– Несомненно, – прозвучал наглый ответ Йуклюка, – тебе повезло, что я буду членом твоей семьи. Мой мозг станет большим подспорьем тебе на долгие годы. Великий – он понизил голос, – используй это волшебное яблоко!
– Использовать его? Что ты имеешь в виду?
– Пошли доверенного гонца в Багдад как можно быстрее. Несомненно, среди слуг принцессы есть тот, чьи руку можно умягчить золотом.
– Да. Есть Лесная Вода, монгольская рабыня, которая хорошо мне служит.
– Хорошо. Передай ей сообщение, чтобы она отравила свою госпожу.
– Отравить ее? – Даже монгольский принц содрогнулся от такого предложения. – Зачем? Зачем мне нужна мертвая женщина?
Йуклюк улыбнулся, как он мог бы улыбнуться в ответ на лепет ребенка.
– Она будет отравлена медленно, – продолжил он. – Так, чтобы ко времени, когда ты приедешь в Багдад, она оказалась у порога смерти. Затем ты с помощью этого волшебного яблока вернешь ее к жизни. И не возникнет вопросов, кто из трех принцев принес величайшую редкость. Сама жизнь? Есть ли лучший подарок на земле?
Принц рассмеялся.
– Изысканные и гармоничные благодарности, – ответил он. – Я в самом деле рад, что ты теперь мой шурин. Твое время и таланты впустую растрачиваются на острове Вак. Как только я вернусь из Багдада со своей невестой, я назначу тебя Главным Судьей Императорского Окружного Суда, премьер-министром, Уравнителем Буддийской Веры, Начальником Императорских Евнухов и Рыцарем-Командующим Ордена Дракона с Пятью Когтями.
В тот же день в Багдад послали гонца с необходимыми инструкциями: «Спеши в Багдад. И в конце седьмой луны отдай приказ отравить принцессу». А принц с остальной свитой вернулся на материк на следующий день. Они путешествовали быстро, на перекладных лошадях и верблюдах, к месту встречи с остальными двумя принцами в Терек-эль-Бей. Ибо наступал конец пятой луны, и времени оставалось мало.
Глава VIII
Ахмед тоже путешествовал быстро; путешествовал на восток, всегда на восток, навстречу восходящему солнцу мира, восходящему солнцу его души. Конец пятой луны, говорил он сам себе, и его цель еще не видна. Он шагал по трудной, долгой дороге. Его душа следовала туда, куда вели ноги. Сильные потоки страстных желаний накатывали на него, как порывы сильнейшего ветра. То было путешествие тела, но то было и путешествие его духа. То были приключения тела, но то были и высокие, величественные приключения духа.
Все дальше и дальше с каждым днем он уходил от земли, которую знал прежде; от жизни, которой жил прежде. Все глубже и глубже он продвигался в гигантскую, космическую волшебную страну, где постепенно начинал постигать внутренний смысл ее символов, уроков и тайн. И все же, оставив позади весь ранее известный и осмысленный опыт, вступив в эту обширную и неведомую область духа, он ощутил энергию более значимую и тонкую, чем та, о существовании которой знал раньше; он начал видеть себя целым и соразмерным, он нашел свое место на более обширной шкале времени – на тех часах, где месяц мог показаться мимолетной, ничтожной секундой, а тысяча лет могла сокрыться в тени, как один день.
И все же, двигаясь вперед, он никогда не забывал о Зобейде. Мысль о ней жила в голове Ахмеда, как странное, дикое очарование, которое его окутывало, как сладкий и легкий поток, бегущий по склону горы.
Но в сердце рождалось сомнение – вернется ли он к ней когда-нибудь?
Пять месяцев уже прошли и никогда не вернутся, и он начал бояться судьбы, сомневаться в исходе, стремиться к покорности.
Покорности судьбе!
И он вспомнил, что сказало дерево в Зачарованном Саду: ему придется посоветоваться со Стариком Полуночного Моря – Моря Покорности Судьбе.
И он двинулся дальше.
В долине поднялся туман. Над туманом небо казалось плотным и тяжелым, оно приобрело ровный стальной цвет и оставалось чистым, только несколько облаков болезненного оливково-зеленого цвета протянулись с севера на юг; они казались суровым препятствием, которое Ахмед должен преодолеть, чтобы отправиться в неизвестное. Он полуобернулся и бросил взгляд через плечо. Там, позади него, росли горы. Они пели целыми днями, а ночами шептали хвалы Аллаху, жизни, зеленым звездам. С другой стороны тех гор была жизнь, которой он жил прежде. Теперь он уходил от нее в неизвестность, в долину, которую заливало красное и золотое пламя солнца, в которой сквозь туман сияли яркие изменчивые краски.
Что-то в этой туманной долине тревожило его; это глубоко проникало в его душу. Он торопился – торопился к пределу окончательно зрения и понимания.
Пока он спускался в долину, туман постепенно поднимался. Солнечные лучи дрожали на листьях, словно ноты, качающиеся на ветру ночи. Внезапно, когда Ахмед обошел гигантскую скалу, он увидел, как долину рассекает надвое сверкающая поверхность: огромное озеро открывало свое пространство яростному лику солнца. На плоском, однообразном пляже на многие мили тянулись заросли кустарника, редкие, серые, сухие, как китайские акварели; вдалеке они сливались с желтым прибоем. Дальше на западе тянулся длинный язык песка, и стройные покачивающиеся пальмы оставляли неизгладимые следы на открытом лазурном пространстве. Признаков жизни не наблюдалось, ни жужжания насекомых, ни кружения и полета птиц; только в нескольких футах от берега в хрупкой лодчонке качался бородатый старик, бесцельно орудуя одним овальным веслом и почти не двигаясь с места.
Здесь было одиноко, безумно одиноко, как будто миру пришел конец и не осталось ни прошлого, ни будущего. Одиночество завладело душой Ахмеда. Ему нужно было утешение, успокоение человеческого голоса. Поэтому он закричал старику в лодке:
– Эй, ты! Эй, ты!
Не было ответа; Ахмед повысил голос:
– Эй, ты! Скажи что-нибудь! Эй, ты, ты, в лодке, белобородый старик! Ты мусульманин или неверующий, человек или призрак?
А старик по-прежнему молчал, продолжая бесцельно грести. Ахмед, терзаемый безумным одиночеством, сел около берега, утомленный телом и душой. Небо над ним рдело розовым, дрожало, пылало, тонуло в рокоте надвигающегося вечера. Блуждающий ветер взбалтывал и встряхивал водные испарения, которые покрывали поверхность озера.
– Ох, Аллах! – молил Ахмед. – Научи меня покоряться Судьбе – Судьбе, дыханию твоей Божественной Воли!
Сон одолел его.
Когда он проснулся, была ночь – ночь полная, непроглядная, кромешная, с единственным лучом лунного света, который резко очерчивал силуэт старика, все еще бесцельно плывшего на своей хрупкой лодке – казалось, он не сдвинулся ни на дюйм. И тогда Ахмед поверил, что это и был Старик Полуночного Моря и что это озеро не что иное, как Море Покорности Судьбе. Он встал. И снова, приложив руки ко рту, он закричал старику, на этот раз повелительные нотки звучали в его голосе, полном вызова и нетерпения:
– Ты ли Старик Полуночного Моря?
Человек в лодке медленно повернул голову.
– Ты угадал! – лаконичный, немного ироничный ответ разнесся по воде.
– Иди ко мне! – закричал Ахмед.
– Зачем это?
– Потому что ты мне нужен.
– Я нужен многим. Я нужен всем. Только четверым с начала творения Аллаха я не был нужен. Первым был Моисей – мир ему! Вторым был Будда – мир ему! Третьим был Иисус – мир ему! И четвертым был пророк Мухаммед – мир ему! – Старик повернулся спиной к Ахмеду и еще больше сосредоточился на своей бесцельной гребле.
– Но, – закричал Ахмед еще громче, – я не могу обойтись без тебя! Я бедный человек, и душа моя в беде!
– Почему ты не сказал этого раньше? – брюзгливо спросил старик. – Я иду.
Лодка быстро двинулась к берегу.
– Залезай, Багдадский Вор! – пригласил он.
– Ох! – воскликнул удивленный Ахмед, когда ступил на планшир. – Ты меня знаешь?
– Конечно, знаю. Я знаю всех. Я ли не Кисмет – сама Судьба? Осторожно! – заметил старик, когда Ахмед занял свое место. – Аккуратнее! Не раскачивай лодку! Это всегда была твоя главная проблема, – проворчал он. – Всю твою жизнь! Ты всегда раскачиваешь лодку! Нет, нет! – Ахмед снова пошевелился. – Сиди тихо! Мне трудно удерживать прямо эту лодку, когда несчетные миллионы глупых, ворчливых, тянущих, ноющих смертных испытывают Судьбу и тянут мою лодку назад своими вечными, глупыми жалобами! Хорошо, – добавил старик, когда Ахмед спокойно сел. – А теперь скажи мне: чего конкретно ты хочешь?
– Я хочу волшебный серебряный сундук.
– Так действуй же. Я не мешаю тебе, не так ли?
– Что ж… но где он?
Старик Полуночного Моря указал на черные, бурлящие, кружащиеся воды.
– Внизу! На дне моря окованный железом сундук, – сказал он.
Ахмед склонился над бортом лодки и посмотрел.
– Я ничего не вижу, – ответил он.
– Конечно, нет. Этот сундук в сотнях морских саженей – на самом дне озера.
– Тогда… как мне достать его?
– Тебе придется нырнуть за ним. Тебе придется прыгнуть в Море Покорности Судьбе.
Ахмед непроизвольно содрогнулся; и Старик Полуночного Моря сжалился над ним.
– Багдадский Вор! – сказал он. – Не бойся. Все, рано или поздно, должно опуститься в воды этого озера. Все мужчины, женщины и дети – даже нерожденные дети. Луна спускается сюда каждое утро, когда идет на убыль, а солнце – каждую ночь, когда оно садится на земле. На дне озера ты найдешь пещеру – пещеру, сделанную из сверкающих слез человеческого горя, с окнами, сделанными из молочно-белых кристаллов и ярко-зеленых изумрудов человеческого смеха, и блестящей красной дверью, подобной огромному рубину, сделанной из крови сердец всех тех, кто любил, и кто страдал, и кто принес многие жертвы во имя своей любви. Если твоя любовь к Зобейде будет достаточно сильной, а покорность воле Бога достаточно искренней, то ты найдешь эту дверь. Ты откроешь ее. И за порогом ты увидишь волшебный серебряный сундук.
– Что в этом сундуке? – спросил Ахмед.
– Очень ценное сокровище. Самое ценное сокровище в мире. Некоторые зовут его счастьем. Но императоры, глупцы и мудрецы называют его честью. Это одно и то же. Кстати, – добавил старик, когда Ахмед встал, готовый нырнуть в озеро, – волшебный сундук завернут в Плащ Невидимости. На твоем месте я забрал бы и плащ. Он пригодится в твоих будущих приключениях. Потом ты должен будешь забраться в Обитель Крылатого Коня.