[949]. Он пригласил Гейтса на следующую встречу Группы Баффетта. Вскоре после этого Уоррену позвонили Дон Фойерштейн и Том Штраус. В течение следующих двух месяцев миллиардер не думал ни о чем, кроме злоключений Salomon.
В октябре, вырвавшись на несколько дней из конференц-залов Седьмого корпуса Всемирного торгового центра и сбежав от грозных тирад конгрессменов и регуляторов, он отправился в Ванкувер на очередную встречу Группы Баффетта.
Билл Гейтс приехал ради одного интересного ему заседания. Группа Баффетта собиралась рассмотреть десять самых ценных компаний в 1950, 1960, 1970, 1980, 1990 годах и то, как этот список менялся.
Новый гидросамолет Билла задержался из-за тумана, так что Билл и его подруга Мелинда Френ, прибыли с опозданием. Они незаметно проскользнули в комнату и заняли места в последнем ряду. Мелинда думала, что им удастся уехать пораньше, но примерно после четвертого слайда поняла, что, скорее всего, они останутся[950]. Входившие в совет директоров IBM Том Мерфи и Дэн Берк начали рассуждать, почему ведущая в области компьютерной техники компания не стала лидером в сфере программного обеспечения. Баффетт сказал: «Здесь присутствует человек, который, как мне кажется, может кое-что добавить к нашей дискуссии». Обернувшись, собравшиеся увидели Билла Гейтса[951]. Разговор продолжился. Почему Sears в 1960 году не могла по-прежнему набирать лучших сотрудников и продавать по самым выгодным ценам? Что мешает компании сохранить лидерство? Чего она может не учесть? Большинство предложенных ответов вращались вокруг высокомерия, самодовольства и того, что Баффетт называл «институциональным императивом», – вокруг тенденции заниматься деятельностью ради нее самой и копировать конкурентов вместо того, чтобы стремиться опередить их. Некоторые компании не привлекали молодых людей со свежими идеями. Иногда руководство просто не хотело замечать тектонических сдвигов в своей отрасли. Во время встречи Баффетт предложил собравшимся перечислить компании, в которые они предпочитают вкладываться.
«Как насчет Kodak?» – задал вопрос Билл Руан. Он оглянулся на Гейтса. «Kodak – дохлый номер», – ответил Билл[952].
В Группе Баффетта на тот момент никто не понимал, что цифровые технологии скоро превратят пленочные фотоаппараты в «дохлый номер». В 1991 году даже компания Kodak не могла этого предвидеть[953].
«Билл, вероятно, думает, что с телевизионными сетями тоже все кончено», – сказал Ларри Тиш, чья компания Loews Corp владела долей в телесети CBS.
«Нет, все не так просто, – ответил Гейтс. – Телесети создают и показывают передачи. И это не то же самое, что съемка на пленку. Пока что у телесетей нет серьезных конкурентов. Некоторый спад будет, потому что люди движутся в сторону разнообразия. Но сети владеют контентом и могут изменить его в любой момент. Когда мы переносим телевидение в интернет, сетям приходится решать интересные задачи. Но это не то же самое, что происходит с фотографией, для которой больше не нужна пленка: знание о том, как ее делать, попросту перестает быть важным»[954].
Теперь все хотели поговорить с Гейтсом: он мог объяснить каждому, каким становится новый цифровой мир и что в нем наиболее важно. «Дальше по плану шло послеобеденное катание на лодке, – вспоминает Гейтс. – Кей внимательно следила за тем, чтобы я занимался не только разговорами с Уорреном». Это было кстати: Баффетт, который любил «приклеиваться» к людям, был не прочь стать сиамским близнецом Билла Гейтса. Вместе они отправились кататься на огромной яхте «Полярный медведь», принадлежавшей Уолтеру и Сюзанне Скоттам. Грэм представила Гейтса Тишу, Мерфи, Кио и прочим[955]. За полдня они с Мелиндой стали членами Группы Баффетта.
Отчасти благодаря операции по спасению Salomon стоимость акций Berkshire почти удвоились к моменту, когда Уоррен начал пробираться через арбитражный процесс с Джоном Гутфройндом. Теперь его акции стоили по 18 тысяч долларов за штуку. Состояние Баффетта достигло 8,5 миллиарда долларов, а акции Сьюзи оценивались в 700 миллионов. У первоначальных партнеров было по 6 миллионов долларов на каждую тысячу, что они вложили в партнерство в 1957 году. Баффетт стал самым богатым человеком в США.
Во время праздников они с Кэрол Лумис приступили к ежегодному ритуалу: пора было создавать письмо акционерам Berkshire от имени председателя совета директоров Berkshire. Аудитория стала гораздо шире и вышла на общенациональный или даже международный уровень. В мае 1994 года (когда арбитражные судьи присудили Гутфройнду ноль долларов компенсации) Баффетт провел ежегодное собрание акционеров. В театр «Орфеум» пришли больше 2700 человек. Баффетт велел представителям See’s, обувных компаний и энциклопедии World Book, которая тоже принадлежала Berkshire, установить свои киоски в фойе. В итоге See’s продала 800 фунтов конфет (почти 363 кг), а обувщики – более 500 пар обуви[956]. World Book тоже продавалась отлично. Но Баффетт еще не знал, что интернет скоро превратит ее в тыкву, так же как было и с Kodak.
Находясь в восторге от покупок своих акционеров, Баффетт появился в Borsheim’s[957], а затем в Furniture Mart[958]. «Он подходит к выставленным матрасам, – вспоминает Луи Блюмкин, – и, представьте себе, продает их»[959]. Уоррен начал еще сосредоточеннее обдумывать идею продажи товаров на встречах акционеров. Собрания он решил перенести в Holiday Inn, где было больше места для торговых киосков. В следующем году он планировал продавать еще и ножи Ginsu[960].
Лучи растущей славы Уоррена простирались и на членов его семьи. Теперь, когда его состояние превышало 8 миллиардов долларов, благотворительный фонд Баффеттов входил в пятерку крупнейших в мире. После смерти Уоррена фонд стал бы крупнейшим держателем акций Berkshire. Баффетт включил Сьюзи в совет директоров Berkshire Hathaway. Она хоть и была президентом благотворительной семейной организации, в бизнесе ничего не смыслила. Фонд выделял на оказание помощи около 3,5 миллиона долларов в год. К 1994 году эта сумма удвоилась, хотя и оставалась небольшой по меркам семей с аналогичным состоянием. Однако будущее богатство фонда Баффетта представлялось очевидным. По этой причине организация оказалась у всех на виду.
Переехав в Сан-Франциско и решив не разводиться с Уорреном, Сьюзи полагала, что сумеет удержать баланс между «звездностью» и приватностью. Но когда ее муж стал иконой делового мира и автоматически увлек жену за собой, это застигло ее врасплох. С одной стороны, Сьюзи было важно сохранить пространство для личной жизни, оставаясь достаточно свободной. С другой – ей хотелось угодить Уоррену, нравилось управлять фондом и посещать светские мероприятия. Чтобы сохранить приватность, ей приходилось лавировать, аккуратно уклоняясь от возможностей, которые открывались благодаря высокому статусу ее супруга. Время от времени она жаловалась знакомым на Уоррена, будто он был виноват в том, что ее жизнь стала такой сложной.
Темп жизни Сьюзи замедлился из-за болезненных спаек в 1987 году и сильного обострения гистерэктомии, перенесенной в 1993 году. Кэтлин Коул привозила свою подругу и начальницу в отделение неотложной помощи чересчур часто и это ее тревожило. Каждый раз, когда Коул звонила в Небраску и сообщала об очередной госпитализации, члены семьи реагировали невозмутимо, как будто заразились спокойствием от самой Сьюзи[961]. «Слава богу, у меня есть здоровье», – замечала она, продолжая считать себя крепким человеком, который помогает другим, а не наоборот.
К этому времени она обустроила в своей квартире хоспис. Ее первым пациентом стал умирающий от СПИДа художник, которого она пригласила переехать и провести в ее доме последние недели жизни. Коул, бывшая медсестра, ставила капельницы смертельно больному пациенту, в то время как другие сотрудники Сьюзи входили и выходили из комнаты, спрашивая ее о делах фонда или о ремонте и обустройстве дома в Лагуна-Бич[962]. После этого случая Сьюзи стала приглашать пожить у себя своих друзей, умирающих от СПИДа. Для некоторых они с Коул организовывали путешествия мечты: для одного – в Японию, для другого – в Дхарамсалу на личную аудиенцию с Далай-ламой. Прах покойных друзей Сьюзи хранила на своем камине – так она была уверена, что кто-то о них помнит. Питер по этому поводу придумал для нее прозвище «Далай-мама».
Хоуи, который всегда поглощал большую часть энергии матери, вылетел из-под ее крыла в то самое время, когда растущая слава отца начала оказывать влияние и на его жизнь. В 1989 году он стал председателем Совета по развитию производства этанола штата Небраска. На этой должности он подружился с Марти Андреасом, руководителем Archer Daniels Midland, крупной сельскохозяйственной компании из Иллинойса, активно занимающейся производством этанола. Марти Андреас был племянником генерального директора ADM Дуэйна Андреаса, а тот вместе с Уорреном входил в совет директоров Salomon. Два года спустя тридцатишестилетнему Хоуи предложили стать членом совета директоров ADM. В правлении он оказался самым молодым акционером.
Когда-то Дуэйна Андреаса обвинили в незаконном финансировании политических кампаний, связанных с уотергейтским скандалом. Тогда суд его оправдал. Теперь он поддерживал политиков обеих партий огромными пожертвованиями, в то время как Конгресс утверждал налоговые льготы на этанол, от которых выигрывала ADM. Выбранный компанией способ вести бизнес через политику резко противоречил мнению Баффетта о том, что богатые люд