Такой пессимизм Мангера мог быть вызван проблемами со здоровьем: несколько лет он страдал от растущей катаракты, пока его зрение серьезно не ухудшилось. После операции по удалению катаракты на левом глазу он перенес редкое осложнение, называемое врастанием эпителия, клетки которого давили на зрительный нерв, разрушая его и вызывая нестерпимую боль[681]. Не в силах больше терпеть, Мангер договорился об операции по удалению глаза, на место которого должны были вставить стеклянный протез.
После операции он «несколько дней чувствовал себя раненым зверем»[682], даже сказал Баффетту, что хочет умереть. Боясь полностью ослепнуть, если подобная проблема возникнет и на правом глазу, Мангер решил обойтись без замены хрусталика, и начал носить очки с толстыми стеклами.
Пока Мангер мучился со зрением, профсоюз водителей Evening News, осмелевший за три года судебных разбирательств, потребовал сверхурочных за невыполненную работу. Решив, что Баффетт не выдержит забастовки на фоне борьбы с Courier-Express, в декабре 1980 года члены профсоюза покинули рабочие места. После неудачных переговоров, которые длились всю ночь, Липси, Генри Урбан и Мюррей с шести утра изо всех сил готовили вечерний выпуск с членами других профсоюзов, которые вышли на работу. Но в последнюю минуту к стачке присоединились типографские рабочие, вытащив из печатной машины уже набранные газетные полосы.
Баффетт понял, что пропал. Многолетний опыт распространения прессы подсказывал, что от крошечного профсоюза водителей из 38 человек газета зависит даже больше, чем от печатников. Печатными прессами могли управлять члены других профсоюзов или добровольцы, но если водители не развезут газеты, то все зря. Баффетт не хотел заменять их курьерами, не состоящими в профсоюзе. «Я не собирался посылать наших ребят разносить газеты по темным закоулкам декабрьскими вечерами», – говорит Уоррен.
В итоге Evening News закрылась. Баффетт объявил членам профсоюза: «Мы откроемся снова, только если у нас будет перспектива нормальной работы»[683]. До точки невозврата оставалось совсем немного[684].
На этот раз профсоюзы дрогнули: через сорок восемь часов Evening News уже продавались на улицах. К тому времени газета, которая продолжала отставать по воскресным тиражам, все же завоевала устойчивые позиции и удерживала преимущество в будни[685]. К концу 1981 года Липси и Баффетт сократили убытки до 1,5 миллиона долларов в год, что было в два раза меньше, чем у Courier-Express[686]. News победила в битве, в которой «выживает самый толстый», заплатив запредельную цену.
Courier-Express продолжала судиться, пытаясь вернуть запрет судьи Брайанта. Но ее владельцы уже видели, как другой судья – рынок – направляется с голубой лентой победителя к Buffalo Evening News. В сентябре 1982 года собственники пытались продать Courier-Express газетному магнату Руперту Мердоку. Но профсоюзы не уступили его требованию отказаться от доплат за выслугу лет. Это был последний ход, после которого оставалось только сдаться.
Buffalo Evening News сразу вышла с утренним выпуском и сменила название на Buffalo News. С козырями на руках Баффетт и Мангер отправились на собрание сотрудников в отель Statler Hilton в центре города. Кто-то заикнулся о новой схеме распределения прибыли. «Как журналисты могут увеличить прибыль?», – задал встречный вопрос Баффетт.
Капитал принял на себя риски и пожинал заслуженные плоды. Они с Мангером поставили 35,5 миллионов долларов на правильность своих решений и могли потерять все. Но и вся прибыль тоже досталась им. Уоррен заверил, что работники получат зарплату за потраченное время – не больше и не меньше. После всего, через что им пришлось пройти вместе, сотрудники были шокированы равнодушием Баффетта.
Покидая офис, они с Мангером прошли мимо издателя Генри Урбана, который, по словам Рона Олсона, «ожидал хотя бы небольшого признания». Мангер уже прославился своей манерой игнорировать людей, но в этот раз и Баффетт проследовал за ним, ни на кого не глядя. Ни один из них не сказал сотрудникам «спасибо» за приложенные усилия. Олсон, идя за ними, жал руки всем подряд, чтобы хоть как-то сгладить впечатление[687].
Уже через год, благодаря повышению рекламных ставок и росту тиража, News заработала 19 миллионов долларов, перекрыв совокупные убытки прошлых лет. Почти половина этой суммы досталась Баффетту. По мере того, как возбуждение от успеха стихало, иссякал и его интерес к газете. Он по-прежнему хорошо отзывался о Buffalo News в годовом отчете, но уже был захвачен новым делом.
Часть пятаяКороль Уолл-стрит
43. Фараон
По случаю пятидесятилетия Баффетта пятьсот богачей в смокингах и вечерних платьях прошли по красной дорожке на вечеринку в шикарном нью-йоркский клубе «Метрополитен». Он вполне мог позволить себе арендовать это заведение: Berkshire Hathaway торговалась по 375 долларов за акцию, и за последние полтора года состояние Баффеттов выросло более чем вдвое[688].
Баффетт попросил своего старого партнера по пинболу Дона Дэнли подарить ему балансовый отчет компании Wilson's Coin-Operated Machine[689]. Он начал собирать свидетельства его деловых начинаний, относясь к ним как к предметам культа. Они казались ему вещественными доказательствами его достижений.
Сьюзи привезла из Сан-Франциско музыкальную группу и спела «Пора двигать в Буффало», посвященную последнему крестовому походу Баффетта, который по сюжету песни собрал свое состояние и отправился покупать недооцененные активы.
Виновник торжества уже не чувствовал себя в смокинге так неловко. Покупки Баффетта стали более амбициозными, он был свободен от судебных исков и уже не обращал внимания на «сигарные окурки». На него работала великая машина сложных процентов, экспоненциально умножая его состояние под одобрительные взгляды общества.
Его метод не изменился: оценивать внутреннюю стоимость инвестиций, рассчитывать риск, покупать с учетом запаса прочности, не распыляться, оставаться в пределах своей компетенции и позволять делам идти своим чередом, пока сложный процент делает свою работу.
Весь процесс, казалось, шел сам собой, без усилий со стороны Баффетта. Однако в его основе лежала четкая методика, которая требовала от него и его сотрудников огромного объема работы. Центром его бизнес-империи, раскинувшейся от берегов озера Эри до пригородов Лос-Анджелеса, по-прежнему был офис в Kiewit Plaza – тихий, но полный деятельности храм торговли, обставленный обшарпанной мебелью на стальном каркасе и устланный линолеумом.
С каждой новой инвестицией работы становилось все больше, но число сотрудников почти не менялось. Баффетт по-прежнему сидел за закрытыми дверями под охраной Глэдис. Разбогатевший Билл Скотт теперь работал неполный день, остальное время уделяя своему оркестру. В штате появилось пополнение в лице менеджера Майка Голдберга, а финансами управлял Верн МакКензи.
Сотрудники редко покидали крошечные кабинеты, лишь изредка совещаясь в комнате для собраний, рассчитанной всего на четырех человек. Никакой болтовни возле кулера. На вопрос о том, стало ли легче после завершения проблем с Buffalo Evening News, МакКензи ответил, что не заметил разницы[690]. Те, кто на себе проверял закон термодинамики Рикерсхаузера, убедились, что солнце действительно было приятным и теплым.
Но Баффетт был настолько сфокусирован, а его ум работал с такой скоростью, что продолжительное общение с ним приводило к солнечным ожогам. «Он меня ужасно выматывал», – замечал один из его друзей. «После встречи с ним приходилось восстанавливаться», – вторил другой. «Меня как будто целый день долбили по голове», – признавался один из бывших сотрудников компании.
Баффетт обладал неугомонной энергией и энтузиазмом подростка. Казалось, он помнил все факты и цифры, которые когда-либо встречал. Уоррен убеждал людей добровольно согласиться на трудную работу и ждал от них чуда. Он был на удивление терпим к чужим причудам и недостаткам, если это не стоило ему денег. Он настолько жаждал получить результат и был уверен в умениях других людей, что хронически недооценивал объем работы, который им приходилось выполнять. Сам Баффетт был солнцем, вокруг которого все вращались, поэтому он не замечал действия закона Рикерсхаузера.
«Люди часто говорят, что я на них давлю. Но я никогда не делал этого намеренно. Некоторым нравится давить, но я не из их числа. Однако мне так часто об этом говорили, что, скорее всего, это правда», – признает Баффетт.
Менеджерам из глубинки, управлявшим предприятиями Berkshire и Blue Chip, повезло больше. Чаще всего Баффетт оставлял их в покое. Его метод состоял в том, чтобы найти таких же одержимых перфекционистов, как он сам, способных работать без перерыва, а затем не обращать на них внимания, лишь изредка выражая одобрение и применяя другие приемы Дейла Карнеги. Большинство сотрудников это устраивало.
Покупая акции в 1970-х, Баффетт ставил против пессимизма «медвежьего» рынка, который сопровождался безработицей и пятнадцатипроцентной инфляцией. Теперь его ставка неожиданно окупилась, благодаря президенту Картеру, который в 1979 году назначил Пола Волкера новым председателем Федеральной резервной системы.
Волкер повысил учетную ставку центрального банка до 14 %, чтобы взять инфляцию под контроль. В 1981 году новый президент Рональд Рейган начал политику резкого снижения налогов и дерегулирования бизнеса. Он поддержал Волкера, несмотря на критику и недовольство в обществе. В итоге, в конце 1982 года стал набирать силу «бычий» рынок. Цены на акции начали догонять рост прибыли корпораций