— Хотел бы надеяться, что так оно и есть. Это вполне могло быть.
— Давайте разберемся. Кто-то, полагаю, это была женщина, утверждает, что Эбернети сказал ей об этом.
Юрист, загнанный в угол, неохотно рассказал о высказываниях Коры на похоронах. Лицо доктора Ларраби прояснилось.
— Дорогой мой, я бы не стал обращать на это внимания! Женщины в определенном возрасте бывают совершенно неуправляемыми и безответственными и могут сказать все что угодно.
Энтуислу не очень понравился столь беспечный подход доктора к делу. Ведь ему самому приходилось встречаться со множеством истеричных, неуравновешенных женщин, мечтающих лишь о том, чтобы произвести впечатление.
— Возможно, вы правы, — сказал Энтуисл, поднимаясь. — К несчастью, мы не можем поговорить с ней на эту тему, так как ее самое убили.
— Как убили? — Казалось, что доктор Ларраби усомнился в трезвости ума своего собеседника.
— Вы, возможно, читали в газетах. Миссис Ланскене в Беркшире[233].
— Конечно… Я и понятия не имел, что она родственница Эбернети. — Доктор Ларраби выглядел искренне потрясенным.
Чувствуя, что отплатил доктору за его прежнее профессиональное высокомерие, Энтуисл вышел. Он, однако, сознавал, что беседа с врачом не рассеяла его собственных сомнений и подозрений.
В Эндерби юрист решил поговорить с Лэнскомбом и для начала поинтересовался планами дворецкого на будущее.
— Миссис Лео просила меня остаться здесь до продажи дома. Я буду очень рад услужить ей. — Он вздохнул. — Надеюсь, сэр, вы извините меня, если я скажу, что очень расстроен продажей дома. Ведь я столько лет пробыл здесь и видел, как выросли все молодые леди и джентльмены. Мне всегда думалось, что мистер Мортимер унаследует дом после своего отца и поселит здесь свою собственную семью. Было договорено, сэр, что, когда я уже не смогу продолжать работать, я переберусь в северную сторожку. Это такое милое местечко. Я заранее предвкушал, какие чистоту и порядок я там наведу. Теперь ничему этому не бывать.
— Сожалею, Лэнскомб. Имение должно быть продано как единое целое, но с вашим наследством…
— О, я вовсе не жалуюсь, сэр. Я очень тронут щедростью мистера Эбернети. Моя замужняя племянница просила меня поселиться вместе с ее семьей, но, видите ли, это совсем не то, что остаться жить в поместье.
— Знаю, — вздохнул Энтуисл. — Этот новый мир суров к нам, старикам. Жаль, что я так редко виделся с моим старым другом перед его кончиной. Как он выглядел в последние месяцы?
— Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.
— Да, это горе сломило его. К тому же он был больным человеком, а у больных часто бывают странные фантазии. Насколько я понял, в последние дни жизни этим грешил и мистер Эбернети. Быть может, он иногда говорил о каких-то врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему вред? Скажем, подмешать отраву в кушанье?
Старый Лэнскомб казался удивленным и шокированным.
— Не могу припомнить ничего такого, сэр.
Мистер Энтуисл внимательно посмотрел на него.
— Вы преданный слуга, Лэнскомб, я знаю. Но если у мистера Эбернети и бывали такие причуды, то ведь в этом нет ничего особенного… просто, э-э… признак болезненного состояния.
— Вот как, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда не говорил ничего подобного мне или в моем присутствии.
Юрист понял, что лучше сменить тему.
— Перед смертью ваш хозяин пригласил к себе погостить кое-кого из родственников. Насколько мне известно, племянника и двух племянниц с мужьями. Доставили ему удовольствие эти визиты? Или он был разочарован?
Глаза Лэнскомба приобрели отчужденное выражение, спина чопорно выпрямилась.
— Мне об этом ничего не известно, сэр.
— А я думаю, вы кое-что знаете, — мягко возразил собеседник. — Вы хотите сказать, что не ваше дело распространяться о подобных вещах. Но бывают случаи, когда приходится нарушать принятые правила. Я был одним из самых старинных друзей вашего хозяина и очень любил его. Вы тоже. Поэтому я спрашиваю вас не как дворецкого, а как человека.
Лэнскомб помолчал мгновение, потом осведомился своим бесцветным голосом:
— Что-нибудь не так, сэр?
— Сам не знаю. Надеюсь, что нет. А вам не казалось, будто что-то неладно?
— Разве только после похорон, сэр. Я не могу точно сказать, в чем, собственно, дело. Но миссис Лео и миссис Тимоти, обе они были вроде бы не в своей тарелке, когда все остальные разъехались.
— Вам известно содержание завещания?
— Да, сэр. Миссис Лео подумала, что мне, пожалуй, это будет интересно. Позволю себе сказать, сэр, что, на мой взгляд, завещание очень справедливое.
— Безусловно. Но, я думаю, это не то завещание, которое мистер Эбернети хотел составить сразу после смерти сына. Не ответите ли вы теперь на мой вопрос?
— Это ведь только мое личное мнение, сэр, вы понимаете…
— Само собой разумеется. И что же?..
— Хозяин, сэр, был очень разочарован после визита мистера Джорджа. Мне кажется, он надеялся, что мистер Джордж похож на мистера Мортимера. Но мистер Джордж, с позволения сказать, оказался совсем не того склада. Супруга мисс Лауры, матери мистера Джорджа, всегда считали неподходящей для нее парой, и, я боюсь, мистер Джордж пошел в него. Потом приезжали барышни со своими мужьями. Мисс Сьюзен сразу пришлась хозяину по душе, такая красивая и бойкая молодая женщина, но вот, по-моему, муж ее мистеру Эбернети не понравился. Леди сейчас выбирают себе странных супругов, сэр.
— А другая пара?
— О них я мало что могу сказать. Очень приятные молодые люди и на вид такие симпатичные. Мне кажется, хозяин был рад видеть их здесь. Вот только… мне думается, он всегда избегал тех, кто выступает в театрах… Как-то он сказал мне: «Не могу понять, почему теперь всех тянет на сцену. Дурацкое занятие. Лишает людей остатков здравого смысла. И, уж во всяком случае, отражается на морали, нарушает чувство меры». Конечно, он прямо не имел в виду…
— Да, да, я понимаю. Ну а после этих визитов мистер Эбернети ездил сам, сначала к брату, а потом к своей сестре миссис Ланскене, не так ли?
— Насчет этого мне ничего не известно, сэр. Он как-то лишь обмолвился при мне, что собирается к мистеру Тимоти, а после куда-то в Сент-Мэри… запамятовал, как дальше.
— Так, так. Не припомните ли, что он говорил об этих поездках по возвращении?
Лэнскомб задумался.
— Прямо даже не знаю, что сказать… Он был доволен, что снова дома. Сказал, помню, что поездки и ночевки в чужих домах утомляют его. Вообще-то хозяин имел привычку говорить сам с собою вслух, не обращая на меня внимания, если я был рядом. Это и неудивительно: ведь он так привык ко мне.
— И доверял вам.
— Но я очень смутно помню его слова. Что-то насчет того, что он не знает, куда кто-то подевал свои деньги. Полагаю, это о мистере Тимоти. А потом он говорил, что, дескать, «женщина может быть дурой в девяноста девяти случаях и оказаться удивительно умной в сотом».
Потом добавил: «Только сверстникам можно выложить все, что у тебя на душе. Они не подумают, как молодежь, что ты просто фантазируешь». И еще, но я не знаю, в какой связи: «Не очень-то красиво подстраивать людям ловушки, но, право, не вижу, что я еще могу сделать». По-моему, сэр, он имел в виду помощника садовника: у нас как раз в то время начали пропадать персики из оранжереи.
Однако мистер Энтуисл не считал, что Ричард Эбернети имел в виду помощника садовника. Задав еще пару вопросов, он отпустил Лэнскомба и начал анализировать то, что узнал. Кое-что явно наводило на размышления. Безусловно, когда Ричард говорил о женской глупости и уме, он думал не о своей невестке Мод, а о сестре Коре. И это ей он рассказал о своих «фантазиях». Кроме того, он упоминал о ловушке. Ловушке для кого?
Мистер Энтуисл долго ломал голову над тем, что именно он скажет Элен. Наконец он решил быть с нею совершенно откровенным и посвятить во все. Сначала он поблагодарил ее за то, что она разобралась в вещах Ричарда и еще кое-что сделала в доме. Дом был выставлен на продажу, и уже появилась пара возможных покупателей, которые вскоре должны приехать и осмотреть его.
— Частные покупатели? — спросила Элен.
— К сожалению, нет. Христианская Ассоциация молодых людей, какой-то молодежный клуб и Фонд Джефферсона, который ищет место для размещения своих коллекций.
— Похоже, жить в доме не будут, ведь сейчас это непрактично.
— Я буду вам благодарен, Элен, если вы сможете побыть здесь еще немного. Видите ли, один мой друг, некий Эркюль Пуаро…
Элен перебила его:
— Эркюль Пуаро? Значит, вы думаете…
— Вы знаете о нем?
— Да. Одни мои друзья… но я думала, он давным-давно умер.
— Да нет, живехонек, хотя, разумеется, не молод.
Лицо его собеседницы стало бледным и напряженным. Она с усилием выговорила:
— Значит, вы думаете, Кора была права и Ричарда убили?
Тут мистер Энтуисл отвел душу и рассказал ей все, радуясь возможности доверить свои мысли и опасения человеку с таким ясным и спокойным умом, как у Элен. Когда он закончил, она сказала:
— Все это должно бы казаться просто фантастикой, но не кажется. В тот вечер, после похорон, Мод и я не могли не думать об этом. Твердили себе, что Кора дурочка, и все же тревожились и нервничали. А потом Кору убили, и я все пыталась внушить себе, что это лишь совпадение. Может, так оно и есть. Если бы только знать наверняка! Как все сложно…
— Да. Но Пуаро человек весьма оригинальный и в чем-то почти гений. Он прекрасно понимает, что нам нужна уверенность в том, что дело не стоит выеденного яйца.
— А если это не так?
— Что заставляет вас думать таким образом? — отрывисто спросил ее собеседник.
— Сама не знаю. Просто чувствую неладное. Не только слова Коры. Что-то еще в тот момент показалось мне странным.
— Странным? В каком смысле?
— Не знаю, это какое-то смутное ощущение, не больше.