Багдадский Вор — страница 18 из 49

– Я слышал, Йуклюк, – сказал принц, – о каком-то страшном фрукте, которым ты владеешь, – фрукте, который дарует мгновенную власть над жизнью и смертью.

– Ты слышал истину, – ответил знахарь.

– Я хочу этот фрукт. Принеси его.

– Нет!

– Нет? – Принц поднял бровь. – Ты имеешь в виду – ты отказываешься подчиняться?

– Точно! – Йуклюк скрестил руки на своей широкой груди.

– Ты осознаешь, – проговорил принц, – что означает отказ?

– Смерть?

– Правильно, собака! Но ах, – с тонкой, жестокой улыбкой, – медленную смерть – смерть длительную и забавную. Забавную я имею в виду с точки зрения зрителя.

– Я не боюсь смерти. Как и пыток.

Оба мужчины замолчали. Они уставились друг на друга, как два фехтовальщика. В конце концов принц склонил голову.

– Ты сказал правду, – сказал он. – Ты не боишься. Убить тебя было бы бесполезно. Пытать тебя означало бы тратить время. С другой стороны, я хочу волшебный фрукт. Мне он нужен. Я намереваюсь получить его. Скажи мне – сколько ты хочешь?

– Фрукт не продается. Золото не имеет для меня цены.

– Я могу сделать тебя герцогом Вака.

– Меня не интересуют титулы. Я, – гордо выпрямился Йуклюк, – знахарь! Какой титул может быть больше?

– Мой, возможно, – улыбнулся принц.

– Возможно! – раздался высокомерный ответ.

Принц рассмеялся.

– Во имя Будды! – сказал он. – Ты мне нравишься.

– И ты мне нравишься, о Великий!

И оба мужчины действительно так думали. Оба рассмеялись.

– Может, ты отдашь мне фрукт из любви ко мне? – предложил монгол.

– Я не люблю тебя достаточно для этого.

– Тогда как я могу тебе отплатить? Что я могу сделать для тебя? У каждого человека есть своя цена. Какова твоя? Чего ты хочешь?

– Я хочу жену, – раздался простой ответ Йуклюка. – Я хочу детей – предпочтительно мужского пола. Ибо я последний из своей расы. Со мной – если у меня не будет детей – тунгусская нация прекратит свое существование.

– Что ж… тогда… почему ты не женился?

– Во всем мире не осталось ни одной тунгусской женщины.

– Женись на китаянке. Некоторые из них довольно привлекательны, и все они покорны.

Глаза знахаря полыхнули ненавистью.

– Эти китайские свиньи смотрят на меня свысока, – сказал он. – Они не отдадут мне одну из своих женщин.

– Я отдам приказ. У тебя будет дюжина китайских жен, если ты пожелаешь.

– Великий! – ответил Йуклюк. – Добра из этого не выйдет. Ты можешь приказать – да, и они подчинятся. Но они будут обращаться со мной, как и всегда, и моя жена, несмотря на родство с ними, будет отверженной среди них.

– Что мы можем сделать? – озадачился принц.

– Есть только один выход.

– Расскажи о нем!

– Ты Великий Владыка, Великий Дракон, Верховный и Изысканный Великий! Если бы женщина твоей крови стала моей женой, даже самые гордые из этих китайских свиней начали бы пресмыкаться предо мной и целовать мои ноги!

Принц Монголии молчал. Его не оскорбило такое требование. Что ж, подумал он и тонко улыбнулся, его отец был господином множества жен. У него самого двенадцать жен, семнадцать сыновей, девять дочерей. Он сам – «по причинам мира и политического единства», как говорится, – обезглавил своих братьев, когда взошел на трон. Но он сохранил жизнь сестрам. Ибо они были ценными пешками, предметами политической торговли, их можно было отдавать в жены вождям, ханам и младшим князьям, которые жаждали сияющей славы императорского родства. И как раз представился такой случай!

Он повернулся к знахарю.

– Моя самая младшая сестра станет тебе прекрасной женой, – сказал он. – И ты, несомненно, сделаешь меня прекрасным шурином.

– Да, – улыбнулся Йуклюк. – В течение часа я принесу тебе волшебный фрукт жизни и смерти.

– Дружеские и изысканные благодарности!

* * *

Они сошли на берег.

В нескольких милях в глубь острова располагались обширные руины, которые до китайского вторжения были главным храмом – скорее группой храмов – тунгусского племени. Репутация руин была настолько ужасна, что даже китайцы, самые практичные и нерелигиозные из людей, отказывались обрабатывать эти земли, строить на них дома и даже ступать на них.

Изогнутая лестница вела в ущелье. Следуя за Йуклюком, принц Монголии осторожно пробирался вниз, ибо между мраморными ступенями были большие трещины и щели, где фиговые и баньяновые семена находили прибежище среди плит и за долгие века вырастали, становясь огромными, корявыми деревьями, которые поднимали каменные плиты, как играющие дети поднимают горсти песка.

В конце концов они достигли дна ущелья.

– Осторожно! – предостерег Йуклюк. – Ступайте легче. Ибо здесь мирно живет змеиный народ.

В следующий миг тихое, низкое шипение, которое ни с чем невозможно спутать, послышалось почти прямо под ногами принца. Сразу же сверкнул его меч и опустился со свистом стали. Голова змеи с глухим стуком упала на плоский камень слева.

Посреди руин когда-то находилось искусственное озеро, запруженное каменными насыпями.

Но насыпи раскрошились и развалились. Уровень воды поднялся. В нижней части долины красношеие журавли устроили себе гнезда в полузатопленных аркадах храма, а тупоносые крокодилы с маленькими глазками тыкались в изогнутые, сломанные столпы.

Они шли по крутой тропе, где дикие павлины ходили с гордым видом по просевшим крышам домов, раскрывая свои хвосты в золотом великолепии солнца, а бесчисленные синие голуби с желтыми хохолками порхали и ворковали. Маленький мангуст сидел в пустом окне нежилого дома, глядя на них и почесывая свои крошечные, пушистые ушки.

Казалось, что здесь, в городе исчезнувшей тунгусской расы, мир остановился, что он не двигался и не хотел слушать, как столетия бесцельно улетают вдаль на пыльных крыльях.

Они шли мимо пустых беседок, мимо сломанных ширм из розового и зеленого мрамора, наполовину утопающих в грязи, мимо латунных, утыканных шипами ворот, петли которых были съедены ржавчиной, мимо стен, облепленных перьями и заросших травой, мимо небольших усыпальниц, которые были украшены рисунками и покрыты мозаиками, мимо скопищ буйной растительности, что росла между квадратными, массивными камнями мостовой, расщепляя их, как спелые кокосы.

Знахарь остановился напротив большого здания, выступающего из отвесной скалы.

– Мы пришли, – сказал он. – Здесь мои предки, прежде чем они утонули в помоях этих китайских свиней, молились своим богам и творили свое древнее ремесло. Здесь я, последний из своей расы, унаследовав ремесло предков, сотворил своими собственными руками, мозгами и душой волшебный фрукт, который убивает – и который дарит жизнь! Нет, – поднял он руку, когда монгольский принц захотел последовать за ним через порог. – Жди здесь. Внутри небезопасно.

Он вошел в храм и вернулся через несколько минут, неся небольшой предмет, привязанный к длинному бамбуковому шесту.

– Я даю это тебе, Великий, – торжественно изрек знахарь. – Пусть он принесет смерть твоим врагам! Пусть он вернет жизнь – возобновив жизнь, вытекшую из моих чресл, – моей расе, когда твоя сестра, моя будущая жена, выносит моих детей! Пусть это будут мальчики! Пусть их будет так же много, как волос на моей голове!

Принц Монголии взял шест и посмотрел на волшебный фрукт. Он был круглым, размером и формой похожим на яблоко, но сделан был из вещества, которого принц не узнал, сочетающего мерцание и блеск отполированного золота, мягкую текстуру мандаринского бархата и ледяной холод мерзлого снега. Цветом он походил на туманное белое пламя, увенчанное золотистым мерцанием, и он источал сильный, тяжкий запах.

– Как его использовать? – спросил принц.

И тогда знахарь показал ему, что на одной из сторон яблока находилась крошечная зеленая точка, похожая на крошечную иголку, а на другой стороне такая же точка, но пурпурного цвета.

– Прикосновение к зеленой точке, чтобы она царапнула кожу быстрым, перекрестным движением, означает смерть. Прикосновение к пурпурной точке тем же движением означает жизнь.

– Жизнь? – спросил принц. – Кто бы ни умер и по любым причинам?

– Нет. Я не могу вернуть жизнь тем, кто умер от меча, от ран или от увечий. Но средство дарует жизнь тем, кто умер от болезни, или отравления – любого отравления, – или от прикосновения к зеленой точке яблока. Пойдем! – засмеялся знахарь. – Давай испытаем это милое маленькое яблоко!

Они покинули руины и вернулись в гавань, где у края воды рыбачил китаец. Мужчина занимался своим уловом. Он не слышал ни шагов позади себя, ни шепота принца:

– Вот твой шанс, Йуклюк! Этот рыбак!

Последний бесшумно подошел к рыбаку; он вытянул шест и быстро и внезапно оцарапал голое плечо мужчины зеленой точкой волшебного фрукта.

Китаец почувствовал царапину, представил, что это москит укусил его, поднял руку, чтобы прихлопнуть насекомое. Затем, с поднятой рукой, он рухнул, как будто пораженный молнией. Он лежал, застывший, одеревеневший, безжизненный, и принц Монголии увидел, что тело постепенно стало раздуваться и приобретать ужасный, серо-зеленый цвет, как будто человека убила бубонная чума.

– Ох! – спокойно улыбнулся принц. – Одним китайцем в мире меньше!

– Еще нет! – рассмеялся Йуклюк.

Снова он вытянул шест; снова поцарапал плечо рыбака, но в этот раз пурпурной точкой. И сразу же серо-зеленый цвет кожи сменился здоровым румянцем, раздутое тело приобрело свои обычные пропорции, и мужчина сел, оставшись невредим, за исключением огромного страха, который захлестнул его душу и заставил его бежать так быстро, как могли его ноги.

– Величайшая редкость в мире, – признал принц Монголии. – В этом нет сомнения. Куда более редкая и ценная, чем летающий ковер принца Персии, более чудесная, чем индийский кристалл! И все же… – Он запнулся, замолчал.

– И все же – что? – спросил знахарь.

– Подумает ли так Зобейда?

– Как она сможет устоять, Великий?

– Есть красота и романтика в ковре, который может разрезать небо, как ласточка; красота и романтика есть и в хрустальном шаре, который отражает пестрые сцены жизни. Но есть ли красота в этой… вещи, которая дает жизнь… да… но которая также дает смерть? Зобейда – женщина, она мягкосердечна. Мысль об этой мрачной вещи может заставить ее содрогнуться. Возможно, она станет бояться и ненавидеть ее – и бояться и ненавидеть дающего эту вещь.