— А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?
— Как будто нет. Чудной — это что-то другое. Застенчивый, неловкий — вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.
Пуаро взглянул на незнакомку. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. С лихвой хватит и на двоих.
— Он вам нравился? — спросил он.
Она вспыхнула:
— Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним подсмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле — начитанный.
— Понятно, начитанный.
— По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.
Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.
— Она, конечно, тоже о нем заботилась. Беспокоилась о его здоровье, чтобы он зимой не простужался, хорошо ел.
Сыщик снова кивнул. Потом спросил:
— Вы были друзьями?
— Трудно сказать… едва ли. Иногда разговаривали. Но когда он отсюда ушел, я… мы… почти не встречались. Однажды написала ему по-дружески, но он не ответил.
— Но он вам нравится? — негромко спросил Пуаро.
Она с вызовом ответила:
— Да, нравится…
— Это замечательно, — искренне обрадовался Пуаро.
Мысленно он вернулся к тому дню, когда разговаривал в тюрьме с осужденным… Перед глазами его, как наяву, возник Джеймс Бентли. Мышиного цвета волосы, худой и нескладный, выступающие костяшки на пальцах рук, большие кисти, на цыплячьей шее торчит кадык. Взгляд смущенный, исподлобья, даже какой-то коварный. Совсем не из прямых и открытых людей, которым готов верить на слово, — коварный и лживый тип себе на уме, как-то неприятно бормочет под нос… Именно такое впечатление Джеймс Бентли производил на поверхностных наблюдателей. Так восприняли его и присяжные. Этот и наврет с три короба, и ограбит, и старушку огреет по голове…
Но на инспектора Спенса, который хорошо разбирается в людях, Джеймс Бентли произвел совсем другое впечатление. И на Эркюля Пуаро тоже… А теперь, как выясняется, и на эту девушку.
— Как вас зовут, мадемуазель? — спросил он.
— Мод Уильямс. Могу я как-то… ему помочь?
— Думаю, что да. Есть люди, мисс Уильямс, которые считают, что Джеймс Бентли невиновен. Они собирают факты, чтобы доказать это. Расследование возглавляю я и могу сказать, что кое-чего уже добился… да, определенно добился.
Он произнес эту ложь не моргнув глазом. Ибо считал ее крайне необходимой. Кто-то где-то должен забеспокоиться. Мод Уильямс наверняка не станет молчать, об их встрече она кому-нибудь расскажет, и это будет брошенным в пруд камнем — по воде пойдут круги…
Он сказал:
— Вы с Джеймсом Бентли много разговаривали. Он рассказывал вам о своей матери, о своей семье. Может быть, он упоминал кого-то, с кем он или его мать были в плохих отношениях?
Мод Уильямс задумалась.
— Нет… о плохих отношениях, пожалуй, речи не было. По-моему, его мать недолюбливала молодых женщин.
— Матери преданных сыновей никогда не любят молодых женщин. Я имею в виду нечто другое. Какая-нибудь семейная распря, вражда. Может, у кого-то был на них зуб?
Она покачала головой:
— Ни о чем таком я никогда от него не слышала.
— А о своей домовладелице, миссис Макгинти, он когда-нибудь говорил?
Она чуть поежилась:
— Не называя по имени. Однажды сказал, что она слишком часто потчует его копченой селедкой… а в другой раз — что домовладелица переживает из-за пропавшего кота.
— А он не говорил вам — прошу вас, будьте со мной откровенны, — что знает, где она держит деньги?
Девушка чуть побледнела, но тут же с вызовом вскинула подбородок:
— Представьте, да. У нас зашел разговор о том, что люди перестали доверять банкам, и он сказал, что его домовладелица хранит свободные деньги под половицей. И добавил: «Я спокойно могу их взять, когда ее нет дома». Не то что в шутку, он был не мастер шутить, а так, будто тревожился за нее — что же она такая легко мысленная?
— Ага, — сказал Пуаро. — Это хорошо. С моей точки зрения, разумеется. То есть кража для Джеймса Бентли — это скрытое действие за чьей-то спиной, но отнюдь не связанное с убийством. Ведь он мог бы сказать и по-другому: «Однажды кто-нибудь из-за этих денег даст ей по голове».
— В любом случае он не мог говорить об этом всерьез.
— Конечно. Но в разговоре, пусть легком и бездумном, наружу обязательно выходит ваша суть — что вы за человек. Умный преступник держит рот на замке, но умный среди преступников — большая редкость, обычно они тщеславны и болтливы, в итоге большинство из них удается поймать.
Мод Уильямс резко бросила:
— Поделом.
— Но ведь кто-то эту старушку убил.
— Кто же? Вам это известно? Вы до чего-то додумались?
— Да, — снова солгал Эркюль Пуаро. — Кое до чего я уже додумался. Но нам предстоит пройти длинный путь.
Девушка посмотрела на часы:
— Мне пора. У нас перерыв — всего полчаса. Этот Килчестер такая дыра, ужасное захолустье… Раньше я работала только в Лондоне. Позвоните, если понадобится какая-то помощь… настоящая помощь, понимаете?
Пуаро достал одну из своих визитных карточек. Написал на ней «Лонг-Медоуз» и номер телефона.
— Сейчас меня можно найти здесь.
Он не без огорчения заметил, что его имя не произвело на нее никакого впечатления. Что поделаешь, молодежь теперь пошла темная, бок о бок с ними ходят выдающиеся современники, а им и дела нет.
Возвращаясь автобусом в Бродхинни, Пуаро пребывал в более радужном настроении. По крайней мере, хоть кто-то верит в невиновность Джеймса Бентли. И не так уж он одинок на этом свете, как сам о себе думает.
Пуаро мысленно вернулся к своей встрече с Бентли в тюрьме. Она оставила тяжелый осадок. У заключенного даже не заискрилась надежда в глазах, приход Пуаро почти не вызвал у него интереса.
— Спасибо, — вяло сказал Бентли, — только вряд ли мне что-нибудь поможет.
Нет, врагов у него нет, это точно.
— Откуда взяться врагам, если тебя вообще едва замечают?
— А ваша мама? Может быть, враги были у нее?
— Не было. Все ее любили и уважали. — В его голосе послышалось легкое негодование.
— Как насчет ваших друзей?
— Друзей у меня нет, — ответил, вернее буркнул Джеймс Бентли.
Но тут он был не совсем прав. Мод Уильямс была ему другом.
«Чудесно все-таки заведено в природе, — подумал Эркюль Пуаро, — любой мужчина, с виду совсем не привлекательный, обязательно становится избранником какой-то женщины».
Проницательный Эркюль Пуаро верно заметил: у мисс Уильямс сильно развито материнское начало, хоть и выглядела она весьма эротично.
Она обладала качествами, которых Джеймс Бентли был напрочь лишен, — энергичная, волевая, не желающая пасовать перед обстоятельствами, полная решимости добиться своего.
Пуаро вздохнул.
Он в тот день наврал с три короба. Просто какой-то кошмар. Что поделаешь — это было необходимо.
«Ибо где-то в стоге сена, — сказал себе Пуаро, погружаясь в водоворот смешанных метафор, — наверняка есть иголка; среди спящих псов наверняка есть один, которому я должен наступить на лапу; и, если вытащить шило из мешка и выстрелить им в белый свет, оно обязательно воткнется в паршивую овцу!»
Глава 7
Коттедж, где жила миссис Макгинти, находился в нескольких шагах от автобусной остановки. На крылечке играли двое детей. Один грыз червивое с виду яблоко, другой кричал и колотил в дверь оловянным подносом. Оба были бесконечно счастливы.
Пуаро внес в шум и свою лепту, решительно постучав в дверь.
Из-за угла дома выглянула женщина. На ней был цветастый халат, волосы нечесаны.
— Прекрати, Эрни, — сказала она.
— Не хочу, — ответил Эрни и продолжал стучать дальше.
Пуаро сошел со ступенек и направился к углу дома.
— Никакой управы нет на этих детей, верно? — сказала женщина.
Пуаро считал, что управу найти можно, но высказать свое мнение остерегся.
Они прошли к задней двери.
— Переднюю дверь я держу запертой, сэр. Проходите, пожалуйста.
Через очень грязную комнату, предназначенную для мытья посуды, Пуаро проследовал в еще более грязную кухню.
— Ее убили не здесь, — сообщила женщина. — В гостиной.
Пуаро от неожиданности моргнул.
— Вы ведь насчет этого, верно? Вы иностранец, что остановился у Саммерхэйев?
— Так вам обо мне все известно? — спросил Пуаро с сияющей улыбкой. — Да, вы правы, миссис…
— Киддл. Муж у меня штукатур. Четыре месяца назад мы сюда въехали. Раньше-то жили с матерью Берта… Некоторые так говорили: «Неужто ты поселишься в доме, где человека убили?» А я им на это: «Какой-никакой, а дом, все лучше, чем ютиться в задней комнатенке и спать на двух креслах». Жилья не хватает, прямо беда, верно? А живем мы тут без всяких хлопот. Есть такое поверье: если в доме кого убили, привидения так и шастают по дому. А у нас все тихо! Показать, где это случилось?
Пуаро согласно кивнул, чувствуя себя как турист на экскурсии.
Миссис Киддл ввела его в небольшую комнату, заставленную тяжелой дубовой мебелью. Вид у комнаты в отличие от остальной части дома был нежилой.
— Тут она лежала, на полу, с разбитым затылком. Миссис Эллиот сама едва не окочурилась. Это ведь она нашла ее — она и Ларкин, из кооператива, который хлеб развозит. А деньги забрали наверху. Идемте, покажу.
Вслед за миссис Киддл Пуаро поднялся по лестнице и вошел в спальню, где находились громоздкий комод, никелированная кровать, несколько стульев и великое множество детской одежды, влажной и сухой.
— Она держала их здесь, — с гордостью сообщила миссис Киддл.
Пуаро огляделся. Трудно представить, что здесь, где сейчас буйно и беспорядочно шла жизнь новых жильцов, когда-то коротала дни аккуратная старушка, содержавшая свое жилище в чистоте и порядке. Здесь жила и почила миссис Макгинти.