Его собственные дети таких финансовых уроков не получили. По отношению к их денежным просьбам отец оставался непреклонным. Он был готов к заключению сделок с членами семьи только с целью контроля их веса.
Сьюзи-младшая, которой было уже за тридцать, боролась с несколькими лишними фунтами. Уоррен заключил с ней сделку, по условиям которой в обмен за избавление от определенного количества фунтов она могла покупать одежду без ограничений в течение месяца. При этом, если через год она снова наберет вес, то должна будет вернуть потраченные деньги. Такая сделка была не просто взаимовыгодной. Для Баффетта она была абсолютно безрисковой – он выигрывал в любом случае. Деньги он отдавал только в том случае, если Сьюзи-младшая делала то, что он хотел. В итоге Сьюзи-младшая села на диету и, достигнув цели, получила от Большой Сьюзи посылку с кредитными картами и запиской: «Веселись!»
Сначала Сьюзи-младшая не могла потратить ни цента, напуганная мыслью о том, что ей придется просить отца оплатить ее счета. Постепенно она решилась начать и вскоре перешла к безудержным тратам в слепом изумлении от того, что впервые в жизни не была ограничена в деньгах. Каждый день она не глядя бросала на стол чеки, боясь подсчитать общую сумму. «О, Боже!» – каждый вечер произносил ее муж Аллен при виде растущей стопки. Через тридцать дней она подвела итог, обнаружив, что потратила 47 тысяч долларов.
«Я думала, он умрет, увидев эту сумму», – вспоминает дочь Баффетта. Но сделка есть сделка, так что Баффетт оплатил счет без всякого принуждения.
Арендная плата за ферму, которую Баффетт взимал с Хоуи, также менялась в зависимости от веса сына. Уоррен считал, что Хоуи должен весить 182,5 фунта. Когда вес Хоуи превышал норму, он должен был выплачивать отцу 26 % от валовой выручки фермы. Когда вес уменьшался, он платил всего 22 %. «Я был не против, правда, – говорил позже Хоуи. – Единственное, с чем мне было трудно согласиться, – даже при 22 % отец взимал за аренду больше, чем все остальные в округе»[783]. Таким образом, и эта сделка была для Уоррена беспроигрышной. Он получал либо больше денег, либо более стройного сына[784]. Все это было типичным для Баффетта. Как сказал один из его друзей: «Он мастер взаимовыгодных сделок, но никогда не станет делать того, что не принесет выигрыш лично ему».
Когда Сьюзи-младшая, жившая в Вашингтоне, забеременела первым ребенком, ей нужно было перепланировать свой маленький дом, что обошлось бы в 30 тысяч долларов. У них с Алленом таких денег не было. И тогда она попросила отца о займе.
«Почему бы тебе не обратиться в банк?» – спросил он дочь, отказавшись одалживать ей деньги. Незаработанное и унаследованное богатство по-прежнему возмущало Баффетта, оскорбляло его представление о справедливости и нарушало чувство вселенской симметрии. От таких жестких правил по отношению к собственным детям веяло холодом. «Он не дает нам деньги из принципа, – говорит Сьюзи. – Всю мою жизнь отец нас учил, думая, что я усваиваю уроки. В определенный момент пришло время остановиться»[785].
В сентябре 1986 года Сьюзи родила девочку, которую назвали Эмили. Теперь у Баффеттов в трех городах – Сан-Франциско, Омахе и Вашингтоне – было восемь внуков, своих и приемных.
Уоррен восхищался стремлением жены спасать людей и ее умением помогать тем, кто в этом нуждался. «Мамочка Сьюзи» избрала своей миссией индивидуальную помощь, один на один. Но такая работа требовала эмоциональной открытости, которая была не по силам Уоррену. Его метод заключался в том, чтобы с помощью своего интеллекта и денег влиять на как можно большее количество жизней.
Первые наставления Баффетта, с которыми он обращался к людям, сохранились в письмах, которые он писал в 1960-х годах прежним партнерам. Эти письма ксерокопировались и передавались на Уолл-стрит из рук в руки. Начиная с 1977 года его просветительские послания акционерам вместе с годовыми отчетами Berkshire становились все более личными и вместе с тем полезными. Они походили на интенсивный курс по бизнесу, написанный ясным языком, испещренным библейскими цитатами, отсылками к «Алисе в стране чудес» и принцессам-лягушкам. Большую часть текста занимали вопросы, не связанные с финансовыми результатами Berkshire Hathaway. Например, как понимать инвестирование, какой вред наносит бизнесу удручающее состояние экономики, как предприятиям измерять результативность. В своих письмах Баффетт проявлялся одновременно как проповедник и полицейский, давая людям понять, с каким человеком они имеют дело. Он казался обаятельным и привлекательным, так что инвесторы хотели общаться с ним все больше. Эту возможность он давал им на собраниях акционеров.
Самые первые собрания проходили в старой мансарде над фабрикой в Нью-Бедфорде. Ради Баффетта пришли два или три человека.
В этом виде собрания проходили годами. Несмотря на низкую посещаемость, Баффетт по-прежнему получал от этих встреч удовольствие. В 1981 году на собрание пришло всего двадцать два человека.
Баффетт использовал в речи метафоры, понятные аудитории: о новом платье короля и одной птице в руке против двух в кустах. Он высказывал избитые истины, которых не признавали другие бизнесмены, будто протыкая пузырь корпоративного двуязычия. Он изобрел способ превращать истории из жизни и бизнеса в запоминающиеся и поучительные притчи. Собрания проходили тот же путь, что и все остальные начинания Баффетта: они росли, как снежный ком.
В 1986 году Баффетт провел собрание в Художественном музее Джослина. На эту встречу пришли четыреста человек, а на следующий год их стало еще на сотню больше. Многие из пришедших боготворили Баффетта, ведь он их буквально обогатил. В перерывах между ответами Уоррена некоторые читали с балкона хвалебные стихи в его честь[786].
Этот успех и сопутствовавшая ему слава начали превращать Уоррена Баффетта в бренд, столь же популярный, как арахисовое масло Skippy. Он закономерно стал мишенью для группы ученых финансистов, которые пытались доказать, что Баффетт – это случайность, на которую не стоит обращать внимания, а тем более поклоняться ей.
Теоретики считали, что современный рынок достаточно эффективен, и никто не обладает достаточной квалификацией, чтобы превзойти его доходность. По их мнению, те, кто стремились достичь результатов выше среднерыночных, на самом деле и производят этот среднерыночный результат. По выражению Юджина Фамы, профессора Чикагского университета, сами попытки этих людей превзойти рынок делают их работу самоуничтожающей и бесполезной. Тем не менее, возникла целая армия профессионалов, готовых проводить сделки и управлять деньгами инвесторов, пытаясь предсказать поведение цен, за скромный гонорар или легендарные «2 % и 20 %» – два процента от активов и двадцать процентов прибылей. Каждый год из трудов этих людей складывался среднерыночный результат.
Чарльз Эллис, консультант профессиональных финансовых управляющих, опубликовал книгу о том, что лучший способ заработать на рынке – это просто купить рыночный индекс, не платя при этом никому высоких гонораров[787]. Инвесторы получат отдачу от общеэкономического роста. И до этого момента все шло хорошо.
Ученые, разработавшие гипотезу эффективного рынка, продолжали корпеть у своих компьютеров, чтобы выработать ее более строгую версию. Они пришли к выводу, что благодаря эффективности рынка цена акции в любой момент времени отражает всю публичную информацию о компании, а среднюю результативность превзойти невозможно. Таким образом, изучение балансовых отчетов, сбор слухов, чтение газет, изучение конкурентов – все было тщетным. Цена акции в любой момент времени была «правильной». Тот, кто получал результат выше рыночного, был либо везунчиком, либо торговал на основании инсайдерской информации.
Исключения из теории эффективного рынка действительно встречались все реже. Сторонники теории вовсе игнорировали их существование. Результативность работы Баффетта, самого заметного исключения из всех, была для них неудобным фактом. Над загадкой его успеха размышляли экономисты Пол Самуэльсон из Массачусетского технологического института, Юджин Фама из Чикагского университета, Майкл Дженсен из Рочестерского университета и Уильям Шарп из Стэнфорда. Они поддерживали теорию «случайного блуждания» в поведении рынка. Был ли Баффетт одноразовым гением или случайностью? Над ним насмехались, как будто это аномалия, которая не заслуживает изучения. Итог подвел Бертон Малкиэл, экономист из Принстона, сказав, что любой, кто постоянно обыгрывает фондовый рынок, ничем не отличается от удачливой обезьяны, которая выбирает успешные акции, бросая дротики в биржевые листинги Wall Street Journal[788].
Баффетт любил Wall Street Journal, настолько, что заключил специальную сделку с местным дистрибьютором газеты. Каждый вечер, когда в Омаху доставляли свежий выпуск, один экземпляр доставали из пачки и клали у его дверей еще до полуночи. Он не ложился спать, чтобы успеть прочитать завтрашние новости до того, как их увидят все остальные. Превосходным инвестором он стал именно благодаря тому, как использовал информацию из Wall Street Journal. Если бы обезьяна получала Wall Street Journal каждый вечер до полуночи, она все же не смогла бы сравниться с Баффеттом в инвестировании.
Баффетта это забавляло, так что он повесил в офисе доску для дартса, оформленную в стиле Wall Street Journal. И все же гипотеза эффективного рынка противоречила тому, как он работал и каких результатов добивался. Более того, она опровергала идеи Бена Грэма. Так не пойдет, думал Уоррен. На ученых экономистов они с Мангером смотрели как на докторов черной магии[789]