Итак, запах духов и следы помады на чашке. Но удалить помаду с чашки — дело простое, уверяю вас, следы помады уничтожаются очень легко. Кстати, чашки можно было вообще унести и вымыть. Почему бы нет? В доме — ни души. Но этого сделано не было. Возникает вопрос — почему? И вот до чего я додумался: меня пытаются убедить, что это — дело рук женщины, что убийство совершила женщина. Я стал размышлять о телефонных звонках трем женщинам — всем трем приглашение было передано! Ни одна из них не говорила с миссис Апуорд лично. Так, может быть, спросил я себя, им звонила вовсе не миссис Апуорд? А кто-то другой, кто очень хотел вовлечь в это преступление женщину — причем любую. И я опять спросил себя — почему? И нашел только один ответ — миссис Апуорд была убита не женщиной, ее убил мужчина.
Он оглядел аудиторию. Все сидели не шелохнувшись. Лишь двое как-то выразили свое отношение к его словам. Ив Карпентер с облегчением перевела дух:
— Теперь вы говорите дело!
А миссис Оливер, энергично закивав головой, сказала:
— Разумеется.
— К какому же выводу я пришел? Обе женщины — и миссис Апуорд, и миссис Макгинти — были убиты мужчиной! Но кем именно? Причина убийства одна и та же — узнанная фотография. Кому она принадлежала? Это первый вопрос. И почему хранилась?
На второй вопрос ответить, пожалуй, несложно. Допустим, поначалу она хранилась из сентиментальности. После того как миссис Макгинти была… устранена, убийца решил, что уничтожать фотографию вроде бы и незачем. А вот после второго убийства… Тут уже было ясно, что убийство и фотография связаны напрямую. Хранить ее теперь опасно. Поэтому, вы со мной согласитесь, фотографию надо немедленно уничтожить.
Он оглядел собравшихся, и все закивали головами.
— Однако фотография не была уничтожена! Нет, не была! Мне это точно известно, потому что я ее нашел. Нашел несколько дней назад. В этом самом доме. В ящике комода, что стоит у стены. Вот она.
Он извлек из кармана выцветшую фотографию девушки с жеманной улыбкой. В руках — розы.
— Да, — сказал Пуаро. — Это Ева Кейн. На обороте — карандашная надпись. Два слова. Сказать, что там написано? «Моя мама…»
Взгляд его, строгий и обвиняющий, остановился на Морин Саммерхэй. Она откинула волосы со лба и, пораженная, уставилась на него вытаращенными глазами.
— Не понимаю… У меня никогда…
— Конечно, миссис Саммерхэй, не понимаете. Сохранить фотографию после второго убийства — тут могли быть только две причины. Первая — сентиментальность самого невинного свойства. У вас — подчеркиваю, у в а с — чувства вины не было, вот вы и сохранили фотографию. Вы как-то сами сказали в доме миссис Карпентер, что были приемным ребенком. Думаю, вы никогда не знали, каково было имя вашей настоящей матери. Но это знал кто-то другой. Кто-то, для кого семья — нечто незыблемое, предмет гордости, и гордость эта заставляет его жить в доме своих предков, он гордится ими, гордится своей родословной. Человек этот скорее умрет, чем позволит миру — и собственным детям — узнать, что Морин Саммерхэй — дочь убийцы Крейга и Евы Кейн. Человек этот, повторяю, скорее умрет. Только что даст его смерть? И вот вам серьезнейший мотив для убийства.
Джонни Саммерхэй поднялся со своего места. Голос его, когда он заговорил, был спокойным, почти дружелюбным:
— Вам очень нравится пороть чушь, да? Разглагольствуете тут, теоретизируете. Но теория — она теория и есть! Оскорбляете мою жену…
Гнев его вдруг выплеснулся наружу:
— Грязная свинья, черт вас дери…
Он кинулся к Пуаро так стремительно, что никто и слова не успел вымолвить. Пуаро, однако же, проворно отскочил в сторону, и между ним и Саммерхэйем возник невесть откуда взявшийся инспектор Спенс.
— Успокойтесь, майор Саммерхэй, полегче… полегче…
Саммерхэй тотчас взял себя в руки и, пожав плечами, сказал:
— Извините. Но это же бред! В конце концов… сунуть фотографию в ящик мог кто угодно.
— Совершенно верно, — подхватил Пуаро. — Фотография эта интересна еще и тем, что на ней нет отпечатков пальцев.
Он сделал паузу, потом легонько кивнул.
— А ведь они были бы, — продолжал он, — если бы фотография принадлежала миссис Саммерхэй, она ведь хранила бы ее без всякой задней мысли и, естественно, оставила бы на ней свои отпечатки пальцев.
— Вы просто сумасшедший! — перебила его Морин. — Я в жизни не видела этой фотографии — только в тот раз у миссис Апуорд.
— На ваше счастье, — сказал Пуаро, — я знаю, что вы говорите правду. Фотографию подбросили в ящик комода всего за несколько минут до того, как я ее там нашел. В то утро содержимое этого ящика выбрасывалось на пол дважды, дважды я клал вещи на место; в первый раз фотографии среди них не было, а во второй — была. Стало быть, в этот отрезок времени ее и положили — и я знаю, кто это сделал.
В голосе его незаметно возникла новая нотка. Это уже не был смешной человечек с нелепыми усами и крашеными волосами, это был охотник, который чувствовал — преследуемый зверь где-то рядом.
— Оба эти преступления совершил мужчина, и причина, толкнувшая его на убийство, была до смешного простой — деньги. В доме миссис Апуорд найдена книга, на самом первом, пустом листе ее сделана надпись: «Ивлин Хоуп». Хоуп — эту фамилию взяла Ева Кейн, когда уехала из Англии. Если ее подлинное имя было Ивлин, она вполне могла наречь этим именем и своего ребенка. Но Ивлин — имя не только женское, но и мужское. Почему мы решили, что у Евы Кейн родилась девочка? Скорее всего, потому, что так сказано в «Санди компэниэн»! Но в действительности в «Санди компаниэн» ничего такого не сказано, там упоминается дочь, но лишь как следствие сентиментального интервью с Евой Кейн. Между тем Ева Кейн уехала из Англии еще до рождения ребенка. Поэтому никто не мог сказать, мальчик у нее родился или девочка.
Меня и самого это ввело в заблуждение. Надуманная мелодрама — отсюда и вранье в газетах.
Ивлин Хоуп, сын Евы Кейн, приезжает в Англию. Он — человек одаренный и привлекает внимание богатой женщины, которая ничего не знает о его происхождении — лишь придуманную им романтическую историю (история была замечательная, о трагической судьбе молодой балерины, умершей в Париже от туберкулеза!).
Миссис Апуорд, женщина одинокая, недавно потеряла собственного сына. И вот молодой одаренный драматург берет ее фамилию.
Но на самом деле вы Ивлин Хоуп, не так ли, мистер Апуорд?
— Конечно, не так! — буквально завизжал Робин Апуорд. — Я вообще не понимаю, о чем речь!
— Запираться бесполезно. Есть люди, которые знают вас под этим именем. Имя Ивлин Хоуп в книге написано вашим почерком — тем же почерком на обороте этой фотографии написаны слова: «Моя мама». Миссис Макгинти увидела эту фотографию и надпись на ней, когда разбирала ваши вещи. Прочитав статью в «Санди компэниэн», она сказала вам об этом. Миссис Макгинти решила, что на фотографии изображена миссис Апуорд в молодости, потому что и понятия не имела, что миссис Апуорд — не настоящая ваша мать. Но вам было ясно — если миссис Макгинти начнет болтать и разговор этот дойдет до миссис Апуорд, всему конец. У нее были совершенно фанатичные взгляды на наследственность. Она ни минуты не стала бы терпеть приемного сына, чей отец — прогремевший на всю страну убийца. Не простила бы она и того, что вы ей солгали с самого начала.
Итак, миссис Макгинти надо заставить замолчать — любой ценой. Возможно, вы обещали ей маленький подарок — чтобы держала язык за зубами. Но в следующий вечер по дороге в радиостудию вы заглянули к ней — и убили ее! Вот так…
Резким движением Пуаро схватил с полки молоток для колки сахара и, раскрутив его, с силой опустил вниз, словно нанося сокрушительный удар по голове Робина.
Жест вышел таким зловещим, что несколько человек, сидевших полукругом, вскрикнули.
Закричал и Робин Апуорд. Это был вопль ужаса.
— Не надо!.. Не надо… — взмолился он. — Это вышло случайно. Клянусь, все вышло случайно. Я не собирался ее убивать. Просто потерял голову. Клянусь вам!
— Вы смыли кровь и положили молоток туда, откуда взяли, — в эту самую комнату. Но наука теперь определяет наличие крови новыми методами и выявляет невидимые отпечатки пальцев.
— Говорю вам, я не собирался ее убивать… Все это — чистая случайность… И вообще я не виноват… Я за свои действия не отвечаю. Это у меня наследственное. Помимо моей воли. Вы не можете меня повесить за то, в чем я не виноват…
— Не можем? Еще как можем! — едва слышно пробурчал Спенс.
А вслух произнес строго и официально:
— Должен предупредить вас, мистер Апуорд: все, что вы скажете, может быть использовано против вас…
Глава 26
— Не представляю, мосье Пуаро, как вы могли заподозрить Робина Апуорда.
Пуаро не без самодовольства оглядел повернувшиеся к нему лица.
Давать объяснения — это он любил.
— Странно, что я не заподозрил его раньше. Ключом, простейшим ключом были слова, которые произнесла миссис Саммерхэй на вечере с коктейлями. Она сказала Робину Апуорду: «Мне не нравится быть приемным ребенком, а вам?» Вот он ключ, — в двух послед них словах «а вам?». Эти слова могли значить только одно — миссис Апуорд не была родной матерью Робина.
Миссис Апуорд сама жаждала скрыть правду — не дай Бог, кто-нибудь узнает, что Робин не сын ей. Возможно, она не раз слышала соленые шутки насчет блестящих молодых людей, которые живут со стареющими женщинами за их счет. Правду знали очень немногие — узкий театральный круг, где она впервые встретилась с Робином. Близких друзей в Англии у нее почти не было — она слишком долго жила за границей, во всяком случае, она решила обосноваться здесь, подальше от родного Йоркшира[208]. Иногда она встречалась с друзьями былых лет, и они, само собой разумеется, полагали, что этот Робин и есть тот самый мальчик, которого они знали ребенком, а она не считала нужным их разубеждать.
Но атмосфера в Лэбернемсе с самого начала показалась мне какой-то неестественной. Робин относился к миссис Апуорд не как испорченный ребенок, не как преданный сын. Он относился к ней, как протеже относится к своему патрону. В его неизменном обращении к ней «мадре» было что-то театральное. А миссис Апуорд, хоть и явно любила Робина, все же подсознательно обращалась с ним как с ценной собственностью, за которую заплачены большие деньги.