Грэн сел на кровати так стремительно, что ветер взъерошил мне волосы.
— У вас нет зубочистки? — с грустью спросил он.
Я переглянулся с Дрыном.
— Чего, блять? Слушай, будущий я. Ты можешь объяснить, что происходит?
— Для этого я здесь, — оскалился Грэн, выковыривая что-то из МОЕЙ простыни. — Для того, чтобы все изменить, нам нужна сила хранителей. Всех. И я тебе их дам. Но ты должен выжить. Понимаешь?
— Я нихера ничего не понимаю.
— Хочешь скажу тебе одну вещь? А? Ну хочешь же. Сейчас скажу. Циклы невозможно изменить в лучшую для тебя сторону. Никак. Никогда. То, что должно случиться — обязательно случится.
— И зачем ты мне это говоришь?
— Помнишь правила на кнуте?
— Да.
— Хранители тоже знают о них. Они сделаны мной. Для них. Они думают, что кнут способен все изменить и обыграть время. Сделать тебя и меня могущественной тварью, способной оторвать кусок их власти. И они наконец-то посчитали, что мы на это способны. И стали действовать.
Грэн выплюнул ноготь на пол, оценивающе оглядел свой маникюр. Дрын и Цирион не дышали, наблюдая за этим процессом.
— Кстати, одно правило на кнуте… интереснее остальных. Выиграет то, кто встретит Наследника Эльфридов. Помнишь?
Я кивнул.
Грэн заулыбался, резко встал с кровати, торжественно раскинул руки.
— Та-да-ам!
Цирион что-то булькнул.
Я сощурился:
— Да ладно?
— Точно. Это я. Эльфы — мои. Я же тебе сказал — Король Людей был последним. Остальные тоже мои. Гномы, нимфы, оборотни, — он подмигнул. — Все они подконтрольны мне. Точнее их вожаки, короли и императоры.
Цирион открыл рот, заморгал.
— Но… но нахера?
— Чтобы сделать видимость своего могущества, конечно. Хранители должны видеть мои победы, но не знать о поражениях. С каждым циклом я становился могущественнее, но проигрывал…
— Не понимаю.
Грэн закатил глаза:
— Неужели я был таким тупым?
— Пошел ты.
— Моя победа не в могуществе. Каждый раз, когда меняется цикл, время гадит мне на голову. Да, я получаю власть и силу, но она мне не нужна и нисколько не спасает ситуацию.
Я начал врубаться.
— Итерна? Ты ее пытаешься спасти? Она умерла, и ты каждый цикл пытаешься этого не допустить?
Грэн резко стал серьезным.
— Не надо говорить обо мне, как не о себе. Это мышление тебя погубит. Я — это ты. И постарайся сейчас выслушать меня и избежать наших общих ошибок. Первое. Я пытаюсь спасти не только Итерну. Но и Серп. Весь Варгарон. Как бы я ни старался, он все равно повторяет судьбу Земли. Становится помойкой, дерьмом. Где властвуют золото и сила.
— Замечательная история. Если игры со временем ради Серпа и Варгарона я еще понимаю, то с Итерной не очень. Я к ней ровно отношусь. Так, один перепихон в Ньерте, а потом…
— Представь себе человека, с которым ты пережил пытки дьявола на протяжении тысячи лет. И единственное, что было рядом — его голос. Единственное, за что можно было зацепиться и спастись от настоящего безумия.
— Очень драматично.
Грэн улыбнулся акулой:
— Просто подумай. Ты пойдешь по моему пути. Да, цикл я немного поправил, но основные этапы нашей жизни не изменятся. Это сейчас ты воротишь нос, но это изменится. И ты ее полюбишь. Ой, не делай такую рожу. Будь умнее. Я предлагаю тебе избежать моих ошибок. Наших ошибок.
— Хрень какая-то, — выразил я свою мудрость. — Ты лучше скажи мне, почему я тут. Кто отправил меня сюда?
— Знал бы ты как долго я пытался для себя ответить на этот вопрос. К сожалению, ответа я не нашел, а думать, что время над нами издевается, я не хочу. Хватит вопросов, пора возвращаться к циклу. Мы и так немного перегнули с беседой. В прошлое я попасть не смогу, но вот ты… Тебе придется все изменить. Не мне. Мой бал окончен.
— О чем ты? — насторожился я.
— Говорю же, ты должен вернуться в прошлое. И сюда больше не возвращаться.
Дрын заревел:
— Во имя Орды, что это еще такое?! Как не возвращаться?!
Цирион сел. Он никак не мог прийти в себя, пожирая взглядом Грэна Арелью.
— Вы выполнили все, что вам было предназначено. Больше нет угроз. Эльфы и гномы вас перестали трогать не потому что они добрые. А потому что я им этого не позволял. Теперь и люди для Серпа не угроза. Вы будете развиваться, расти, умнеть. Радуйтесь, вы многорасовая признанная деревенька. И многие смотрят в вашу сторону с большим интересом. Зубочистки точно нет?
— Да что за… — начал я возмущаться.
— Хватит. Я — это ты. И Серп для меня важен не меньше, чем для тебя. И я обещаю тебе, что он будет процветать. Будущего с гоблинами не случится. Мы оба позаботились об этом.
— Ка…
Грен перебил меня смехом, от которого мураши стали трахать вставшие волосики.
— Хватит болтать. Каждое наше слово может все изменить. Тебе пора…
— Чё… Куда паску…
— Хватит! Повторяю! Есть только одна возможность все изменить. Взять силу хранителей и с ее помощью поправить один единственный момент. Самую малость. Чертов взмах крыла бабочки изменит все.
— Но…
Грен Арелья взмахнул рукой. Я почувствовал, как меня предательски разрывает собственная же душа. Связь с Тодо пропала мгновенно.
Тьма…
— Чуть не забыл, — послышался голос Арельи. — Теперь все зависит только от тебя…
Как же мерзко смеются эти гиены.
Не нравится мне все это. Ох, как не нравится.
Глава 26. Свет в конце тоннеля…
Свет…
Я вернулся в Первоград и первое, что услышал это…
Грохот и рев!
В жизни не слышал, блять, таких звуков! Словно тысяча визжащих сучек насаживаются на член Бома, пока Гым пытается закосить под солиста тяжелого рока. Добавить к этому ультразвук, скрежет вилки о тарелку и ор орочьей орды от острого пищевого отравления.
Кая теребила меня:
— Вставай, Трайл! Вставай! Ну же! Пожалуйста!
Я сел на кровати, проморгался.
Посмотрел на нее:
— Что за…
— Трайл! Какая-то гадина появилась прямо в городе! Большая, толстая и страшная! Я даже смотреть на нее не могу! Мне сказали ждать, когда ты проснешься! Я в жизни такого не видела!
— Чего? Твою мать! Откуда она взялась? У нас же купол!
— Не знаю! Говорят, это Эхзолл с Катарсией что-то сделали! Быстрее! Все пытаются ее сдержать!
Я резко встал, на бегу спрашивая:
— Прям такая страшная?!
— Да!
Уже на пороге я обернулся в летучих мышей и взмыл в высь, махая крыльями в сторону ебать-каких мерзких звуков. Далеко лететь не пришлось.
Да я бы и не смог.
Потому что половина моих мышей попадали вниз, дристая и вереща одновременно. Сернистый поносище тугоструйно хлестал из маленьких попок ядовитым дождем прямо на головы таких же дристающих от страха людей. Они в таком ужасе разбегались подальше от эпицентра событий, что забывали обо всем: обуви, трусах, ценных вещах в доме. Да чего уж там. Матери швыряли своих младенцев, чтобы прибавить себе лишний метр в секунду. Эти же младенцы, в свою очередь, резко умнели, вставали на ноги, и в реактивном стиле японских ОЯШей обгоняли своих предков с визгами первых слов: «а-а-а-а, с дороги, мать!!!»
Я заставил свои многочисленные мышиные глаза смотреть.
Смотрите, сука! Смотрите! Вы глаза ебучего бога! Алукарда! Разрушителя Ньерта! Будущего хранителя Варгарона! Высшего вампи-пи-пи-пи…
Еще пара мышей сыкнули.
Чудище было…
Да какое нахуй чудище.
Не придумала еще вселенная для этого названия…
Для этого… огромного куска блевотного ужаса. Для этого вывернутого через свиной анус измазанного в желто-блевотную желчь мешка с заплесневелыми потрохами, рваными кишками и мочевыми пузырями.
Если выражаться абстрактно, то передо мной высилась десятиметровая разжиревшая и страшно волосатая жопа Джигурды на десятках конечностей. Она истекала ядовитой дристней и парила едким туманом, заставляющим нос вжаться в череп. Передвигался за счет длинных хуев-щупалец, паучих лап с пёздами-ступнями, пахнущими тухлой рыбой и мясных танковых гусениц.
Мои глаза разбегались по сплошной мешанине вываливающихся органов и выпирающих отростков. Биомасса была усеяны дырами, через которые проглядывали огромные лозы из глазных яблок разной расцветки, сотни коровьих сисек, истекающих почему-то не молоком, а черной слизью. Вся задняя часть была усеяна языками европейских педиков и женскими сиськами с длинными извивающимися сосками.
Различить у этого гнидожопа привычные механизмы рта, носа или глаз было практически невозможно. Казалось, что он видит всем своим ебанутым телом, дышит всеми разновидностями жоп, передвигается на сосках, а уж пожрать все вокруг может любым своим отростком.
Я заметил, что эта тварь не распадается. Она буквально сшита из разных кусков дерьма. И кусков таких, что совершенно не понятно, зачем Эхзолл их туда добавил. Паучье туловище? Лошадиное копыто, торчащее из района, который можно назвать животом. Свиное, блять, рыло? Как это скопище не распадается на составляющие? Что держит все это воедино?
Сперма.
Судя по истекающей шкуре.
Соски выстреливали из туши, хватали визжащих людей, поднимали их и вытягивали все соки, оставляя только падающие кости. И таких были сотни и сотни.
То, что я увидел дальше, убедило меня, что я… пожалуй, пойду.
Потому что у твари стали расти человекоподобные конечности в совершенно непонятных местах. Бочина просто усеяна людскими руками, словно волосами.
Щас… сблюю…
А это еще что такое?!
Из верхней части урода стала прорезаться небольшая… головка? Да такая, что не понятно — хуя, или прям настоящей головы. Она открыла маленькой ротик, раздувая щеки, и запищала выдранным по самые гланды гоблином.
Стоять…
Стоять…
Не блевать.
Ты вампир.
Тебе нечем блевать.
Та-а-акс.
Я, пожалуй, э-э-э… пойду прогуляюсь по лесу. Тут своя атмосфера. И это… некультурно вмешиваться.
В жопу…
Просто в жопу…
Пошло оно все именно туда…