— Ну, прямо гора с плеч! — облегченно вздохнул Энтуисл. — Ведь она, наверное, действительно могла оказаться в опасности.
— Уже оказалась.
— Я очень уважаю Элен Эбернети и всегда уважал ее. — В голосе мистера Энтуисла звучало глубокое волнение. — Это исключительная женщина. Возможно, в ее жизни есть, если можно так выразиться, скрытые обстоятельства.
— Ах, скрытые обстоятельства?
— Мне всегда так казалось.
— Отсюда вилла на Кипре. Да, это объясняет многое…
— Я не хочу, чтобы вы думали…
— Вы не можете запретить мне думать. А для вас у меня есть небольшое поручение. Минутку.
Последовала пауза, после которой в трубке вновь раздался голос Пуаро:
— Я проверял, не подслушивают ли нас. Все в порядке. А теперь о поручении. Вам придется отправиться в поездку.
— В поездку? — Судя по интонации, мистер Энтуисл отнюдь не был в восторге. — А, понимаю! Вы хотите, чтобы я приехал в Эндерби.
— Вовсе нет. Здесь я вполне справлюсь и с а м. А вам нужно доехать на поезде всего лишь до… Ну и названия у ваших городов!.. До Бэри Сент-Эдмундс, это недалеко от Лондона, наймете там машину и отправитесь в расположенную по соседству неврологическую клинику — Форсдайк-хаус. Найдите там доктора Пенрита и наведите у него справки относительно одного пациента. Его не так давно выписали.
— Какой пациент? Но наверняка…
Пуаро прервал его:
— Имя пациента Грегори Бэнкс. Выясните точно, от чего именно его лечили.
— Вы хотите сказать, что Грегори Бэнкс сумасшедший?
— Тсс, поосторожнее со словами. А теперь… я еще не завтракал, и вы, подозреваю, тоже.
— Нет еще, я был слишком встревожен…
— Итак, позавтракайте, отдохните. Удобный поезд в Сент-Эдмундс отправляется в двенадцать часов. Если у меня будут новости, я позвоню вам до вашего отъезда.
— Поберегите себя, Пуаро, — сказал мистер Энтуисл с некоторым беспокойством.
— Ну насчет этого не волнуйтесь. Я вовсе не хочу получить куском мрамора по голове. Можете быть уверены, я приму все меры предосторожности. А теперь — до свидания!
Пуаро услышал, как на другом конце провода положили трубку, а секунду спустя раздался второй, похожий, но очень слабый звук. Детектив улыбнулся: кто-то осторожно опустил трубку на рычажок параллельного аппарата, стоявшего в холле.
Пуаро отправился гуда, но там не было ни души. Тогда он на цыпочках проследовал к вместительному шкафу под лестницей и заглянул внутрь. Лэнскомб, вышедший в это время из кухни с подносом, на котором были тосты и серебряный кофейник, с удивлением смотрел на появившегося из-под лестницы Пуаро.
— Завтрак уже в столовой, сэр.
Пуаро задумчиво посмотрел на Лэнскомба. Старый дворецкий был бледен и выглядел потрясенным.
— Держитесь, — сказал Пуаро, похлопав его по плечу. — Все еще может кончиться хорошо. Скажите, нельзя ли подать кофе мне в спальню?
— Разумеется, сэр. Я пришлю его с Джанет.
Лэнскомб неодобрительно смотрел в спину Пуаро, пока тот поднимался по лестнице.
«Иностранец, — горько подумал Лэнскомб. — А у миссис Лео сотрясение мозга! Не знаю, куда мы катимся! С тех пор как умер мистер Эбернети, здесь все изменилось».
Когда Джанет принесла кофе, Пуаро был уже совсем одет. Выражения сочувствия с его стороны были приняты благосклонно, ибо детектив упирал больше всего на то, какое потрясение выпало сегодня утром на ее, Джанет, долю.
— И не говорите, сэр. Никогда не забуду, что я почувствовала, когда вошла с пылесосом в кабинет и увидела миссис Лео на полу. Сначала я подумала, что она умерла. Должно быть, ей стало плохо, когда она стояла около телефона. Странно, что она поднялась так рано. Прежде она никогда этого не делала.
— Действительно странно, — согласился Пуаро и словно невзначай спросил: — Наверное, кроме нее, в доме еще никто не вставал?
— Миссис Тимоти была уже на ногах. Она просыпается очень рано и нередко гуляет перед завтраком.
— Она из поколения тех, кто встает рано, — кивнув, сказал Пуаро. — А молодые люди, конечно, не поднялись так рано?
— Да, сэр. Почти все они спали, когда я принесла чай. А ведь было уже очень поздно, потому что из-за этого потрясения и приезда доктора я сначала сама должна была выпить чашечку, чтобы немного приободриться.
Итак, Мод Эбернети была уже на ногах, а молодое поколение в постелях, но это ни о чем не говорит, размышлял Пуаро. Каждый мог услышать, как Элен открывает и закрывает свою дверь, последовать за ней, а потом вернуться к себе и притвориться полусонным.
«Но если я прав, — думал Пуаро, — а в конце концов для меня естественно быть правым, никуда от этого не денешься, то нет необходимости задумываться над тем, где в конкретный момент находилось какое-то конкретное лицо. Прежде всего я должен поискать доказательство там, где оно должно быть согласно моим умозаключениям. Потом я произнесу свою маленькую речь, а затем, сяду, буду думать и посмотрю, что произойдет».
Как только Джанет вышла из комнаты, Пуаро осушил чашку кофе, надел пальто и шляпу и незаметно покинул дом через боковую дверь. Резво прошагав четверть мили до почтового отделения, он заказал междугородный разговор и вскоре вновь беседовал с мистером Энтуислом:
— Да, это опять я. Забудьте о моем прежнем поручении. Все это было для отвода глаз. Кто-то нас подслушивал. А теперь, старина, настоящее задание: вы, как я уже говорил, воспользуетесь поездом, но отправитесь не в Бэри Сент-Эдмундс, а в дом мистера Тимоти Эбернети.
— Но Тимоти и Мод сейчас в Эндерби!
— В доме нет никого, кроме некой Джонс, которую, посулив ей щедрую плату, уговорили постеречь дом. Я хочу, чтобы вы кое-что забрали из этого дома.
— Дорогой мой Пуаро! Я, право же, не могу унизиться до ограбления.
— Это не будет выглядеть как ограбление. Вы скажете добрейшей миссис Джонс, которая вас знает, что мистер или миссис Эбернети просили вас взять эту вещь и доставить ее в Лондон. Она ничего не заподозрит.
— Вероятно, нет. Но мне это не нравится. Почему бы вам не сделать это самому?
— Потому, друг мой, что я иностранец, а следовательно, в глазах таких людей, как миссис Джонс, личность крайне подозрительная. Ваше же появление ее не удивит.
— Да, да, понимаю… Но что подумают Тимоти и Мод, когда услышат об этом? Я знаком с ними сорок с лишним лет!
— Столько же вы знали Ричарда Эбернети. И вы знали Кору Ланскене, когда она была еще девочкой!
— Вы уверены, что это действительно необходимо?
— Старый вопрос с плакатов военной поры: «Ваша поездка действительно необходима?»[266] Это необходимо, говорю я вам. Это жизненно важно.
— И что я должен там забрать?
Пуаро сказал.
— Но, право же, Пуаро, я не понимаю… — возразил Элтуисл.
— Это не имеет значения. Важно, что понимаю я.
— А что мне потом делать с этой проклятой штукой?
— Вы доставите ее в Лондон, в Элм-Парк-Гарденс. Есть у вас карандаш? Записывайте адрес.
Проделав эту операцию, мистер Энтуисл вопросил голосом мученика, в котором звучало сильное сомнение:
— Надеюсь, Пуаро, вы знаете, что делаете?
В ответе детектива не было ни малейшего сомнения:
— Конечно, я знаю. Мы близимся к концу.
Мистер Энтуисл вздохнул:
— Ах, если бы мы могли догадаться, что хотела сказать мне Элен.
— Нет никакой нужды в догадках. Я знаю.
— Вы знаете? Но, дорогой Пуаро…
— С объяснениями придется подождать. Однако позвольте заверить вас: я совершенно точно знаю, что увидела Элен Эбернети, когда взглянула на себя в зеркало.
За завтраком все чувствовали себя скованно и неловко. Розамунд и Тимоти отсутствовали, а все остальные явно ощущали себя не в своей тарелке. Говорили приглушенными голосами и ели с меньшим, чем обычно, аппетитом. Первым пришел в свое обычное расположение духа Джордж, вообще обладавший характером переменчивым и жизнерадостным.
— Полагаю, с тетей Элен все обойдется, — сказал он. — В конце концов, что такое сотрясение мозга? Через какую-нибудь пару дней все проходит.
— У одной моей знакомой было в войну сотрясение мозга, — общительным тоном заговорила мисс Джилкрист. — На Тоттенхэм-Корт-роуд, во время бомбежки, ей в голову угодил то ли кирпич, то ли что-то похожее. Она в тот момент абсолютно ничего не почувствовала, продолжила свой путь и потеряла сознание двенадцать часов спустя в вагоне поезда, шедшего в Ливерпуль[267]. И, представьте себе, она совершенно не помнила, как добралась до вокзала и села в поезд, вообще абсолютно ничего не помнила. Когда она очнулась в госпитале, то просто ничего не могла понять. Там она пролежала три недели.
— Я не могу понять, — сказала Сьюзен, — почему Элен звонила по телефону в такой несусветный час и кому она звонила?
— Вероятно, почувствовала себя плохо, — сказала Мод решительно, — проснулась от этого и спустилась вниз, чтобы позвонить врачу. Потом у нее закружилась голова, и она упала. Это единственное разумное объяснение.
— Плохо, что она ударилась головой об этот мраморный стопор, — сказал Майкл. — Упади она на толстый ковер, ничего не было бы.
Открылась дверь, и в столовую вошла нахмуренная Розамунд.
— Никак не могу найти эти восковые цветы, — пожаловалась она. — Ну те, что стояли на малахитовом столике в день похорон дяди Ричарда. — Она устремила обвиняющий взгляд на Сьюзен: — Ты их случайно не брала?
— Конечно нет! Побойся Бога, Розамунд! Как можно думать о каких-то малахитовых столах, когда бедную старую тетю Элен отвезли в больницу с сотрясением мозга?
— А почему бы мне об этом не думать? Когда у человека сотрясение мозга, он не знает, что происходит, и вообще ему на все наплевать. Для тети Элен мы все равно ничего не можем сделать, а нам с Майклом обязательно нужно вернуться к ленчу в Лондон, чтобы встретиться с Джеки Лайго и поговорить о сроках постановки «Карьеры баронета». Но сначала я бы хотела окончательно решить вопрос о столе pi взглянуть еще раз на восковые цветы. Сейчас там на столе стоит китайская ваза, прелестная вещь, но абсолютно не того стиля. Интересно, куда девались цветы? Может, Лэнскомб знает?