— Добрый вечер, сэр. Вас ожидает… джентльмен.
Он ловко снял пальто с плеч Пуаро.
— В самом деле? — Легкая пауза перед словом «джентльмен» не прошла для Пуаро незамеченной. По части снобизма с Джорджем мало кто мог сравниться. — Как его зовут?
— Некий мистер Спенс, сэр.
— Спенс. — В первую минуту это имя ничего не сказало Пуаро. Но он знал — должно было сказать.
Задержавшись на миг перед зеркалом — поправить усы, довести их до полного совершенства, — Пуаро открыл дверь и вошел в гостиную. Мужчина, сидевший в одном из больших квадратных кресел, поднялся ему навстречу.
— Здравствуйте, мосье Пуаро, надеюсь, вы меня помните. Давненько дело было… Полицейский инспектор Спенс.
— Ну, разумеется. — Пуаро сердечно пожал гостю руку.
Инспектор Спенс из полиции Килчестера. Им тогда здорово пришлось поломать голову… Когда же это было? Давненько, как сказал Спенс…
Пуаро радушно предложил гостю выпить:
— Grenadine? Creme de menthe? Benedictine? Creme de cacao?..[151]
В эту минуту вошел Джордж, он принес на подносе бутылку виски и сифон.
— Может быть, сэр, вы предпочитаете пиво? — пробурчал он, обращаясь к гостю.
Инспектор Спенс, человек с крупным красноватым лицом, заметно оживился.
— От пива не откажусь, — сказал он.
Пуаро в очередной раз мысленно снял шляпу перед Джорджем. Сам он понятия не имел, что в доме есть пиво, и вообще в его сознании плохо укладывалось, как можно предпочесть этот напиток сладкому ликеру.
Когда Джордж поставил перед Спенсом высокую кружку с шапкой пены, Пуаро налил себе крошечную порцию изумрудного creme de menthe.
— Очень мило, что надумали выбраться ко мне, — начал он разговор. — Очень мило. Вы сейчас из?..
— Килчестера. Через полгода ухожу на пенсию. Вообще-то я мог уйти еще полтора года назад. Но меня упросили остаться.
— Вы мудро сделали, что согласились, — с чувством произнес Пуаро. — Очень мудро…
— Правда? Не знаю, не знаю. Не уверен.
— Да-да, очень мудро, — подтвердил Пуаро. — Вы не представляете, что такое ennui[152] — долгие, томительные часы скуки и бездействия.
— О-о, на пенсии у меня будет полно работы. В прошлом году мы в новый дом перебрались. Садовый участок ничего себе, но такой запущенный! Все нет времени заняться им вплотную.
— Ну, раз вы в душе садовод, дело другое. Я тоже как-то решил поселиться в пригороде, думал, буду выращивать тыквы. Ничего из этой затеи не вышло. Не по нраву мне это.
— Вы бы видели, какую тыкву я вырастил в прошлом году! — с энтузиазмом воскликнул Спенс. — Просто гигантскую! А розы! Розы — это моя страсть. Я собираюсь…
Он прервал себя на полуслове.
— Я приехал не для того, чтобы хвастаться своим огородом.
— Конечно нет, вы приехали повидать старого знакомого, это очень любезно. Я вам весьма признателен.
— Боюсь, мосье Пуаро, есть и другая причина. Буду с вами откровенен. Я хочу просить вас об одолжении.
Пуаро осторожно пробурчал:
— Ваш дом заложен, и вам нужна ссуда, чтобы…
Спенс, ужаснувшись, перебил его:
— Боже правый, деньги тут ни при чем! У меня и в мыслях такого не было!
Пуаро взмахнул руками, грациозно извиняясь:
— Простите великодушно.
— Скажу вам напрямую — сам не знаю, как у меня хватило нахальства приехать к вам с такой просьбой. Если вы возьмете меня за шиворот и выставите за дверь, я не удивлюсь.
— Никакого шиворота не будет, — отмахнулся Пуаро. — Продолжайте.
— Речь идет о деле миссис Макгинти. Вы, наверное, о нем читали.
Пуаро покачал головой:
— Мимоходом. Миссис Макгинти, пожилая женщина, то ли продавщица, то ли поденщица. Рассталась с жизнью, да? А как?
Спенс вдруг уставился на него.
— Господи! — воскликнул он. — Надо же, что припомнилось… Поразительно… Как это мне сразу в голову не пришло…
— Простите?
— Нет, ничего. Была такая игра. Детская. Мы играли в нее, детишками. Соберемся, сядем в рядок — и поехали; кто водит, к каждому по очереди с одной считалочкой: «Миссис Макгинти с жизнью рассталась, на небо улетела, да там и осталась, с жизнью своею рассталась. А как?» — «Стоя на колене, как я, вот так!» Дальше — вопрос следующему: «Миссис Макгинти с жизнью рассталась, на небо улетела, да там и осталась, с жизнью своею рассталась. А как?» — «Вытянув руку, как я, вот так!» И вот уже каждый, замерев, стоит на колене и тянет вперед правую руку. И наконец — развязка! «Миссис Макгинти с жизнью рассталась, на небо улетела, да там и осталась, с жизнью своею рассталась. А как?» — «Вот так!» Водящий валится на землю, а за ним — все остальные, будто кегли! — И Спенс разразился громким хохотом. — Надо же, что припомнилось!
Пуаро вежливо ждал, что последует дальше. Это был один из тех случаев, когда сугубо английский юмор был выше его понимания, а ведь он прожил в Англии полжизни. Он и сам играл в детстве в Cache-Cache и Le Boulanger, но у него вовсе не возникало желания рассказывать об этих забавах, даже думать о них.
Когда Спенс наконец отсмеялся, Пуаро чуть утомленно повторил:
— Так как же она рассталась с жизнью?
Улыбка сбежала с лица Спенса. Он снова посерьезнел:
— Ее ударили по затылку чем-то острым и тяжелым. Убийца обшарил комнату и похитил ее сбережения, около тридцати фунтов наличными. Она жила в небольшом коттедже, но держала постояльца. Некоего Бентли. Джеймса Бентли.
— Ах да, Бентли.
— Следов взлома обнаружено не было. Замки, окна — все в полном порядке. Бентли был стеснен в средствах, сидел без работы, два месяца не платил за жилье. Деньги нашли под камнем позади коттеджа. На рукаве пиджака Бентли оказались следы крови и волосы; кровь той самой группы, что у покойницы, ее же волосы. На первом допросе он заявил, что рядом с телом убитой не находился — выходит, кровь и волосы не могли попасть на его одежду случайно.
— Кто ее нашел?
— Булочник принес хлеб. В тот день она обещала с ним расплатиться. Дверь открыл Джеймс Бентли и сказал, что уже стучался к миссис Макгинти, но не достучался. Тогда булочник встревожился — не случилось ли чего? Они позвали соседку и вместе пошли наверх. В спальне миссис Макгинти не оказалось, постель осталась застеленной с вечера, но вся комната была перерыта, а половицы приподняты. Тогда они решили заглянуть в гостиную. Там она и лежала на полу, соседка как увидела — давай голосить на всю округу. Потом, конечно, вызвали полицию.
— И Бентли в итоге арестовали и судили?
— Да. Было судебное разбирательство. Вчера. Дело оказалось яснее ясного. Сегодня утром присяжные вынесли приговор, им понадобилось всего двенадцать минут. Суд постановил: виновен, приговорить к смертной казни.
Пуаро кивнул:
— А потом, после приговора, вы сели в поезд и приехали в Лондон, чтобы повидаться со мной. Почему?
Инспектор Спенс опустил взор в пивную кружку. Несколько раз провел пальцем по ободу.
— Потому что, — выговорил он, — чует мое сердце, он ее не убивал…
Глава 2
Воцарилась долгая тишина.
— И вы приехали ко мне, чтобы…
Пуаро не закончил предложения.
Инспектор Спенс поднял голову. Кровь еще сильнее прилила к его лицу. Это было лицо типичного провинциала, маловыразительное, замкнутое, с проницательными, честными глазами. Лицо человека с незыблемыми нравственными устоями, который всегда точно знает, как именно ему надлежит поступить, никогда не спутает добро со злом.
— Я в полиции давно, — сказал он. — Всякого навидался. В людях худо-бедно разбираюсь. Приходилось вести дела и об убийствах — одни простые как дважды два, другие — позаковыристей. Одно известно и вам, мосье Пуаро…
Пуаро кивнул.
— Крепкий был орешек. Пожалуй, без вас мы бы его нипочем не разгрызли. Но докопались-таки до правды, так что и тени сомнений не осталось. И в других случаях, про которые вы не знаете, ясность была полная. Взять Уистлера, он получил свое — и вполне по заслугам. Равно как и бандюги, что застрелили старого Гатермана. Как Верол со своим мышьяком. Трантер, тот выкрутился — но убить-то он убил, точно знаю. Повезло и миссис Кортленд — муж ее был извращенцем, каких поискать, и присяжные ее оправдали. Видимо, не буква закона, а чувства подтолкнули их к такому решению. Такое бывает, никуда не денешься, сердце ведь не камень. А иногда улик не хватает… случается, убийце удается разжалобить присяжных, а то и просто обдурить — редко, конечно, но не без этого. Иногда адвокат ловко защиту построит либо обвинитель переборщит. В общем, всего этого я нагляделся вдоволь. Но чтобы… — Спенс внушительно помахал пальцем. — Чтобы невинного человека повесили за то, чего он не совершал, — на моей памяти такого не было. И не хочу я, мосье Пуаро, видеть такое правосудие. Тем более, — добавил он, — в Англии!
Пуаро пристально на него посмотрел:
— И вы считаете, сейчас правосудие может оказаться именно таким. Но почему…
Спенс перебил его:
— Предвижу все или почти все ваши вопросы. И готов ответить на них заранее. Это дело вел я. Мне поручили провести дознание, собрать улики. Свою работу я проделал очень тщательно. Собрал все факты, какие мог. И все они свидетельствовали против одного конкретного человека. Все, что у меня набралось, я передал своему начальнику. Дальше я к этой истории касательства не имел. Материалы пошли к государственному обвинителю, а уж он решал, заводить дело или нет. Дело он завел, да иначе и не могло быть при таких уликах. Джеймса Бентли арестовали, предали суду, по всем правилам судили и признали виновным. При таких уликах иначе и быть не могло. Улики со счетов не сбросишь, присяжные прекрасно это знают. Да и не скажешь, чтобы они сильно терзались сомнениями. Скорее, его виновность была для них очевидной.
— А для вас — нет?
— Нет.
— Почему?
Инспектор вздохнул. Задумчиво потер ручищей подбородок: