— Восковые цветы?
— Вот именно.
Майкл нахмурился.
— Я не совсем понимаю, мосье Пуаро. Но, во всяком случае, — он снова включил свою ослепительную улыбку, — хорошо, что мы все теперь знаем, как обстоит дело. Было не очень-то приятно, мягко выражаясь, жить с подозрением, что кто-то из нас отправил на тот свет бедного старого дядю Ричарда.
— Вы думаете о нем как о «бедном старом дяде»? И только?
— Ну, конечно, он очень хорошо сохранился…
— Но ведь до самой своей смерти он оставался человеком весьма умным и проницательным.
— Пожалуй, что так.
— И отлично разбирался в людях?
Улыбка на лице собеседника оставалась такой же сияющей.
— Тут, мосье Пуаро, я вряд ли могу согласиться с вами. Меня, например, он явно не оценил.
— Быть может, потому, что считал вас не особенно способным хранить супружескую верность?
— Что за старомодная идея! — засмеялся Майкл.
— Но ведь это правда, не так ли?
— Что вы хотите этим сказать?
Пуаро молча соединил кончики пальцев.
— Наводились кое-какие справки, видите ли.
— Кем? Вами?
— Не только мною.
Майкл Шейн бросил на него быстрый испытующий взгляд. Пуаро отметил скорость его реакции. Майкл Шейн явно не был дураком.
— Вы хотите сказать, что полиция…
— Я хочу сказать, что полиция так и не сочла убийство Коры Ланскене случайным преступлением.
— И они наводили справки обо мне?
Пуаро чопорно ответил:
— Они интересовались передвижениями родственников миссис Ланскене в день, когда она была убита.
Ну и влип же я! — Майкл говорил с обезоруживающей искренностью.
— Вот как, мистер Шейн?
— Вы себе и представить не можете! Я ведь в тот день сказал Розамунд, что обедал с неким Оскаром Льюисом.
— А на самом деле?..
— На самом деле я отправился к одной леди. Ее зовут Соррел Дейнтон, она довольно известная актриса, и я играл с ней в последней постановке. А сейчас я в идиотском положении: полиция-то будет удовлетворена, но вот Розамунд!
Пуаро напустил на себя скромный вид.
— Из-за этой дружбы у вас были неприятности?
— Да… Розамунд заставила Меня пообещать, что я больше не буду встречаться с Соррел.
— Действительно положение затруднительное. Между нами, у вас был роман с этой дамой?
— Не скажу, что я питал к ней какое-то особо сильное чувство… Так, знаете, обычная интрижка.
— Но она любит вас?
— Пожалуй, но женщины вообще народ привязчивый и иногда могут быть надоедливыми. Итак, хотя полиция и будет удовлетворена…
— Вы в этом уверены?
— Ну вряд ли я мог наброситься с топором на Кору, если в тот момент увивался за Соррел совсем в другом месте за много миль. У Соррел коттедж в Кенте[269].
— Так, так. И эта мисс Дейнтон подтвердит ваши слова?
— Ей это наверняка не понравится, но, поскольку речь идет об убийстве, ей, я полагаю, придется дать показания.
— И она, быть может, подтвердит ваше заявление, даже если выв тот день и не увивались, говоря вашими словами, за ней?
— Что такое? — Только что беспечно улыбавшийся Майкл внезапно стал похож на грозовую тучу.
— Эта дама любит вас, а женщины, когда любят, могут присягнуть в чем угодно.
— Вы хотите сказать, что не верите мне?
— Дело не во мне. И не меня вам придется убеждать.
— А кого же?
Пуаро улыбнулся:
— Инспектора Мортона, который только что вышел на террасу из боковой двери.
Майкл Шейн стремительно обернулся.
Глава 23
— Я услышал, что вы здесь, мосье Пуаро, — сказал инспектор Мортон.
Они стали вдвоем прогуливаться по террасе.
— Я приехал сюда вместе со старшим инспектором Паруэллом из Матчфилда. Доктор Ларраби позвонил ему по поводу случая с миссис Лео Эбернети, и он хотел бы здесь кое-что выяснить. Доктор был не совсем удовлетворен.
— А вы, мой друг? — спросил Пуаро. — Каким образом вы причастны к этому? Ведь вы оказались так далеко от вашего родного Беркшира.
— Я хотел бы задать пару вопросов, а люди, которых я намереваюсь расспросить, собрались по счастливой случайности здесь. — Инспектор помолчал и добавил: — Ваших рук дело?
— Моих.
— И в результате миссис Лео Эбернети получила удар по голове.
— Ну здесь уж моей вины нет, — возразил Пуаро. — Если бы она обратилась ко мне… Но она не обратилась. Вместо этого позвонила своему адвокату в Лондон.
— И собиралась все рассказать ему, как вдруг — трах!
— Именно так, как вы сказали: трах!
— И что же она успела сказать этому адвокату?
— Очень мало. Она как раз говорила ему, что смотрелась в зеркало.
— А-а-а, — философски протянул Мортон, — все женщины одинаковы. — Он бросил быстрый взгляд на Пуаро. — Это что-нибудь говорит вам?
— Да. По-моему, я знаю, что она собиралась ему сказать.
— Вы всегда были мастером отгадывать подобные ребусы! Ну, и что же это было?
— Простите, теперь я хочу задать вам вопрос: вы не собираетесь расспрашивать их о смерти Ричарда Эбернети?
— Официально нет. Формально же мои вопросы имеют отношение только к убийству миссис Ланскене.
— Понятно. Однако, друг мой, прошу вас дать мне еще несколько часов. К тому времени я буду знать, правильны ли мои предположения, только предположения, понимаете? И если они правильны…
— Тогда?
— Тогда я смогу дать вам в руки конкретную улику.
— Видит Бог, она нам здорово пригодилась бы, — с чувством отозвался инспектор Мортон, искоса взглянув на Пуаро. — Что это вы прячете в рукаве?
— Ничего, абсолютно ничего. Дело в том, что улики, существование которой я предполагаю, возможно, нет вообще. Я сделал предположение о ее существовании на основании нескольких случайно услышанных фраз. Быть может, — добавил Пуаро абсолютно неубедительным тоном, — я ошибаюсь.
Мортон улыбнулся:
— Но это с вами случается нечасто, верно?
— Да, нечасто. Хотя, вынужден признаться, бывало и такое.
— Не могу сказать, что меня это огорчает. Оказываться всегда правым иногда может и прискучить.
— Я этого не нахожу, — возразил Пуаро.
Инспектор Мортон рассмеялся:
— Итак, вы хотите, чтобы я повременил с расспросами?
— Нет, вовсе нет. Действуйте как намеревались. Полагаю, вы не думаете о немедленном аресте?
Мортон покачал головой:
— Нет, улики для этого слишком слабы. Для начала мы должны заиметь санкцию прокурора, а нам до этого еще далеко. Мы просто хотим получить объяснения от определенных лиц об их передвижении в тот злополучный день. Кому-то мы, возможно, сопроводим эту просьбу официальным предупреждением.
— Вы имеете в виду миссис Бэнкс?
— Угадали. Она была там в тот день. Ее машина была припаркована в старом карьере.
— А за рулем ее никто не видел?
— Нет. Но плохо, что она умолчала об этой поездке. Ей придется дать убедительные объяснения.
— Будьте уверены, она объяснит вам все что угодно, — сухо заверил собеседника Пуаро. — В этом деле она мастер.
— Охотно верю. Умная молодая особа. Возможно, слишком умная. Плохо быть слишком умной. Как раз на этом и попадаются.
— Всплыло что-нибудь насчет Кроссфилда?
— Ничего особенного. Он относится к самому обычному типу людей. Масса молодых вроде него колесит по всей стране в поездах, автобусах, на велосипедах. Людям трудно вспомнить неделю спустя, в среду или в четверг они видели кого-то в каком-то определенном месте. — Он сделал паузу и продолжил: — Кстати, у меня есть кое-какие любопытные данные. От матери настоятельницы одного монастыря. Две ее монахини собирали пожертвования и заглянули в коттедж миссис Ланскене. Это было за день до того, как ее убили. Они не смогли достучаться и дозвониться, и это вполне естественно: сама она уехала на похороны брата на север, а компаньонка взяла свободный день и отправилась с экскурсией в Борнмут[270]. Но странное дело: монахини утверждают, что в коттедже все-таки кто-то был, что они ясно слышали вздохи и стоны. Я спросил, может, это было день спустя, но настоятельница совершенно уверена, что нет. Все их походы за пожертвованиями заносятся в какую-то книгу. Что скажете? Может, какой-то неизвестный искал что-то в коттедже, воспользовавшись отсутствием обеих женщин, и, ничего не найдя, вернулся на следующий день? Что касается вздохов и стонов, то это, по всей вероятности, плод воображения монахинь. Даже монахини впечатлительны, а в коттедже, где было совершено убийство, не захочешь да услышишь вздохи и стоны. Они ведь рассказывали о своем визите уже после того, как стало известно об убийстве, и наверняка что-нибудь присочинили. Важно другое: был ли кто-нибудь в коттедже? И если да, то кто именно? Ведь вся семейка Эбернети пребывала здесь, на похоронах.
Вместо ответа Пуаро задал вопрос, казалось бы не относящийся к делу:
— Эти монахини не повторили позднее своей попытки попасть в коттедж?
— Представьте себе, да! Примерно неделю спустя. Кажется, в день дознания.
— Все сходится, — воскликнул Пуаро, — просто великолепно сходится!
Инспектор Мортон взглянул на него:
— Я вижу, вас эти монашенки сильно заинтересовали. Почему, собственно?
— Потому, что мое внимание как будто специально привлекают к этому обстоятельству, и весьма настойчиво. Вы, инспектор, разумеется, отметили, что монахини приходили в коттедж в тот же день, когда там неизвестно откуда появился отравленный свадебный пирог?
— Но вы ведь не думаете, что… Эта идея просто смешна!
— Мои идеи никогда не бывают смешными, — сурово парировал Пуаро. — А теперь, дорогой мой, я предоставляю вам возможность заняться выяснением обстоятельств покушения на миссис Эбернети, которые, несомненно, вас весьма интересуют, а сам отправлюсь побеседовать с племянницей покойного Ричарда.
— Будьте осторожны в разговоре с миссис Бэнкс, не спугните ее раньше времени.