Летопись продолжает рассказывать, как жители Багдада неслись вслед за освободителями, убивая раненых монголов, не слишком рискуя своими ценными жизнями.
Они громко кричали:
– Убить монголов! Превратить их в пепел! Разрубить надвое! Изрубить их в кашу! Гнать их прочь! Выпить их кровь! Уничтожить их под корень! Уничтожить их до конца!
Интересно заметить, что те, кто издавал самые громкие и самые чудовищные крики, были мужчинами, которые прошлой ночью, когда монголы атаковали, оставили своих женщин и детей на милость захватчиков, в спешке сбиваясь, как крысы, в подземные убежища.
Ахмед скакал во главе армии.
– Allahu Akbar! – кричал он. – Бог велик!
– Откройте ворота нашему избавителю! – кричали горожане.
И когда он скакал по широкому проспекту, ведущему во дворец халифа, снова и снова он опускал руки в серебряную шкатулку, рассыпая маленькие желтые семечки по земле; снова и снова появлялись воины, пока их число не сравнялось с числом звезд на Млечном Пути и у монголов не осталось надежды, хотя тут и там они сплачивались и давали бой со всем своим свирепым монгольским мужеством.
Некоторые избежали резни. Они быстро побежали к дворцу и принесли новости. Те распространились, как порох под искрой.
Внизу, в подземной тюрьме, где Халифа Правоверных и принцев Персии и Индостана держали как пленников, стало весело.
– Я всегда знал, – сказал принц Индии, – что мои божественные предки не позволят мне погибнуть! Когда я вернусь в Индостан, я принесу в жертву семнадцать тысяч молодых людей из превосходных семей Дурге, Великой Матери!
– И я, – сказал перс. – Как только я покину эту камеру, пообедаю жареным павлином, начиненным белым виноградом, и тремя бутылками чужеземного вина. Между прочим, – заметил он, повернувшись к халифу. – Теперь, когда монгол в стороне или, по крайней мере, скоро будет в стороне, я желаю подтвердить свое право на руку вашей дочери…
– Вовсе нет! – прервал его принц Индии. – Вовсе нет! Это я…
– Закройте рты, вы оба! – воскликнул халиф, впервые в жизни забыв о царственном воспитании. – Никто из вас не будет моим зятем. Моя дочь выйдет замуж за мужчину, который отвоевал Багдад, и мне все равно, мусульманин он или еврей, христианин или буддист, белый или зеленый, вор или император!
Так беседовали могучие властелины Азии внизу, в камере, в то время как в башне во дворце, недалеко от комнаты Зобейды, Вонг К’ай просил своего господина бежать, пока еще оставался шанс. Но монгольский принц упрямо покачал головой. Он указал на родовые таблички.
– Поставь мою охрану к дворцовым воротам. Моя раса вечна, непобедима! – произнес он с мрачным, зловещим достоинством. – Я не бегу ни от богов, ни от чертей.
– Но даже ты, о Великий Дракон, – умолял Вонг К’ай, – не можешь сражаться с чудесами! Волшебная армия, сотни тысяч сильных вокруг стен. Взгляни! – указал из окна. – Еще больше воинов появилось из-под земли! Твои войска спасаются бегством. Идем! Все еще есть время…
– Нет!
– Пожалуйста, пожалуйста, о Великий Дракон!
И когда в конце концов принц решил воспользоваться советом Вонг К’ая, было слишком поздно. Мусульмане уже наводнили дворцовый сад, расчищая себе путь сквозь сомкнутые ряды маньчжурских воинов, которые храбро сражались. Но у последних не осталось надежды. Большая часть монгольских и татарских воинов разместилась во дворце – только несколько личных слуг принца остались позади – в подкрепление силам маньчжуров. Но шаг за шагом, секунда за секундой лес пик падал под ударами мусульманских мечей; Ахмед всегда был в авангарде, направляя коня в гущу битвы; сабля его кружилась как цеп.
– Великий Хан, все пути к отступлению перекрыты! – причитал Вонг К’ай.
Монгольский принц посмотрел из окна. Он пожал плечами. Повернулся к своим родовым табличкам. Низко поклонился.
– Примите, о духи моих предков, – сказал он торжественно, – мой собственный дух. Сегодня я пересекаю Ворота Дракона. Я признаю поражение. Да, – его голос гордо повысился, – я знаю, что другие из моей расы пойдут за мной, что еще не раз мир содрогнется и падет под монгольским бичом!
Спокойно, неторопливо он обнажил шею и встал на колени.
– Вонг К’ай, – продолжил он, – настал твой черед исполнить прекрасную и почетную обязанность – отрезать мне голову!
– Нет, нет, о Великий Дракон!
– Я приказываю!
Вонг К’ай вздохнул.
– Слушаю и повинуюсь! – пробормотал он.
Он уже обнажил свой кривой меч и был готов опустить его с полной силой, когда дверь открылась и ворвалась Лесная Вода в сопровождении полудюжины солдат, взволнованно крича:
– Ох… слушайте… слушайте! Есть выход! Вы можете спастись! Волшебный летающий ковер! И принцесса…
– Во имя Будды! – воскликнул Чам Шенг. – Ты права! – Он встал и повернулся к охране: – Быстро! Принесите мне волшебный ковер! – И сказал Вонг К’аю: – Я возьму Зобейду с собой. Вместе с ней мы полетим далеко на север, в Монголию, на родину, куда даже эти чудесные воины не посмеют пойти!
В конечном счете Зобейду спасло то, что все происходило в восточном дворце, мусульманском доме, где нет уединения для смеха или горя и даже для отчаяния, где смотровая щель есть в каждой стене, двери, занавеске и потолке, где в каждой комнате есть невидимые наблюдающие глаза и невидимые слушающие уши. Так, если бы лязг стали битвы снаружи не заглушал все остальные звуки, принцесса могла бы услышать шелест шелковых одежд и легкий топот босых ног, если бы Земзем, которая подслушала заговор из соседнего алькова, не прибежала бы к своей госпоже и не рассказала все ей.
Последняя оставалась одна в своей комнате. Ибо несколько секунд назад, посмотрев из окон и увидев своих товарищей, падающих под мусульманскими ятаганами, солдаты, назначенные смотреть за ней, присоединились к соотечественникам в их последней битве.
– Идем! – вскричала Земзем. – Вниз по лестнице и через заднюю дверь в сад – я знаю путь – следуй за мной, Рожденная Небесами!
Она вышла из комнаты и спускалась по лестнице. Зобейда шла в нескольких шагах позади нее. Земзем уже достигла нижнего пролета, когда в другой части лестницы появился Чам Шенг с Вонг К’аем и монголами, которые несли волшебный ковер. Они остановились прямо между Зобейдой и Земзем. Последняя хотела вернуться и помочь своей госпоже всеми силами – и во дворце был не один молодой арабский солдат и слуга, который, при всей романтической предрасположенности, мог немало рассказать об острых, цепких ногтях Земзем, – когда Зобейда дала ей знак двигаться дальше в сад.
Земзем поняла молчаливое сообщение. Боевой топор просвистел мимо ее головы менее чем в дюйме, воткнувшись в стену, тяжелая рукоять из пальмового дерева бешено дергалась из стороны в сторону, как неисправный маятник. К этому времени она наклонилась, преодолела оставшийся лестничный пролет и через заднюю дверь выскочила в сад.
Она направилась прямо в багровую, шумную путаницу, которая царила везде, прямо в гущу битвы, где монголы отчаянно пытались сдержать атаки арабов злым свистом копий, разрезающих воздух кончиками кинжалов, ударами по доспехам и стуком щитов. Земзем завопила, стараясь перекричать дикий, гортанный боевой клич и крики умирающих, когда мечи и копья попадали в цель:
– Ахмед! О Ахмед! Багдадский Вор!
Она увидела его, теперь сражавшегося в пешем строю. Она попыталась проскользнуть сквозь лес кованого железа, чтобы добраться до него.
Наверху Зобейду загнали в угол. Она стояла прямо и гордо. Принц Монголии иронично поклонился и столь же иронично сказал:
– Увы! Необходимо, чтобы ты сопровождала меня без надлежащих свадебных церемоний. Мы поженимся сразу же, как только прибудем в мою страну. Готовься! – Он ступил на ковер и протянул худую, желтую руку: – Будь добра присоединиться ко мне, Зобейда! Я приказываю!
– Нет! – воскликнула она. – Нет!
– Ах! – Он улыбнулся. – Может быть, в самом деле ты не любишь меня?
– Я тебя ненавижу!
– Ненависть тоже приправа к соусу страсти. Идем! – Его голос стал суровее, когда она сделала шаг назад. – Бесполезно сопротивляться, Разбивательница Сердец. Вспомни древнюю пословицу: из яйца, сражающегося с камнем, вышел желток.
– Нет, нет, нет! – закричала она снова.
– Я сожалею, – ответил он, – что мне придется применить силу.
Он отдал приказ монгольским солдатам. Зобейда сопротивлялась. Но она была беспомощна. Они подняли ее на ковер. Они удержали ее.
Принц уже говорил ковру:
– О волшебный летающий ковер, неси нас в… – И внезапно его голос оборвался.
Ибо раздался пронзительный, громкий, победный боевой клич:
– Allahu Akbar! Allahu Akbar!
И в следующий миг невидимые руки возникли из ниоткуда; невидимые руки раскидали монгольских солдат во всех направлениях; невидимые руки ударили Чам Шенга прямо между глаз; невидимые руки подняли принцессу Зобейду и унесли ее из комнаты вверх по лестнице; а с невидимых губ рвался пронзительный, насмешливый боевой клич:
– Allahu Akbar! Allahu Akbar!
Невидимые руки и губы. Руки и губы Ахмеда, Багдадского Вора. Ведь минутой ранее, в саду, Земзем отыскала его в жарком, гремящем лесу бьющихся клинков. Из-под полога свистящих, быстрых алых мечей она кричала ему, и достаточно оказалось только ее первых слов: «Зобейда… Летающий ковер… торопись… о торопись!», чтобы заставить его понять, что случилось.
Он бросился к дворцовым воротам. Гигантский татарский капитан встал прямо на его пути. Снова копье против копья. Выпад и удар против выпада и удара. Умение и сила против умения и силы. Пика метнулась вверх, скользнув от земли с сухим скрежетом бамбукового древка, злобно рванувшись вперед. Багдадский Вор проворно увернулся от опасного удара, в то время как его меч, трижды обернувшись над его головой, опустился, как молния, наискось. Кованая сталь прошла сквозь плоть, мускулы, ткани и кости. Темные пятна крови растеклись гротескными арабесками над туникой, вышитой драконами. Предсмертный хрип вырвался из горла. Ахмед перепрыгнул через упавшего человека; Земзем прыгнула одновременно с ним, словно маленький терьер рядом с худой борзой.