[123], держала в голове результаты прошлого сезона. Единственное, что ее страшило, это как бы вправду не обнаружились захоронения. Сколько ни читай, а как при этом полагается себя вести специалисту по антропологии, все равно совершенно непонятно. «Если наткнемся на кости или на могилу, надо будет заболеть тяжелой простудой, — сказала себе Виктория. — Нет, лучше острым приступом печени. И лечь в постель».
По могилы не появлялись. Зато медленно, но верно обозначились стены дворца. Виктория была страшно увлечена, а никаких специальных знаний и навыков от нее не требовалось.
Ричард Бейкер все еще иногда поглядывал на нее с легким недоумением, и она чувствовала, что он относится к ней критически, но держался он мило и дружелюбно, а ее увлеченность его явно забавляла.
— Вам это, конечно, все внове после Англии, — сказал он ей как-то. — Помню, я тоже был в упоении весь мой первый сезон.
— А давно это было?
Он улыбнулся.
— Да порядочно. Пятнадцать, нет, шестнадцать лет назад.
— Вы, должно быть, знаете здешние края вдоль и поперек?
— Да я ведь не только здесь работал. И в Сирии еще. И в Персии.
— И по-арабски вы свободно говорите. Если вас нарядить как надо, вы сойдете за араба?
Он покачал головой.
— Э, нет. Это очень непросто. По-моему, всерьез и на продолжительное время прикинуться арабом не удавалось ни одному англичанину.
— А Лоуренс?[124]
— Лоуренс и не делал вид, что он араб. Нет, единственный известный мне европеец, которого при случае не отличить от местных, и в самом деле родился в здешних краях. Его отец служил консулом в Кашгаре[125] и в других диких точках. Этот парень с детства говорил на всевозможных местных диалектах и потом, насколько мне известно, использовал это умение в своей работе.
— А что с ним сталось?
— Мы не поддерживали связь после школы. Мы с ним вместе в школе учились. У него было прозвище Факир, потому что он умел сидеть совершенно неподвижно, как бы погрузившись в транс. Что он делает теперь, я не знаю — хотя, кажется, могу догадаться.
— Вы после школы его ни разу не видели?
— Представьте, я его встретил пару дней назад в Басре. Довольно странный был случай.
— Странный?
— Да. Я его не узнал. Он был одет как араб — бурнус, полосатый балахон и драная армейская гимнастерка. В руке держал обычные янтарные четки и перебирал, пощелкивая, как правоверный мусульманин, — только на самом-то деле это была морзянка, армейский код, и он передавал сообщение — мне!
— И что в нем было?
— Мое имя, вернее, прозвище — и его прозвище — а потом сигнал: «Осторожно, опасность».
— И действительно что-то случилось?
— Да. Когда он встал и пошел к выходу, один посетитель, такой неприметный человечек, с виду вроде коммивояжера, выхватил револьвер. Я его ткнул под руку, и Кармайкл сумел уйти.
— Кармайкл?!
Он резко обернулся.
— Да, это его настоящая фамилия. А вы… вы что, его знаете?
Виктория подумала: интересно, как это прозвучит, если я скажу, что он умер в моей постели?
— Да, — тихо сказала она. — Знала.
— Знали? Значит, он?..
Виктория кивнула.
— Он умер.
— Когда?
— Он умер в Багдаде. В отеле «Тио». — Она поспешила добавить: — Это тайна. Никто не знает.
Он задумчиво кивнул.
— Понятно. Такая была у него работа. Но вы… — Он заглянул ей в лицо. — Вам-то как это стало известно?
— Я оказалась замешана, случайно.
Он задержал на ней внимательный взгляд.
Виктория вдруг спросила:
— А ваше прозвище в школе было — не Люцифер?
— Люцифер? Нет, меня звали Сова, я всегда ходил в больших блестящих очках.
— Вы никого не знаете в Басре с таким прозвищем: Люцифер!
Ричард покачал головой.
— Люцифер, сын зари[126]. Падший ангел. Или вот еще в старину так назывались фосфорные спички. Их достоинство, если не ошибаюсь, заключалось в том, что они не гасли на ветру.
Он говорил это, а сам внимательно наблюдал за Викторией. Но ей было не до него.
— Пожалуйста, — наморщив лоб, попросила она, — расскажите мне точно, что произошло тогда в Басре.
— Но я же все рассказал.
— Нет. Вот, например, где именно это было?
— Это было в консульской приемной. Я сидел и дожидался приема у консула Клейтона.
— Да, но кто там еще был? Этот тип, похожий на коммивояжера. Еще кто?
— Еще было, помнится, двое. Один худощавый, смуглый француз — или сириец. А другой — старик, по-моему, перс.
— Коммивояжер достал револьвер, вы не дали ему выстрелить, и Кармайкл ушел — как?
— Сначала он повернул к двери консульского кабинета, это в противоположном конце коридора, выходящего в сад…
— Знаю, — прервала его Виктория. — Я там два дня жила. Вы как раз тогда только уехали, и я приехала.
— Вот как? — Он опять внимательно посмотрел на нее, но она даже не заметила. У нее перед глазами был длинный коридор в консульстве, в конце коридора — открытая дверь и за дверью — зелень и солнце.
— Ну, и вот. Кармайкл сначала направился туда. А потом вдруг резко повернулся, бросился в обратную сторону и выскочил на улицу. Больше я его не видел.
— А что коммивояжер?
Ричард пожал плечами.
— Помнится, нес потом что-то несусветное, якобы накануне ночью был избит и ограблен одним арабом, а потом в консульстве ему померещилось, будто это — тот самый грабитель. Подробностей не знаю, я улетел в Кувейт.
— А кто при вас жил в консульстве?
— Один служащий нефтяной компании, по фамилии Кросби. И больше никого. Ах нет, был еще кто-то из Багдада, но я его не видел. И фамилии не помню.
Кросби, вспомнила Виктория. Капитан Кросби. Такой низенький, приземистый человечек. Говорит отрывисто. Заурядный, звезд с неба не хватает, просто добрый старый служака. В ту ночь в Багдаде, когда Кармайкл явился в отель «Тио», Кросби тоже там был. Можно ли предположить, что это его силуэт на фоне залитого солнцем сада заставил Кармайкла вдруг повернуть назад и выбежать на улицу, так и не побывав у консула?
Виктория вся ушла в свои мысли и даже вздрогнула виновато, когда, подняв глаза, встретила пристальный, внимательный взгляд Ричарда.
— Зачем вам нужно все это знать? — спросил он.
— Мне интересно.
— Больше вопросов нет?
Виктория спросила:
— Вы не знаете никого по имени Лефарж?
— Н-нет как будто бы. Это мужчина или женщина?
— Не знаю.
Она снова задумалась о Кросби. Кросби — Люцифер? Можно ли тут поставить знак равенства?
Вечером, когда Виктория простилась и ушла спать, Ричард сказал профессору Понсфуту Джону:
— Нельзя ли мне взглянуть на письмо Эмерсона? Я хочу знать точно, что именно он пишет об этой девушке.
— Ну, конечно, мой друг, конечно. Оно тут где-то валяется. Помню, я делал записи на обороте. Он очень хорошо отзывается о Веронике, если я не ошибаюсь, пишет, что она с головой ушла в науку. По-моему, она милая девушка, чрезвычайно милая. И какая мужественная — с полным спокойствием отнеслась к пропаже своего багажа. Любая другая на ее месте стала бы требовать, чтобы ее завтра же отвезли на автомобиле в Багдад для пополнения гардероба. А эта — молодчина. Кстати, при каких обстоятельствах, вы говорили, у нее пропал багаж?
— Ее усыпили хлороформом, похитили и заперли в деревенском доме, — бесстрастно перечислил Ричард.
— Да-да, вспоминаю, как же. Вы мне рассказывали. Абсолютно неправдоподобная история. Что-то она мне напоминает… но что?., ах да, случай с Элизабет Кэннинг. Помните, что она наплела после того, как пропадала целых две недели? Совершенно концы с концами у нее не вязались. Что-то насчет цыган, если я не путаю. Притом она такая дурнушка, что заподозрить участие мужчины в ее случае не было ни малейших оснований. А вот наша Виктория-Вероника — никак не запомню ее имя — удивительно миловидное создание. И тут наличие мужчины вполне вероятно.
— Она была бы еще миловиднее, если бы не красила волосы, — сухо сказал Ричард.
— Она красит волосы? Неужели? Смотрите-ка, вы, оказывается, разбираетесь в таких вещах.
— Так можно мне посмотреть письмо Эмерсона, сэр?
— Ну, разумеется, разумеется — я, правда, хоть убейте, не помню, куда его сунул, — но можете поискать, где хотите — я сам заинтересован в его обнаружении из-за тех записей, что я сделал на обороте, — я еще зарисовал там бусину из скрученной проволоки.
Глава 20
На следующий день, только вернулись с обеда, как профессор Понсфут Джонс прямо крякнул от досады — потому что до его слуха донесся отдаленный стрекот едущего автомобиля. А вскоре можно было уже и глазами различить с вершины теля, как он приближается, петляя по пустыне.
— Посетители, — гневно произнес профессор. — Как раз в самый неподходящий момент. Только собрались крыть нитроцеллюлозой ту раскрашенную розетку на северо-восточной стене! И обязательно должны были явиться какие-то идиоты из Багдада, изволь поддерживать с ними светские разговоры и водить их по всем раскопам.
— А вот тут-то и можно воспользоваться услугами Виктории, — сказал Ричард. — Слышите, Виктория? Вам лично поручается провести экскурсию и беседу.
— Но я могу что-нибудь не то сказать, — усомнилась Виктория. — Вы же узнаете, я еще совсем плохо тут во всем разбираюсь.
— По-моему, вы многому научились, — любезно возразил Ричард. — Ваши давешние замечания касательно плоско-выпуклых кирпичей звучали прямо как дословные цитаты из учебника Делонгаза.
Виктория слегка побледнела и решила впредь осмотрительней демонстрировать эрудицию. Этот недоумевающий взгляд сквозь толстые стекла, иногда от него оторопь берет.
— Хорошо, я сделаю что смогу, — кротко согласилась она.
— Мы на вас взваливаем всю черную работу, — сказал Ричард.