ется, что моя жена даже не понимает, что, не умри сейчас Ричард, нам, пожалуй, пришлось бы выметаться отсюда.
— Но если бы вы обратились к Ричарду…
Тимоти рассмеялся отрывистым лающим смехом.
— Это не в моем стиле. Наш отец оставил всем нам по вполне приличной доле своих денег на тот случай, если мы не захотим вступить в семейную фирму. Я не захотел. Духовно я выше торговли мозольным пластырем, Энтуисл. Ричарду мои взгляды пришлись не по душе. Ну, из-за налогов и всяких других причин мне пришлось реализовать значительную часть капитала. Как-то я намекнул Ричарду, что содержать этот дом становится трудновато. Он же высказался в том смысле, что нам, дескать, лучше подыскать себе что-нибудь поменьше по размерам. Говорил, что и Мод тогда будет легче. О нет, я не стал бы просить Ричарда о помощи! Но, могу сказать вам, Энтуисл, все эти заботы ужасно отразились на моем здоровье. Человека в моем состоянии не следовало бы заставлять волноваться. Когда Ричард умер, я не мог не горевать — ведь как-никак он мой родной брат, — но, естественно, я почувствовал облегчение при мысли о будущем. Однако условия завещания Ричарда меня обидели, и жестоко.
— Вот как? — вопросительно протянул мистер Энтуисл. — Вы ожидали чего-то другого?
— Надо думать! Разумеется, я полагал, что после смерти Мортимера Ричард все оставит мне.
— Он намекнул вам на это?
— Конкретно нет. Ричард был скрытным малым. Но он напросился к нам в гости вскоре после кончины Мортимера. Хотел поговорить о наших семейных делах, интересовался моим мнением. Мы обсудили молодого Джорджа, а потом девочек и их мужей. Я, конечно, мало чего мог сказать ему, ведь я жалкий инвалид, и мы с Мод живем затворниками. Но, на мой взгляд, обе эти девчонки вышли замуж по-дурацки. Короче говоря, я был уверен, что Ричард беседовал со мной как с человеком, который возглавит семью после его смерти. Черт побери, Энтуисл, я — Эбернети, последний Эбернети, и ко мне должно было перейти право распоряжаться всем!
В возбуждении Тимоти отшвырнул плед и выпрямился в кресле. В нем не было ни малейших признаков слабости. Он выглядит, подумал мистер Энтуисл, вполне здоровым, хотя чрезмерно раздражителен и вспыльчив. Кроме того, старый юрист понимал, что Тимоти в глубине души всегда завидовал своему брату Ричарду, силе его характера и деловой хватке. Когда Ричард умер, Тимоти втайне возликовал, предвкушая, как теперь и он начнет распоряжаться судьбами других. Ричард Эбернети не дал ему такой возможности.
Внезапный взрыв кошачьих воплей в саду сорвал Тимоти с кресла. Подскочив к окну, он поднял раму и, схватив подвернувшийся под руку здоровенный том, с яростью швырнул его в хвостатых мародеров, оглушительно рявкнув: «Брысь отсюда!»
— Чертовы кошки, — проворчал он, возвращаясь к своему гостю. — Губят сад, и я не выношу их проклятого мяуканья.
Усевшись, он спросил:
— Хотите выпить, Энтуисл?
— Не сейчас. Мод только что напоила меня великолепным чаем.
— Мод — дельная женщина. Но она слишком много работает. Верите ли, ей даже приходится самой возиться с нашим старым драндулетом, она стала заправским механиком.
— Я слышал, у нее что-то случилось с машиной, когда она возвращалась с похорон.
— Да. Она догадалась позвонить сюда, чтобы я не тревожился, но эта старая дура, наша поденщица, записала все так, что получилась полная бессмыслица. Я как раз вышел подышать свежим воздухом — доктор рекомендовал мне по мере сил совершать моцион, — а вернувшись, нашел вот такую записку: «Хозяйка жалеет, автомобиль испортился, пришлось ночевать». Естественно, я подумал, что Мод еще в Эндерби. Позвонил туда и узнал, что она уехала утром. Хорошенькое дельце! Наша деревенщина оставила мне на ужин нечто совершенно несъедобное — макароны с сыром, да еще пришлось спуститься вниз, самому все разогреть, самому приготовить себе чашку чаю, не говоря уже о том, что я должен был сам растопить котел. У меня мог бы быть сердечный приступ, но разве подобным женщинам есть до этого дело? Как бы не так! Низшие классы забыли, что такое преданность.
Он мрачно задумался. Разговор возобновил Энтуисл.
— Не знаю, что именно рассказала вам Мод про похороны и родственников. Из-за Коры был очень неловкий момент. Она вдруг преспокойно заявила, что Ричарда убили. Мод не рассказывала вам?
Тимоти хихикнул.
— Да, она говорила об этом. Все уставились в пространство и сделали вид, будто страшно шокированы. Но как это похоже на Кору! Помните, Энтуисл, как она, будучи еще девчонкой, всегда ухитрялась сообразить, где собака зарыта. На нашей свадьбе она тоже что-то брякнула и расстроила Мод. Моя жена никогда ее не любила. Так вот, Мод позвонила мне в тот вечер после похорон, чтобы узнать, все ли у меня в порядке и подала ли мне ужин миссис Джон. Она сказала, что все прошло очень хорошо. Я спросил о завещании. Она попыталась увернуться от ответа, но я быстро вытряс из нее правду. Я просто не мог поверить тому, что услышал, и сказал, что это, вероятно, ошибка. Но Мод твердо стояла на своем. Говорю вам, Энтуисл, это по-настоящему меня задело. По-моему, это просто низость со стороны Ричарда. Я знаю, о мертвых плохо не говорят, но, честное слово…
Тимоти продолжал распространяться на эту тему, но тут в комнату вошла сама хозяйка дома и решительно произнесла:
— Я думаю, дорогой, мистер Энтуисл провел с тобой достаточно времени. Тебе положительно необходимо от дохнуть. Если вы все уладили…
— Да, мы все уладили, — сказал Тимоти. — Я во всем полагаюсь на вас, Энтуисл. Дайте мне знать, когда они схватят этого подонка, если они, конечно, когда-нибудь его схватят. Не доверяю я нынешней полиции. Вы ведь присмотрите за погребением? Мы, к сожалению, приехать не сможем. Закажите дорогой венок и позаботьтесь о со ответствующем памятнике. Кора, полагаю, будет похоронена там, на месте. Нет смысла везти тело на север, и я понятия не имею, где похоронен этот ее Ланскене, думаю, где-нибудь во Франции. Не знаю, что пишут на памятнике человеку, которого убили. Вряд ли здесь подойдет «Воскресну с миром». По-моему, это только для католиков.
— «Ты, Господи, видишь мои грехи, будь моим судией», — пробормотал Энтуисл. Заметив изумленный взгляд Тимоти, поверенный слегка улыбнулся. — Это из «Плача Иеремии»[227]. Пожалуй, подойдет, хотя и звучит несколько мелодраматично. Пройдет какое-то время, прежде чем встанет вопрос о памятнике. Надо подготовить почву, знаете ли. Ни о чем не беспокойтесь. Мы обо всем позаботимся и будем держать вас в курсе дела.
На следующее утро мистер Энтуисл поездом возвратился в Лондон. Оказавшись дома, он после некоторого колебания позвонил одному из своих друзей.
Глава 7
— Вы не можете себе представить, как я рад вашему приглашению. — Мистер Энтуисл горячо пожал руку гостеприимному хозяину.
Эркюль Пуаро радушно указал на кресло у горящего камина, и старый юрист с легким вздохом уселся. Стоявший поодаль стол был накрыт на двоих.
— Сегодня утром я вернулся из деревни, — сообщил мистер Энтуисл.
— Значит, вы хотите посоветоваться со мной по какому-то делу?
— Да. Боюсь, это длинная и запутанная история.
— Тогда поговорим об этом после обеда. Жорж!
Расторопный камердинер мгновенно появился в комнате с паштетом из гусиной печенки и теплыми тостами в салфетке.
— Мы закусим около камина, а затем перейдем к столу.
Спустя полтора часа мистер Энтуисл удовлетворенно вытянулся в своем кресле.
— Вы безусловно знаете толк в еде, Пуаро. Сразу видно настоящего француза.
— Я бельгиец, но в остальном ваше замечание верно. В моем возрасте главное удовольствие, почти единственное оставшееся у меня, — это удовольствие хорошо поесть. К счастью, у меня превосходный желудок.
— А, — понимающе протянул мистер Энтуисл.
На обед были поданы камбала под пикантным соусом, телячий эскалоп по-милански, груши в коньяке и мороженое. Пили сотрапезники Пуи Фюис[228], куртон[229] и превосходный портвейн, бутылка с которым теперь стояла близ локтя Энтуисла. Пуаро, не любивший портвейна, мелкими глотками пил какао-ликер.
— И где вы достаете такой эскалоп? — вопросил Энтуисл, исполненный сладостных воспоминаний об обеде. — Он буквально таял во рту.
— У меня есть приятель, мясник с континента. Когда-то я решил для него маленькую домашнюю проблему. Он признателен мне и с тех пор старается угодить моим вкусам.
— Домашние проблемы, — вздохнул Энтуисл. — Жаль, что вы напомнили мне… Ведь это мгновение так прекрасно…
— Так продлите его, друг мой. Мы еще выпьем с вами по чашечке кофе и глоточку превосходного бренди, а потом, пока будет мирно совершаться пищеварительный процесс, вы расскажете, в чем вам нужен мой совет.
В половине десятого мистер Энтуисл пошевелился в кресле. Подходящий психологический момент наступил. Теперь ему хотелось поговорить о своих заботах.
— Я не уверен, — начал он, — быть может, все это дело выеденного яйца не стоит. Во всяком случае, я не знаю, что здесь можно сделать. Но мне хотелось бы изложить факты и услышать ваше мнение.
После минутной паузы он в своей сухой педантичной манере приступил к рассказу. Тренированный ум юриста позволил ему вспомнить все существенное, не добавляя ничего не имеющего отношения к делу. Это был на диво лаконичный и в то же время исчерпывающий отчет, по достоинству оцененный внимательно слушавшим его маленьким пожилым человечком с головой яйцеобразной формы.
Закончив, мистер Энтуисл приготовился отвечать на вопросы, однако в течение нескольких минут вопросов не последовало. Пуаро обдумывал услышанное. Наконец он заговорил:
— Ну что же, все ясно. Вы подозреваете, что ваш друг Ричард Эбернети убит. Это подозрение или предположение основывается только на одном, а именно на словах, сказанных Корой Ланскене на его похоронах. Уберите это, и не останется ровно ничего. Тот факт, что она сама была убита на следующий день, может быть чистейшим совпадением. Правда, Ричард Эбернети скончался скоропостижно, но его лечил уважаемый врач, хорошо знавший своего пациента. У него не возникло никаких подозрений, и он выдал свидетельство о смерти. Ричарда похоронили или кремировали?