«Ядерная атака неизбежна. Это главная проблема человечества. Если есть вероятность в 10 %, что что-то произойдет через год, то через пятьдесят лет это произойдет с вероятностью уже в 99,5 %. Если же годовую вероятность снизить до 3 % сегодня, то пятидесятилетняя снизится до 78 %. А если – до 1 %, то и пятидесятилетняя составит всего 40 %. Это стоящая цель, потому что от этого зависит жизнь всего мира».
Другой большой проблемой, по мнению Баффетта, была чрезмерная нагрузка на планету, связанная с многократным увеличением численности населения. С середины 1980-х годов Фонд Баффетта тратил большую часть средств на решение этой проблемы. В 1950 году население Земли составляло около 2,5 миллиарда человек. К 1990 году оно превысило пятимиллиардный рубеж. Споры по этому вопросу в основном сводились к тому, смогут ли технологии развиваться такими темпами, чтобы компенсировать ущерб от роста населения, вымирания видов и глобального потепления. Уоррен рассматривал проблему роста населения и сокращения ресурсов с точки зрения «запаса прочности».
Баффетт говорил: «У Земли есть предел прочности. Он намного выше, чем мог представить Томас Мальтус[975]. При расчетах всегда лучше его немного занизить, чем завысить. Если вы снаряжаете для полета на Луну огромный космический корабль с запасом провизии, достаточным для двухсот человек, и при этом не знаете, сколько именно времени займет путешествие, вы, скорее всего, посадите на корабль не более ста пятидесяти человек. Земля – что-то вроде такого космического корабля. Мы не знаем, на сколько хватит провизии. Вряд ли планета сможет обеспечить средний достаток на более высоком уровне при двенадцати миллиардах населения вместо шести[976]. У нее есть предел. Если вы не знаете, каков он, вам лучше перестраховаться. В этом заключается подход к выживанию Земли с точки зрения ее запаса прочности».
С 1970-х годов Баффетт решил дать ответ на неконтролируемый рост населения и сосредоточился на том, чтобы сделать контрацептивы и аборты доступными для женщин. Эти вопросы были близки сердцу Сьюзи и стали стандартной точкой зрения гуманитарных организаций того времени[977].
Особенно тронула Баффетта логика американского эколога Гарретта Хардина – лидера движения, выступающего за контроль численности населения. В своей статье 1968 года «Трагедия общего достояния» Хардин обосновывал, что люди, не имеющие доли в праве собственности на общие блага – на воздух и море, – чрезмерно ими пользуются и таким образом уничтожают[978]. Согласившись с многими принципами Гарретта, Баффетт отверг предлагаемые им решения. Хардин был социал-дарвинистом и сторонником авторитаризма, он считал, что «кроткие уже унаследовали землю», называя это «генетическим самоубийством». Эколог писал: «Оглянитесь вокруг. Сколько героев среди ваших соседей? Или среди ваших коллег? Где герои минувших дней? Где теперь Спарта?»[979].
Баффетт думал о том, что вернуть Спарту уже пытались, – этим занимался Адольф Гитлер. Спартанцы следили за своей генетической чистотой, сбрасывая слабых и «бракованных» детей со скалы. Принципы современной евгеники или социального дарвинизма сформулировал Фрэнсис Гальтон. Опираясь на работы своего двоюродного брата Чарльза Дарвина, он пришел к выводу, что качество населения можно улучшить с помощью искусственной селекции. Эти идеи получили чрезвычайно широкую поддержку в начале XX века, но были дискредитированы экспериментами, проводимыми в нацистской Германии[980]. Безопасного способа мыслить по принципам Хардина не было: они вполне могли привести к смертельному разделению человечества на конкурирующие группы[981]. От этого подхода Уоррен отказался в пользу концепции, в основе которой лежала идея о гражданских правах.
Таким образом, к 1994 году Баффетта сместил фокус внимания на проблему репродуктивных прав[982]. Эта перемена соответствовала эволюции взглядов внутри мирового движения, заявлявшего, что женщины не должны рассматриваться как «средство для достижения целей по контролю над численностью населения»[983]. Баффетт и раньше считал, что в подходе к решению демографической проблемы принуждение недопустимо[984]. Теперь он сделал следующий шаг в этом направлении: «Даже если бы мир был чрезвычайно перенаселен, я бы ни в коем случае не стал ограничивать право женщины рожать детей. И даже если бы на планете осталось всего два человека, а рождаемость была бы близка к нулю, я бы не отнял право выбора. Думаю, что в первую очередь нужно ограничиться желанными детьми – их количество нельзя определять числовыми показателями. Даже если бы у всех было по семь детей, я бы не стал поступать, как предлагал Гаррет Хардин, связывая право рожать с количественными ограничениями». Таким образом Фонд Баффетта выступил в поддержку репродуктивных прав.
Постепенно сложности и нюансы вопросов о гражданских и репродуктивных правах, а также контроле над численностью населения затерялись в спорах об абортах. Пожертвования Баффетта в это время основывались на том, что он называл «Лотереей родов»[985], – на идее, которая вызывала у него наибольший отклик[986].
«Я очень удачно попал в этот мир. Шансы на то, чтобы я родился в Соединенных Штатах в 1930 году, были пятьдесят к одному. Я выиграл лотерею в тот день, когда вышел из утробы матери. Я оказался в США, а не в какой-то другой стране, где мои перспективы были бы совсем другими», – говорил Уоррен.
Он объяснял: «Представьте, что в утробе матери находятся два однояйцевых близнеца, оба одинаково умные и энергичные. Волшебный Джинн говорит им: “Один из вас родится в Соединенных Штатах, другой – в Республике Бангладеш. Во втором случае вы не будете платить налоги, но какой процент своего дохода вы готовы отдать, чтобы родиться в США?” Я к тому, что к вашей судьбе имеет отношение общество, в котором вы родились, а не только ваши врожденные качества. Человек, который говорит: “Я всего добился сам”, многое бы отдал, чтобы родиться в Соединенных Штатах, а не в бедной аграрной стране. Это и есть лотерея родов».
Эта концепция окончательно сформировала взгляды Уоррена на политику и филантропию. Его идеалом был мир, где победители могли стремиться к достижениям, но обязаны были сокращать разрыв с проигравшими, помогая им. Баффетт вырос в эпоху борьбы за гражданские права: когда те, кто их отстаивали, подвергались не только избиениям, но и угрозе линчевания; когда во время бунта в здании суда толпа пыталась повесить представителя власти. Возможно, сам того не осознавая, Баффетт много лет назад отрекся от либертарианских взглядов своего отца[987] и обратился к демократическому идеализму Уильяма Дженнингса Брайана из Небраски, который рассуждал о «классе, на котором держатся все остальные».
Уоррен, менее всего склонный к философским поискам – как мыслительным, так и географическим, – иногда был способен пересмотреть ключевые взгляды. Но лишь если аргументов накапливалось достаточно много. Уоррен со Сьюзи вернулись из Ирландии и встретились в Ванкувере с Гейтсами, чтобы отправиться в семнадцатидневное путешествие по Китаю. Билл и Мелинда приложили немало усилий, чтобы сделать поездку комфортной. Они заранее отправили гостям анкету с вопросами об их вкусовых предпочтениях. «Я не ем китайскую еду, – ответил Баффет. – Подайте мне рис – я подвигаю его по тарелке, а потом вернусь в номер, чтобы съесть арахис из мини-бара. Еще мне каждый день нужна свежая Wall Street Journal, иначе мне будет очень тяжело»[988].
Итак, Баффетты отправились в Китай.
Заселившись в великолепный старинный пекинский отель «Палас» на Голдфиш-лейн, они съели великолепный сычуаньский ужин в «Изумрудном зале». Гейтсы договорились с туристической компанией Abercrombie & Kent о том, чтобы они заранее прислали людей, которые научат поваров готовить гамбургеры и картошку фри для Баффетта. В первый вечер с каждой переменой блюд ему подавали картофель фри – даже на десерт.
В Пекине группа встретилась с премьер-министром Китая. На третий день они поднялись на Великую стену, где их ожидало шампанское и вишневая Coca-Cola для Баффетта. Все считали, что Уоррен должен изречь что-то глубокомысленное. Перед ним открывался вид на самую грандиозную в мире постройку, за которой стояло одиннадцать веков инновационной инженерии, человеческого труда и китайской истории.
«Если бы я жил тогда, то был бы не прочь получить заказ на поставку кирпича для этой штуки», – пошутил Баффетт.
На следующее утро он пропустил урок боевых искусств ради экскурсии на местный завод Coca-Cola. Затем группа вылетела в Урумчи, чтобы пересесть на поезд и отправиться в путешествие по северо-западному Китаю. Члены группы стали первыми западными гостями, арендовавшими личный транспорт председателя Мао. Они двигались по маршруту Старого Шелкового пути, делая остановки, чтобы покататься по пустыне на верблюдах, посмотреть на древние города и пещеры, гигантских панд в Сиане и ход археологических раскопок императорских терракотовых воинов и лошадей. Путешествие на поезде позволяло часами вести разговоры, так что Баффетт и Гейтс продолжали обсуждать, почему одни банки лучше других, почему заниматься розничной торговлей так трудно, сколько должны стоить акции Microsoft и прочие подобные вопросы[989]