– Зачем? И кто?
– Это не вы сделали?
– Я? – возмутилась Виктория. – Конечно, нет. С какой стати мне рыться в ваших вещах?
Он посмотрел на нее в упор.
– Должно быть, тот чертов француз. Прикинулся больным, вошел в дом…
– Что-нибудь украли?
– Нет. Всё на месте.
– Тогда зачем же кому-то…
– Я подумал, может, вы знаете, – перебил ее Ричард.
– Я?
– Ну, вы же сами говорите, что с вами случаются всякие странности.
– А, вы об этом… – На ее лице проступило встревоженное выражение. – Но тогда непонятно, почему обыскивали вашу комнату. Вы же не имеете никакого отношения…
– К чему?
Секунду-другую она не отвечала, молча обдумывая что-то, потом посмотрела на него:
– Извините. Что вы сказали? Я не слушала.
Ричард не стал повторять, но задал другой вопрос:
– Что вы сейчас читаете?
– Выбор художественной литературы здесь невелик: «Повесть о двух городах», «Гордость и предубеждение», «Мельница на Флоссе». Я читаю «Повесть о двух городах».
– Раньше не читали?
– Нет. Всегда считала Диккенса нудным.
– Откуда такое представление?
– А теперь читаю – и не могу оторваться.
– И где вы сейчас? – Ричард заглянул ей через плечо и вслух прочел: – «И вязальщицы считают: «Один».
– Какая она страшная, – сказала Виктория.
– Мадам Дефарж? Да, хороший образ. Хотя мне всегда представлялось сомнительным, что таким образом можно вести счет имен. Правда, я ведь и не вязальщик.
– А мне кажется, очень даже можно, – подумав, не согласилась, Виктория. – Лицевая и изнаночная… в каком-то месте петлю можно пропустить, как бы по ошибке. Да, замаскировать можно – со стороны будет просто выглядеть как не очень хорошая работа …
Внезапно, словно высвеченные вспышкой молнии, два факта сошлись у нее в голове и вызвали эффект, равный по силе взрыву. Имя – визуальная картина. Человек с вязаным красным шарфом, тем шарфом, который она подняла второпях и сунула в ящик комода… И на эту картину наложилось имя. Дефарж. Не Лефарж, а Дефарж, мадам Дефарж.
Вежливый голос Ричарда вернул ее в действительность:
– Что-то случилось?
– Нет… нет, просто вспомнила кое-что.
– Понятно. – Он вскинул брови в привычной для себя надменной манере.
Завтра, подумала Виктория, они все поедут в Багдад. Завтра закончится ее передышка. Больше недели она прожила в безопасности и покое, получив возможность собраться и прийти в себя. И ей было хорошо здесь, просто замечательно. «Может, я трусиха?» – подумала Виктория. Одно дело – болтать о своей любви к приключениям, и совсем другое – пережить настоящее приключение. Ей оно очень и очень не понравилось. Она помнила жуткий запах хлороформа, агонию борьбы и кошмарное ощущение удушья. Она помнила, как испугалась, ужасно испугалась, когда там, в верхней комнате, оборванец-араб произнес страшное слово «букра».
И вот теперь нужно ко всему этому вернуться. Вернуться, потому что она поступила на службу к мистеру Дэйкину, получает деньги от мистера Дэйкина и должна эти деньги отрабатывать, смело и не падая духом. Возможно, даже придется снова пойти в «Оливковую ветвь». Виктория поежилась, вспомнив доктора Рэтбоуна и испытующий взгляд его темных глаз. Он предупреждал ее…
Но, может быть, возвращаться и не придется. Может быть, мистер Дэйкин скажет, что теперь, когда они знают, ей лучше не возвращаться. Но в пансионат зайти надо, хотя бы за вещами, потому что в чемодане, сунутый туда второпях, лежит красный вязаный шкаф. Уезжая из Басры, она просто побросала все в чемоданы. Может быть, для нее игра закончится, когда мистер Дэйкин получит тот самый шарф и скажет, как в кино: «Хорошая работа, Виктория».
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Ричардом Бейкером.
– Кстати, – сказал он, – вы сможете завтра забрать свой паспорт?
– Паспорт?
Вопрос заставил ее задуматься. С характерной для себя безалаберностью она так и не определилась с планом действий в отношении экспедиции. Ввиду скорого приезда из Англии настоящей Вероники (или Венеции) ей нужно организованно ретироваться. Вариантов два – незаметно исчезнуть или сознаться в обмане и принести соответствующее покаяние, – но к какому из них склониться, Виктория пока еще не решила, поскольку сам этот вопрос еще не стал проблемой, требующей решения. Ей всегда больше нравилась позиция в духе мистера Микобера – авось все как-нибудь само собою образуется.
– Ну-ну, – протянула она, – я еще не знаю.
– Паспорт необходимо предъявить в местной полиции, – объяснил Роберт. – Они запишут его номер, ваше имя, возраст, особые приметы и все такое. Поскольку паспорта у вас нет, думаю, нужно по крайней мере послать им вашу фамилию и имя, а также описание. И кстати, как ваша фамилия? Я ведь всегда называл вас просто Викторией.
Она не стала уклоняться от брошенного вызова:
– Перестаньте. Вы не хуже меня знаете, как моя фамилия.
– Не совсем так. – В улыбке Ричарда проступило что-то жестокое. – Я вашу фамилию действительно знаю, а вот вы, думаю, нет.
Его глаза за стеклами очков пристально смотрели на нее.
– Уж свою фамилию я, разумеется, знаю, – бросила Виктория.
– Тогда назовите ее мне – прямо сейчас.
Голос его прозвучал жестко и твердо.
– Лгать бессмысленно. Игра окончена. Вы мастерски вели свою партию. Читали литературу по предмету, демонстрировали эрудицию, но на таком поле жульничество не проходит. Я расставлял для вас ловушки, и вы попадались в них. Я нес полнейший вздор, и вы принимали его за правду. – Он выдержал паузу. – Вы – не Венеция Сэвил. Кто вы на самом деле?
– Кто – я сказала вам при первой нашей встрече. Я – Виктория Джонс.
– Племянница доктора Понсфута Джонса?
– Я не его племянница, но моя фамилия – Джонс.
– Вы много чего наговорили.
– Ну да. И всё – правда! Но я видела, что вы мне не верите. И меня это бесило, потому что, пусть я и привираю иногда – ладно, не иногда, а частенько, – но то, что я сказала тогда, никакая не ложь. Да, я назвалась Понсфут Джонс – для пущей убедительности. Я и раньше так себя называла, и каждый раз все получалось лучше некуда. Откуда мне было знать, что вы едете именно сюда?
– Да, такого удара вы, должно быть, не ждали, – с мрачным видом заметил Ричард. – Но выдержали стойко, даже бровью не повели.
– Это только со стороны так кажется. На самом деле у меня все поджилки тряслись. Но я знала, что с объяснениями нужно подождать, пока я не буду здесь, где мне, по крайней мере, ничто не угрожает.
– Ничто не угрожает, – задумчиво повторил Ричард. – Послушайте, Виктория, та невероятная история с хлороформом, которой вы меня потчевали… неужели все так и было?
– Конечно! Это истинная правда! Поймите, если б я хотела вас обмануть, то сочинила бы что-нибудь позанятнее и рассказала бы более гладко!
– Сейчас, зная вас чуточку лучше, я, пожалуй, склонен согласиться с этим аргументом. Но и вы должны признать, что тому, кто слышит ее впервые, поверить в такое очень трудно.
– Однако теперь вы уже не считаете ее невероятной. Почему?
– Потому что, – медленно произнес Ричард, – если вы замешаны в историю с Кармайклом, то я допускаю, что так могло быть.
– Со смерти Кармайкла все и началось.
– Вы должны все мне рассказать.
Виктория посмотрела на него в упор:
– Я вот спрашиваю себя, можно ли вам доверять.
– Вы не уверены, можно ли доверять мне? Да ведь все же совсем наоборот! Неужели вы не понимаете? Это у меня имеются серьезные основания подозревать, что вы проникли сюда под чужим именем, чтобы выведать какую-то информацию! Вы, может быть, и сейчас это делаете…
– То есть вам известно о Кармайкле нечто такое, что и они хотели бы знать?
– Кто такие они? Кого вы имеете в виду?
– Придется все вам рассказать. Другого выхода нет. Даже если вы – один из них, это уже не важно, потому что вы всё знаете сами.
И Виктория рассказала ему всё. О смерти Кармайкла в отеле. О своем разговоре с мистером Дэйкином и поездке в Басру. О работе в «Оливковой ветви», враждебности Катерины и предостережении доктора Рэтбоуна. И, наконец, о развязке. Упомянула она на сей раз и загадку крашеных волос. За скобками остались только красный шарф и мадам Дефарж.
– Доктор Рэтбоун? – Ричард почему-то зацепился за этот пункт. – Думаете, он замешан? Думаете, он за всем этим стоит? Дорогая моя, доктор Рэтбоун – очень влиятельный человек. Человек, которого знают во всем мире. Пожертвования на его проекты идут буквально отовсюду.
– А разве так и не должно быть?
– Мне он всегда казался напыщенным индюком, – задумчиво сказал Ричард.
– Очень даже хорошая маскировка.
– Да, пожалуй. А кто такой Лефарж, о котором вы меня спрашивали?
– Всего лишь имя, – пожала плечами Виктория. – Как и Анна Шееле.
– Анна Шееле? Никогда о ней не слышал.
– Она тоже играет важную роль, но какую именно, я не знаю. Все так сложно и запутанно.
– Скажите-ка вот что. Кто тот человек, который втянул вас во все это?
– Эд… А, вы про мистера Дэйкина. По-моему, он занимается нефтью.
– Вечно усталый вид, сутулится и умом особенно не блещет.
– Да, он. Только на самом деле это не так. То есть насчет ума.
– Пьет?
– Говорят, что пьет, но я так не думаю.
Ричард откинулся на спинку стула и посмотрел на Викторию.
– Филипп Оппенгейм, Уильям Ле Ке и многие после них… Они ведь все писали об имитаторах? Что тут правда, а что ложь? А вы – настоящая? Кто вы? Преследуемая героиня или безнравственная авантюристка?
– Дело не в этом. Важно другое: что вы собираетесь рассказать обо мне доктору Понсфуту Джонсу?
– Ничего, – ответил Ричард. – В этом нет необходимости.
Глава 21
В Багдад выехали пораньше. Странно, но на душе у Виктории скребли кошки. Бросив прощальный взгляд на экспедиционный домик, она почувствовала, как к горлу у нее подступил комок. Впрочем, острые ощущения, доставляемые дикой тряской в кузове грузовичка, отвлекли ее от всего, кроме пытки ездой. Она снова ехала по той же так называемой дороге, обгоняя бредущих ослов и проносясь мимо встречных запыленных грузовиков. Пригородов Багдада достигли часа через три. Пассажиров высадили возле отеля «Тио», и шофер с поваром отправились дальше – закупать необходимые продукты. Доктора Понсфута Джонса и Ричарда Бейкера ожидала гора корреспонденции. Появившийся откуда-то необъятный и неизменно сияющий Маркус приветствовал Викторию с распростертыми руками: