– ... И, проявляя истинно арабское великодушие и благородство, – заключил полковник, – суд оправдывает подсудимого Баб-Эль-Рака. – Он перевел дыхание и спокойно добавил: – Все остальные обвиняемые приговариваются к смертной казни.
Приговор Революционного трибунала обжалованию не подлежал. В героическую эпоху революции 1963 года судьи, дабы не терять времени, сразу же брали на себя роль палачей. Так, глава государства генерал Кассем был немедленно казнен тремя офицерами, приговорившими его к смерти.
Наступил черед Джемаля и Малко. Помощник зачитал обвинительный акт. Документ занял целых три страницы и выглядел весьма устрашающе. Шпионаж, попытка государственного переворота, сговор с повстанцами, убийство полицейских...
Председатель суда обратился к Джемалю:
– У вас дома нашли радиопередатчик. Как вы можете это прокомментировать?
Курд пожал плечами:
– Покажите.
Полковник Мохлес грохнул по столу огромным кулаком:
– Как вы смеете подвергать сомнению утверждения суда! Передатчик уничтожен за ненадобностью...
Дальше беседа шла в том же духе. Джемаль даже не удосуживался отвечать.
– Виновен, – объявил наконец полковник. Последним подсудимым был Малко. С ним полковник повел себя мягко и вкрадчиво, почти по-отечески.
– Как же вы могли, – сказал он по-английски, – воспользоваться сердечным гостеприимством нашей страны для того, чтобы примкнуть к бунтарям-отщепенцам, которых презирает весь трудовой народ? У этих людей нет будущего. Наша доблестная армия полна решимости искоренить предательское отродье!
Вдохновленный своим красноречием, полковник Мохлес вскочил на ноги и погрозил кулаком в сторону подсудимых:
– Ни одна сила не способна сдержать победное шествие нашей славной армии! Вам, жалким изменникам, я советую раскаяться, прежде чем вас сотрет в порошок железная рука правосудия!
Малко слушал, размышляя, куда клонит полковник. Тот, наконец, сел, тяжело отдуваясь. Корреспондент «Аль-Таура», сам не свой от волнения, делал лихорадочные заметки в блокноте.
Мохлес нацелился на Малко указательным пальцем.
– Вы признаете, что пытались связаться с повстанцами, которые на самом деле не кто иные, как бандиты с большой дороги?
– Я выполнял свою работу репортера, – сказал Малко. – Я не американский шпион, а австрийский журналист. Я протестую против своего задержания и требую, чтобы об этом было поставлено в известность консульство моей страны.
Тут один из помощников выставил напоказ журналистское удостоверение Малко, выданное Министерством информации. Полковник Мохлес ответил:
– Вы вдвойне злоупотребили нашим доверием, поскольку мы обеспечили вам все условия для работы в нашей стране!
Наступило молчание, похожее на затишье перед бурей. Затем Мохлес заговорил вновь:
– Сионистская пропаганда обвиняет нас в том, что мы не даем своим подсудимым возможности защищаться. Поскольку вы иностранец, сейчас вы сможете сами убедиться в том, что это наглая ложь.
Сделав широкий жест, он воскликнул:
– Пригласите защиту!
Секретарь встал и открыл небольшую дверь позади стола прокурора. В зале появился высокий араб с изъеденным оспой лицом. Он поклонился суду так низко, что едва не достал руками до пола.
Малко недоумевал, как может защищать адвокат, который ни разу с ним не встречался. К тому же у защитника не было в руках никаких бумаг. Он лишь стоял навытяжку перед полковником Мохлесом. Тот приглашающим жестом указал ему на обвиняемых.
Адвокат поморщился, откашлялся и посмотрел на судей.
– Я благодарю многоуважаемый суд за оказанное мне высокое доверие, – начал он. У него был высокий голос с раскатистыми северными интонациями. – Надеюсь, что господин судья останутся довольны моей работой.
Полковник Мохлес попивал кока-колу, один из помощников чистил ногти сложенным вчетверо листом бумаги, а другой с живым интересом следил за передвижением большого паука по стене зала заседаний.
– Совершенные обвиняемыми преступления носят столь тяжкий характер, что в любой другой стране они были бы казнены без суда и следствия, – продолжал адвокат. – И только благодаря огромному терпению и великодушию иракского народа я сейчас имею честь рассматривать их дело перед лицом многоуважаемых судей.
Малко казалось, что все это ему снится. У этого странного адвоката было еще более странное представление о правосудии... Но араб все больше увлекался своей речью.
– Признаюсь, – продолжал он, – что после прочтения материалов дела меня охватило глубокое отвращение. Я не ожидал, что человек может поступить так подло и низко по отношению к нашей великой и любимой стране...
Полковник Мохлес, напившийся кока-колы не смог сдержать отрыжку. Адвокат испуганно прервал «защиту». Толстяк покровительственным жестом предложил ему продолжать.
– Я считаю, – повел далее речь адвокат, что критиковать действия досточтимого суда было бы безосновательно и граничило бы с проведением враждебной пропаганды. Если эти люди сейчас перед нами – значит, они виновны, а раз виновны, то должны быть наказаны в интересах нашего любимого Ирака.
Первый помощник прокурора начал проявлять признаки нетерпения. Видимо, его раздражала чрезмерная доброта полковника Мохлеса. Заметив это, адвокат решил закругляться.
– Будучи честным гражданином Ирака, – заторопился он, – я не могу ни заступиться за них, ни простить. Я просто не имею на это права, поскольку считаю их виновными. Однако ввиду семейного положения подсудимых я прошу уважаемый трибунал проявить к ним снисхождение в рамках осуществления неотъемлемых прав, которыми обладают органы правосудия.
Он умолк и вытер губы тыльной стороной ладони, опасаясь, что говорил слишком долго.
Полковник Мохлес жестом успокоил его:
– Мэтр, суд по достоинству оценил вашу речь в защиту подсудимых и примет ее к сведению. Вы можете быть свободны.
Адвокат покорно поклонился почти до самого пола и бесшумно удалился, даже не взглянув на тех, чьему делу посвятил столько времени и сил.
Полковник Мохлес посовещался с помощниками. Дискуссия длилась минуту или две, после чего толстый офицер ровным голосом объявил:
– По результатам обсуждения трибунал приговаривает обвиняемых к смертной казни.
На этом закончил заседание и вышел, сопровождаемый обоими помощниками.
Через пять минут уполномоченный Министерства обороны официально заявил журналисту из «Аль-Таура», что Революционный трибунал приговорил к смерти семерых подсудимых и оправдал одного. Фамилии приговоренных до казни опубликованы не будут. Защиту представлял мэтр Абдул Харайя, член Багдадской коллегии адвокатов.
Журналист пришел в восторг от подобного «либерализма». Ему, разумеется, забыли сказать, что для участия в заседании мэтра Абдула Харайю извлекли из тюремной камеры, где он находился уже три месяца (причем все его профессиональные знания не могли помочь ему уяснить причину собственного ареста) и по окончании процесса немедленно водворили обратно. Адвокату оставалось лишь надеяться, что его добросовестность сократит срок заключения.
После того, как полковник Мохлес отрывисто произнес последнюю фразу, Малко словно остолбенел. Сказанные слова с трудом доходили до его сознания. До сих пор он еще надеялся, что в последний момент произойдет чудесное освобождение, или что его приговорят к максимальному тюремному сроку, который впоследствии сократят. Теперь же невидимый голос внутри отчаянно кричал, что ему конец, что никто даже не представляет, где он находится, и что мир узнает о его казни только после похорон.
Он посмотрел на Джемаля. Лицо курда было спокойным, но на скулах выступили красноватые пятна.
Малко приговаривали к смертной казни второй раз тогда, в Бурунди, он знал, что помощь идет. Здесь же никакой надежды у него не было. К тому же иракцы представляли гораздо большую опасность, чем клоуноподобные бурундийские негры.
Охранник в красном кепи открыл наружную дверь и жестом приказал следовать за ним. Он обменялся с Джемалем несколькими словами, и тот что-то спрятал в руке.
В коридоре курд подошел к Малко поближе и шепнул:
– Хороший парень. Сигарету мне дал. И сказал, что казнят не сразу. Мол, пока мы живы, надежда есть.
Малко взглянул на солдата. У того было простецкое лицо южного крестьянина, маленькие глубоко сидящие глаза и узловатые руки, которыми он сейчас сжимал чехословацкий автомат. Его тощая шея смешно торчала из воротника форменной рубахи. Похоже, ему было наплевать, какое в стране правительство, лишь бы досыта кормило...
За спиной Малко захлопнулась дверь полицейского фургона.
Через маленькое овальное окошко он увидел безоблачное голубое небо. Машина тронулась с места. До Баакубы был час езды. В обратный рейс пассажиров оттуда уже не брали.
В фургоне Малко впервые испытал настоящий страх.
Глава 15
Амаль Шукри уже выходила из будки контрольно-пропускного пункта телецентра, как вдруг ее кто-то окликнул. Она обернулась и оказалась лицом к лицу со своим директором. Он тут же шутки ради притиснул ее к плакату с изображением Моше Даяна, висящего на виселице.
– Ты что, не знаешь? При выходе всех следует обыскивать! Таковы правила.
Его руки уже обхватили девушку за талию, причем пальцы, словно жившие обособленной жизнью, ползли все выше и все ближе к груди, обтянутой фиолетовой тканью. Сейчас директор утратил весь революционный пыл, с которым он в своем кабинете принимал посетителей и демонстрировал лежащий на столе автомат.
В первый же день, когда Амаль пришла работать на радио, директор пообещал себе овладеть ею, но до сих пор ему удавалось лишь изредка сорвать у нее мимолетный поцелуй.
Вот и сейчас Амаль удалось ловко высвободиться. Но директор ухватил ее за руку и потянул к выходу, провожаемый завистливыми взглядами агентов безопасности. Они бы тоже не отказались ее обыскать.
– Пойдем выпьем по чашечке кофе, – предложил директор. – У меня для тебя важная новость.