— Только потому, что случайно услышал фразу о письме, которое она писала. Мы с вами, Спенс, пишем письма часто, для нас это не событие, а для нее…
Инспектор вздохнул. Потом выложил на стол четыре фотографии.
— Вы просили меня достать эти снимки — оригиналы тех, что были напечатаны в «Санди компэниэн». Они, по крайней мере, немного четче. Но, честное слово, боюсь, большой пользы от них не будет. Старые, выцветшие… а прически! У женщин из-за прически меняется весь облик. Хоть бы от чего-то оттолкнуться — скажем, четкий профиль или ухо. А тут — ничего! Эта шляпа-колпак, эта прическа с претензией, эти розы! Нет, проку от них никакого.
— Вы согласны, что Веру Блейк можно сбросить со счетов?
— Пожалуй. Будь Вера Блейк в Бродхинни, об этом знали бы все — ведь рассказ о своей печальной судьбе она сделала профессией.
— А что скажете об остальных?
— Времени было мало, но я узнал, что мог. Как только Крейга осудили, Ева Кейн уехала из Англии. Я выяснил, какую она взяла фамилию. Она стала Хоуп, Надежда. Символично, не правда ли?
Пуаро пробормотал:
— Да-да, в этом есть что-то романтическое. «Прекрасная Ивлин Хоуп с бренною жизнью рассталась»[178]. Это кто-то из ваших поэтов. Осмелюсь предположить, что именно эта строчка ее вдохновила. Ее, кстати, звали не Ивлин?
— Кажется, именно так. Но все знали ее как Еву. Кстати, мосье Пуаро, раз мы заговорили на эту тему, в полиции о Еве Кейн думают не совсем то, что написано в газете. Точнее, совсем не то.
Пуаро улыбнулся:
— То, что думают в полиции, — еще не доказательство. Но, как правило, хорошая основа для поиска доказательств. Так что же думают в полиции о Еве Кейн?
— Что она ни в коем разе не была невинной жертвой, каковой ее представили публике. Я был тогда еще не оперившимся птенцом и помню, как мой бывший шеф говорил о ней с инспектором, который вел это дело. Инспектор Трейл считал (хотя улик у него не было), что симпатичная идейка убрать с дороги миссис Крейг принадлежала именно Еве Кейн, что она все это не только замыслила, но и исполнила. Крейг однажды пришел домой и обнаружил, что его маленькая подруга совершила непоправимое. Она, надо полагать, считала, что все удастся выдать за естественную смерть. Но Крейг сообразил, что этот номер не пройдет. Он сильно сдрейфил, расчленил тело в собственном подвале, а потом выдумал историю о том, что миссис Крейг умерла за границей. Когда тайное стало явным, он клялся и божился, что все сделал сам, а Ева Кейн вообще ничего не знала. Ну вот, — инспектор Спенс пожал плечами, — а доказать что-то другое не удалось. Яд находился в доме. Воспользоваться им мог как он, так и она. Маленькая Ева Кейн — сама невинность, охваченное ужасом дитя… Эту роль она сыграла отменно: способная маленькая актриса. У инспектора Трейл а были свои сомнения — но где доказательства? Я вам это, как говорится, продаю, за что купил, мосье Пуаро. К делу это не подошьешь.
— Зато мы можем предположить, что, по крайней мере, одна из этих «женщин с трагической судьбой», по сути, еще и убийца и при определенных обстоятельствах способна пойти на убийство еще раз… Ладно, идем дальше, что скажете о Джейнис Кортленд?
— Я поднял все старые бумаги. Премерзкая бабенка. Если мы повесили Эдит Томпсон, повесить Джейнис Кортленд нам велел сам Бог. Они со своим мужем друг друга стоили, два сапога пара, а парня она охмурила, и ради нее он был готов на все. Но, заметьте, при этом у нее на прицеле все время был некий богач. И именно чтобы выйти за него, ей потребовалось убрать мужа.
— И она вышла замуж за этого богача?
Спенс покачал головой:
— Понятия не имею.
— Она уехала за границу — а потом?
Спенс еще раз покачал головой:
— Она была свободной женщиной. Ничем не обременена. Вышла она замуж или нет, что с ней потом сталось — нам не известно.
— В любой день ты можешь с ней встретиться на коктейле, — сказал Пуаро, вспомнив фразу доктора Рендела.
— Именно.
Пуаро перевел взгляд на последнюю фотографию:
— А девочка? Лили Гэмбл?
— По возрасту ее не стали судить за убийство. Отправили в исправительную школу. Отзывы оттуда хорошие. Она там освоила стенографию и машинопись, ее освободили условно-досрочно и дали работу. Отзывы опять-таки хорошие. Последние сведения о ней — из Ирландии. Мне кажется, мосье Пуаро, ее можно вычеркнуть из списка, как и Веру Блейк. В конце концов она встала на праведный путь, и потом — кто будет держать зло на двенадцатилетнего ребенка, совершившего что-то в припадке ярости? Вычеркиваем?
— Я бы с этим согласился, — сказал Пуаро, — если бы не тесак. Совершенно точно известно, что Лили Гэмбл набросилась на свою тетку с тесаком, а неизвестный убийца миссис Макгинти нанес удар чем-то вроде тесака.
— Возможно, вы правы, мосье Пуаро. Теперь послушаем вас. К счастью, никто на вас пока не покушался, верно?
— Верно, — подтвердил Пуаро после секундного колебания.
— Скажу откровенно, после того вечера в Лондоне у меня душа была не на месте, боялся за вас. Ну хорошо, что вы скажете о жителях Бродхинни, кто-то может нас интересовать?
Пуаро открыл записную книжку:
— Еве Кейн, если она еще жива, сейчас под шестьдесят. Ее дочери, чью теперешнюю жизнь так живописала «Санди компэниэн», сейчас тридцать пять. Примерно столько и Лили Гэмбл. Джейнис Кортленд — около пятидесяти.
Спенс согласно кивнул.
— Особое внимание — тем жителям Бродхинни, у кого работала миссис Макгинти.
— Что ж, подход логичный.
— Правда, дело усложняется тем, что миссис Макгинти наносила и разовые визиты, но для начала будем исходить из того, что увиденное ею — скорее всего фотография — находилось в одном из домов, куда она ходила регулярно.
— Согласен.
— Итак, с учетом возраста мы имеем следующее: во-первых, семья Уэтерби, где миссис Макгинти работала в день своей смерти. По возрасту миссис Уэтерби вполне может быть Евой Кейн, а ее дочь вполне может быть дочерью Евы Кейн — якобы от предыдущего брака.
— А фотография?
— Mon cher, опознать по ней человека — это исключено. Прошло слишком много времени, слишком много, как говорится, воды утекло. Точно сказать можно одно: миссис Уэтерби безусловно была хорошенькой. Это видно невооруженным глазом. Кажется слишком хрупкой и беспомощной, чтобы совершить убийство, но именно так, если не ошибаюсь, все воспринимали и Еву Кейн. Трудно сказать, какая физическая сила требовалась для того, чтобы убить миссис Макгинти: надо знать, каково было орудие убийства, какая была рукоятка, насколько легко им было взмахнуть, насколько острым было острие и так далее.
— Да-да. Ничего этого нам выяснить не удалось… по продолжайте, прошу вас.
— Насчет семейства Уэтерби могу высказать еще одно замечание: мистер Уэтерби, если пожелает, может вести себя весьма вызывающе, и, полагаю, иногда он это себе позволяет. Дочь фанатично предана матери. Отчима она ненавидит. Я никак не оцениваю эти факты. Просто принимаю их во внимание. Например, дочь могла пойти на убийство, чтобы уберечь мать, чтобы ее прошлое не стало известно отчиму. По той же причине совершить убийство могла и мать. И даже сам отчим — чтобы «скандал» не стал достоянием гласности. Вы не представляете, сколько убийств совершается во имя того, чтобы не упасть в глазах общества! Ведь Уэтерби — «милые люди».
Спенс кивнул.
— Если — подчеркиваю, если — публикация в «Санди компэниэн» — верный след, тогда преступник, вероятнее всего, в семье Уэтерби, — сделал он вывод.
— Именно. Единственный, кто еще в Бродхинни мог бы оказаться Евой Кейн, — это миссис Апуорд. Но есть два обстоятельства, которые заставляют усомниться, что убийца миссис Макгинти — это миссис Апуорд, она же Ева Кейн. Во-первых, у нее артрит, и почти все время она проводит в кресле-каталке…
— В романе, — не без горечи заметил Спенс, — кресло-каталка вполне могло оказаться липой, а в подлинной жизни, думаю, все точно как в аптеке.
— Во-вторых, — продолжал Пуаро, — миссис Апуорд показалась мне человеком категоричным и волевым, склонным действовать скорее силой, нежели увещеваниями, а с обликом нашей молоденькой Евы это не вяжется. Впрочем, характеры конечно же меняются, и самоуверенность часто приходит с возрастом.
— Тут вы правы, — признал Спенс. — Итак, миссис Апуорд? Не исключено, но маловероятно. Теперь другие линии. Джейнис Кортленд?
— Думаю, от этой кандидатуры можно отказаться. В Бродхинни нет никого подходящего возраста.
— А вдруг кто-то из женщин помоложе — это Джейнис Кортленд, которая хорошо сохранилась? Простите, это я пошутил.
— Трем женщинам тридцать с небольшим. Дейдри Хендерсон, жене доктора Рендела и миссис Ив Карпентер. По возрасту любая из них может быть Лили Гэмбл или дочерью Евы Кейн.
— А реально?
Пуаро вздохнул:
— Дочь Евы Кейн может быть высокой или невысокой, блондинкой или брюнеткой — как она выглядит, мы не знаем. О Дейдри Хендерсон в этой связи мы уже говорили. Теперь две другие дамы. Прежде всего вот что: миссис Рендел чего-то боится.
— Боится вас?
— Полагаю, что да.
— Что ж, это важно, — задумчиво произнес Спенс. — Отсюда следует, что миссис Рендел может быть Лили Гэмбл либо дочерью Евы Кейн. Она блондинка или брюнетка?
— Блондинка.
— Лили Гэмбл была светловолосой девочкой.
— Но миссис Карпентер тоже светловолосая. Эта дама пользуется исключительно дорогой косметикой. Красивая она или не так уж, но глаза у нее необыкновенные. Очаровательные, широко распахнутые синие глаза.
— Послушайте, Пуаро… — Спенс осуждающе покачал головой.
— Знаете, как она выглядела, когда выбежала из комнаты, чтобы кликнуть мужа? Мне вспомнился прелестный трепыхающийся мотылек. Она вытянула руки вперед, будто слепая, задела что-то из мебели.
Спенс снисходительно на него посмотрел.
— Вы просто романтик, мосье Пуаро, — сказал он. — С вашими трепыхающимися мотыльками и широко распахнутыми синими глазами.