы заплатить»[435].
Не успели высохнуть чернила на договоре, как Баффетт, Мангер и Герин вошли в совет директоров компании. Уоррен с ранее невиданным энтузиазмом погрузился в кондитерский бизнес.
Баффетт предложил Хаггинсу поиграть с рекламными слоганами и придумать что-то похожее на «Всегда Coca-Cola». Как будто Хаггинс запросто мог изобрести хитовый слоган, сидя за завтраком[436]. Один из давних работников Уоррена описал его стиль управления: «Он всегда хвалил вас, если хотел загрузить работой»[437].
Обманутый первоначальным рвением Баффетта вникнуть в детали бизнеса, Хаггинс подписал его на несколько отраслевых кондитерских журналов. Но в итоге внимание Уоррена переключилось. Он осознал, что ему нравится владеть кондитерской компанией, а не управлять ей.