— О, совсем как Ките[238].
— Грег не поэт, — сказала Сьюзен. — У нас с ним грандиозные планы на будущее: кабинет красоты и при нем лаборатория для изготовления косметических средств по нашим собственным рецептам.
— Вот это гораздо приличнее, — сказала мисс Джилкрист. — Это напоминает Элизабет Арден, которая на самом деле была графиней. Или Елену Рубинштейн? Во всяком случае, аптека — это не какой-то обычный магазин, вроде магазина тканей или бакалейного.
— Ведь у вас у самой была чайная, не правда ли?
— Совершенно верно.
Лицо мисс Джилкрист просветлело. Ей раньше никогда не приходило в голову, что кто-то мог счесть ее незабвенную чайную чем-то имеющим отношение к обычной торговле. Для нее содержать чайную было воплощением респектабельности. Она начала рассказывать Сьюзен о своей «Ивушке».
Мистер Энтуисл, уже слышавший это раньше, задумался о другом, и только повторное обращение Сьюзен заставило его поспешно извиниться.
— Простите за невнимательность, моя дорогая. Я думаю о вашем дядюшке Тимоти. Дело в том, что я несколько встревожен.
— Из-за дяди? Вот уж на вашем месте я не стала бы беспокоиться. Он просто симулянт и…
— Может быть, вы и правы. Но сейчас дело не в нем, а в его жене. Миссис Тимоти поскользнулась на лестнице, упала и вывихнула ногу. Она слегла, а ваш дядя в жутком состоянии.
— Потому что теперь ему придется ухаживать за ней, а не наоборот? Ничего, это ему только на пользу.
— Возможно. Но проблема в том, будет ли вообще уход за вашей бедной тетей? Ведь в доме нет прислуги.
— Н-да, — согласилась Сьюзен, — обстановка для стариков неважнецкая. Они ведь живут в особняке, не так ли?
После ленча все они не без опаски вышли из «Королевского герба», но репортеры, судя по всему, испарились. Впрочем, двое поджидали Сьюзен у ворот коттеджа. По подсказке мистера Энтуисла она произнесла несколько необходимых, ничего не значащих фраз. Затем дамы вошли в дом, а мистер Энтуисл вернулся в гостиницу, где для него был оставлен номер. Похороны должны были состояться на следующий день.
— Моя машина все еще в карьере, — спохватилась Сьюзен. — Я пригоню ее в деревню позднее.
Мисс Джилкрист с легкой тревогой проговорила.
— Только не очень поздно. Вы ведь не выйдете, когда стемнеет, правда?
Сьюзен взглянула на нее и рассмеялась.
— Уж не думаете ли вы, что убийца еще болтается где-нибудь поблизости?
— Нет, нет, что вы… — Мисс Джилкрист казалась несколько смущенной.
«Держу пари, она думает именно это, — подумала Сьюзен. — Как забавно!»
Мисс Джилкрист предложила выпить чаю и исчезла в кухне, а молодая женщина вошла в гостиную. Довольно скоро раздался звонок в дверь. Сьюзен вышла в холл, и в ту же секунду на пороге кухни появилась мисс Джилкрист, вытирая о передник выпачканные в муке руки. Она нерешительно маячила позади Сьюзен, пока та направлялась к входной двери, и Сьюзен мысленно спросила себя, не полагает ли мисс Джилкрист, что снаружи ждет некто вооруженный топором. Неожиданный гость, однако, оказался пожилым джентльменом. Он вежливо приподнял шляпу и спросил, одаряя Сьюзен отеческой улыбкой:
— Миссис Бэнкс, не так ли?
— Да.
— Мое имя Гатри, Александр Гатри. Я старый друг миссис Ланскене. А вы, я полагаю, ее племянница, бывшая мисс Сьюзен Эбернети?
— Совершенно верно.
— Теперь, когда мы познакомились, не разрешите ли мне войти?
— Ну, разумеется.
Мистер Гатри тщательно вытер ноги о коврик, снял пальто и шляпу и проследовал за Сьюзен в гостиную.
— Это печальный случай, — заговорил посетитель вполне, однако, бодрым голосом. — Да, весьма печальный случай. Я как раз оказался в здешних местах и счел своим долгом побывать на дознании и, естественно, на похоронах. Бедная глупенькая Кора! Я, миссис Бэнкс, знал Кору с первых дней ее замужества. Весьма восторженная была особа, она дьявольски серьезно относилась к искусству, и даже к Пьеру Ланскене как к художнику, я имею в виду. В общем, он был ей не таким уж плохим мужем. Правда, погуливал, но Кора, к счастью, считала, что человек с артистическим темпераментом таким и должен быть. А во всем, что касается искусства, Кора ровно ничего не соображала, хотя, заметьте, в других отношениях проявляла много здравого смысла.
— По-видимому, это общее мнение, — сказала Сьюзен. — Я-то, по сути дела, ее почти не знала.
— Да, да, она ведь рассорилась с родственниками, потому что они не оценили ее обожаемого Пьера. Она никогда не была хорошенькой, но излучала какое-то обаяние. И была очень компанейской. Правда, бывало, не знаешь, что она скажет в следующий момент и действительно ли она наивна или просто валяет дурака. Вечный ребенок, вот кем мы ее считали.
Сьюзен предложила мистеру Гатри сигарету, но старый джентльмен протестующе покачал головой.
— Благодарю вас, я не курю. Вас, должно быть, удивляет мой визит. По правде говоря, совесть у меня не совсем спокойна. Несколько недель назад я обещал Коре навестить ее. Обычно я бывал у нее раз в год. В последнее время у нее появилось хобби — скупать картины на местных распродажах, и она хотела, чтобы я взглянул на некоторые из них. Я ведь по профессии художественный критик. Само собой, большинство Кориных приобретений оказывались жуткой мазней, но вообще-то это не столь уж бесперспективное дело. Картины сейчас идут почти даром. На этих сельских распродажах рамы иногда стоят больше, чем картины. Естественно, на каждой интересной распродаже присутствуют опытные перекупщики, так что на шедевры рассчитывать не приходится. Впрочем, иногда можно задешево приобрести что-нибудь довольно ценное. Недавно, например, маленькая картина Кейпа[239] была продана за несколько фунтов. История довольно интересная. Картина была подарена старой няньке, много лет прослужившей в семье владельцев. Никто и понятия не имел, что она представляет собой какую-то ценность. Нянька, в свою очередь, подарила ее племяннику фермера, которому понравилась изображенная на ней лошадь. Но все думали, что это всего-навсего кусок грязного холста. Да, такое иногда случается. Кора к тому же была уверена, что у нее нюх на картины. На самом деле она была совершеннейшим профаном. Помню, как она просила меня приехать и взглянуть на Рембрандта[240], которого она купила в прошлом году. Представляете, на Рембрандта! Оказалась копия — и при этом жалкая! Однажды ей действительно посчастливилось подцепить довольно приличную гравюру Бартолоцци[241], к сожалению несколько подпорченную сыростью. Я продал ее потом для Коры за тридцать фунтов, и, разумеется, она возликовала. Я получил от нее восторженное письмо насчет итальянского примитивиста, которого она отхватила на каком-то аукционе, и обещал заехать посмотреть.
— Не этот? — спросила Сьюзен, указывая на одну из картин на стене.
Мистер Гатри встал, надел очки и подошел поближе.
— Бедная милая Кора, — произнес он наконец.
— Тут еще много других, — вставила Сьюзен.
Мистер Гатри неторопливо приступил к осмотру сокровищ искусства, собранных преисполненной надежд миссис Ланскене. Время от времени он сожалеюще причмокивал языком или вздыхал. Наконец он снял очки и повернулся к Сьюзен:
— Грязь, миссис Бэнкс, замечательная вещь. Она покрывает романтической патиной[242] самые ужасающие образчики бездарнейшей мазни. Боюсь, что Бартолоцци был удачей новичка. Бедняжка Кора! Но это делало ее жизнь интереснее. Я благодарен судьбе за то, что мне не пришлось ее разочаровывать.
— Тут еще есть несколько картин в столовой, — сказала Сьюзен, — но они, по-моему, написаны ее мужем.
Мистер Гатри слегка вздрогнул и протестующе поднял руку.
— Не заставляйте меня вновь смотреть на них. Тем, кто пользуется услугами натурщиков, за многое придется ответить на Страшном суде. Я всегда старался щадить Корины чувства. Преданная жена, весьма преданная жена! Ну, миссис Бэнкс, я больше не вправе посягать на ваше время.
— Не хотите ли выпить с нами чаю? Он, наверное, уже готов.
— Вы очень добры, — охотно согласился критик.
Сьюзен вышла на кухню. Мисс Джилкрист вынимала из духовки последнюю порцию лепешек. На подносе все уже было приготовлено, и чайник тоже кипел.
— Тут пришел некий мистер Гатри, и я пригласила его к чаю.
— Мистер Гатри? Ну конечно, он ведь большой друг милой миссис Ланскене. Знаменитый критик. Как удачно, я как раз напекла лепешек, и у меня найдется немного домашнего клубничного джема, да еще я приготовила несколько воздушных пирожных. Чай уже готов. О, прошу вас, миссис Бэнкс, не поднимайте этот тяжелый поднос, я сделаю все сама.
Сьюзен, тем не менее, взяла поднос, а мисс Джилкрист последовала за ней с чайником. В гостиной она радушно поздоровалась с гостем, и чаепитие началось.
— Горячие лепешки — просто объедение, — сказал мистер Гатри. — Особенно с этим джемом. Не сравнить с тем, что сейчас продается в магазинах.
Мисс Джилкрист расцвела от этих комплиментов. Все действительно было восхитительно на вкус. Ясно, что тут мисс Джилкрист в своей стихии. Тень «Ивушки» витала в комнате.
— Огромное спасибо, — сказал мистер Гатри, принимая из рук мисс Джилкрист последнее пирожное. — Хотя, честно говоря, мне немного стыдно распивать этот восхитительный чай в доме, где так зверски была убита бедная Кора.
Мисс Джилкрист неожиданно отреагировала на эти слова чисто по-викториански:
— Но миссис Ланскене наверняка была бы рада, что вы напились хорошего чая. Вам нужно подкрепиться.
— Быть может, вы правы, — сказал Гатри. — Однако как трудно себе представить, что кто-то, кого вы знали лично, убит.
— Я согласна с вами, — заметила Сьюзен, — чистейший абсурд.
— И уж конечно не каким-то случайным бродягой, забредшим в дом, — продолжил Гатри. — Я, кстати, могу представить себе возможные причины убийства.