В отличие от Баффетта, Мангер не стал закрывать партнерство, стоимость которого рухнула, и партнеры потеряли почти половину вложенных денег[538]. Как и Бен Грэм за полвека до того, Чарли чувствовал, что обязан восстановить их капиталы.
«Котировочная стоимость нашего капитала снизилась, – говорит Мангер. – Мне это не нравилось, но после стольких лет какая разница, будет у меня X долларов или X минус Y? Меня беспокоило только положение моих партнеров и то, что я не оправдал их доверие»[539].
Чтобы возместить потерю половины капитала, Мангеру нужно было увеличить оставшуюся сумму более чем вдвое. И стоимость Blue Chip Stamps существенно влияла на успешность этих усилий.
Фонд Sequoia Билла Руана тоже переживал трудности. Начав с 50 миллионов долларов, полученных от бывших партнеров Баффетта, фонд удачно вложился и занял крупные позиции в недооцененных компаниях, в том числе в Capital Cities Communications.
«В этом бизнесе, – говорит Руан, – есть новаторы, подражатели и толпа невежд». Но толпа невежд рулила рынком. Те акции, которые Руан и его партнер Рик Каннифф купили в 1970 году, упали в цене вдвое. 1973 год стал для фонда худшим, а 1974 обещал быть просто ужасным. Он был основан в неудачный момент: Руан начал работу как раз тогда, когда Баффетт сворачивал деятельность из-за отсутствия возможностей на рынке. Фонд ежегодно проигрывал рынку огромные суммы[540], и Руан опасался, что его крупнейший вкладчик Боб Мэлотт заберет свою часть капитала[541]. Однако Баффетт сохранял невозмутимость, зная, что мнение вкладчиков о цене акций не имеет никакого отношения к их настоящей стоимости.
В 1969 году Баффетт организовал встречу с грэмовцами в клубе «Колони», чтобы ощутить взаимную поддержку в сложных рыночных условиях. Баффетт назвал это собрание «группой Грэма», которая с 1971 года регулярно встречалась раз в два года. Из лояльности к Руану он позволил пригласить Мэлотта на встречу в Сан-Валли в 1973 году, хотя обычно это запрещалось.
Впечатленный Мэлотт остался в фонде Руана, хотя продолжал жаловаться. К концу 1974 года фонду Sequoia все же удалось достичь убыточности меньше рыночной. При этом фонд понес такие совокупные потери, обусловленные рыночным спадом, что Генри Брандт и Джон Лумис, муж Кэрол Лумис, решили, будто корабль идет ко дну и покинули Sequoia[542].
Мнение Баффетта о происходящем отразило ноябрьское интервью журналу Forbes. На вопрос о том, как он чувствует себя сегодня на рынке, Баффетт ответил: «Как пресыщенный султан в гареме. Самое время начать инвестировать. На моей памяти впервые можно купить акции как у Фила Фишера (на пике роста) по бросовым ценам как у Бена Грэма (скупавшего “сигарные окурки”)»[543]. Однако Forbes не включил это утверждение в текст, так как большинство читателей не поняли бы отсылок к Фишеру и Грэму[544].
Несмотря на энтузиазм по поводу рынка в 1974 году, Баффетт инвестировал по чуть-чуть, в основном перекладывая деньги из одного актива в другой. Кроме того, он купил 100 тысяч акций Blue Chip у Рика Герина. «Он продал мне акции по 5 баксов за штуку, потому что ему тогда приходилось туго», – вспоминает Баффетт.
Сравнение рынка с «гаремом» в данном случае имело для Уоррена второй смысл: он в основном смотрел, но не трогал. Один из агентов National Indemnity словно с цепи сорвался, продавая убыточные полисы авиационного страхования. Компания пыталась лишить его полномочий, но несколько месяцев не могла этого добиться[545]. В бухгалтерской отчетности царила неразбериха, а убытки были непредсказуемы. National Indemnity не знала, во сколько им обойдется «дело Omni»: в худшем случае речь шла о десятках миллионов долларов. Вся надежда была на то, что убытки будут гораздо меньше, потому что десятков миллионов у них просто не было[546].
Через несколько месяцев, к началу 1975 года, проблемы Баффетта серьезно усугубились. Чак Рикерсхаузер, партнер из юридической фирмы Мангера, которая теперь называлась Munger, Tolles & Rickershauser, сообщил Чарли и Уоррену, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается выдвинуть против них обвинение в нарушении законодательства. То, что раньше выглядело потенциальной, но управляемой угрозой, переросло в реальную катастрофу.
Рикерсхаузер вел юридические дела Баффетта со сделки с See’s. Когда позвонил юрист Комиссии по ценным бумагам и биржам, чтобы «задать несколько вопросов», он решил, что дело рутинное и направил того к Верну МакКензи, ревизору Berkshire.
Когда в Небраске МакКензи взял трубку, оказалось, что звонил сам глава отдела по обеспечению соблюдения законодательства Комиссии по ценным бумагам и биржам Стэнли Споркин, который в мире бизнеса имел репутацию «злого полицейского»[547]. Споркин весьма недружелюбно допрашивал ревизора по многим вопросам, от Wesco до Blue Chip, Berkshire и других компаний, но МакКензи решил, что это его обычный тон. К тому у него сложилось впечатление, что для Споркина, если ты богат, значит, виновен[548].
Внимание Комиссии привлекли почти двухлетние попытки Баффетта и Мангера аккуратно распутать клубок нитей, связывающих несколько компаний, которыми они владели. Сначала они попытались с помощью Berkshire Hathaway поглотить наименее значимую компанию Diversified, которая к 1973 году стала лишь инструментом для покупки акций Berkshire и Blue Chip. Но Комиссия по ценным бумагам и биржам не одобрила эту сделку, и Мангер уверил Баффетта, что это не проблема.
Следующие полтора месяца сотрудники Комиссии по ценным бумагам и биржам присматривались к Blue Chip Stamps и другим инвестициям партнеров и пришли к выводу, что они намеренно сорвали сделку между Wesco и Santa Barbara, предложив более высокую цену за четверть акций с целью завладеть остальными. По крайней мере, так это выглядело для Santa Barbara, которая очевидно и указала Комиссии на Blue Chip[549].
Уоррен и Чарли впервые осознали, что Blue Chip в беде[550]. Не успел Баффетт порадоваться своему назначению в совет директоров Post, как их с Мангером затянуло в юридический водоворот. Рикерсхаузер уже знал, каково работать с Баффеттом, объясняя коллегам, что «солнце ласково греет, только пока ты не подберешься к нему слишком близко»[551]. Следующие пару лет он на практике проверял этот тезис, который вполне можно назвать «законом термодинамики Рикерсхаузера».
В феврале 1975 года Комиссия по ценным бумагам и биржам разослала повестки в суд и начала полномасштабное расследование в связи с покупкой компании Wesco: «Дело о Blue Chip Stamps, Berkshire Hathaway Incorporated, Уоррена Баффетта, HO-784». Баффетта и Мангера подозревали в «совершении действий, которые прямо или косвенно служили воплощению мошеннической схемы или замысла, либо включали в себя ложное утверждение или умолчание о существенном факте».
По версии следствия, Blue Chip изначально планировала поглотить Wesco Financial, но не раскрыла этот факт, а покупки акций после расторжения сделки с Santa Barbara были тендерными предложениями, не зарегистрированными в Комиссии по ценным бумагам и биржам[552]. Последнее обвинение было самым серьезным, так как по нему иски могли быть предъявлены не только Blue Chip, но и лично Баффетту и Мангеру.
Споркин мог передать дело в суд, либо предложить мировое соглашение, что позволяло обвиняемым уплатить штраф без официального признания вины. При этом Комиссия могла включить в соглашение только компанию, не называя имен. Упоминание Чарли и Уоррена закрыло бы им вход в большой бизнес. Недавно вознесенный в высшие сферы бизнеса, благодаря «Суперденьгам», Forbes и правлению Washington Post, Баффетт начал отчаянно борьбу за спасение своей репутации.
Однако расследование набирало обороты, и Баффетту пришлось предоставить доступ к своим архивам, столь же исчерпывающим, как и все, что он когда-либо собирал. Адвокаты партнерства Munger, Tolles отбирали документы (торговые заявки на закупки акций, указания банкирам, письма в See’s Candies, записки на текстильную фабрику Верну МакКензи) и отправляли их в Вашингтон следователям. Баффетт чувствовал себя загнанным в угол, хотя внешне сохранял спокойствие.
К марту 1975 года следователи Комиссии добрались до руководства Wesco. Бетти Питерс поразила сотрудников комиссии, придя без адвоката: «Вы же просто хотите узнать, что произошло», – сказала она. Когда вызвали Мангера, он также приехал без юридического сопровождения и два дня защищал Blue Chip от обвинений: «Да, Blue Chip думала о получении контроля. Но до того, как сорвалось слияние с Santa Barbara, эти планы не имели смысла».
Дискуссия ходила по кругу. Мангер не отрицал, что они с Баффеттом вели переговоры с Винсенти, обхаживали Бетти Питерс и семью Каспер: «Мы хотели быть честными по отношению к Лу Винсенти и Бетти Питерс», – говорил он[553]. «А как же ваши акционеры Blue Chip?» – спрашивал Сейдман, не понимая причин щедрости к чужой компании.
Акции Wesco тогда в основном находились в руках арбитражных брокеров, которые знали, что после закрытия сделки они вырастут до предложенной Santa Barbara цены. Свои ставки они хеджировали, благодаря коротким позициям, а когда сделка сорвалась, то цена акций Wesco рухнула