– Ну что ж, хвала Аллаху, по крайней мере, у нашего будущего войска есть достойный предводитель, – успешно подольстился Ходжа, когда руки аль-Дюбины были заняты шеями мужа и московского гостя.
– Наш план незатейлив и прост. Я хочу, чтоб Бухара закрыла свои ворота и на улицах города появились вооружённые люди. Хайям-Кар привык к лёгким победам, его слуги готовы умереть за своего господина, но что, если им не предоставить такой возможности?..
Насреддин выдержал паузу, сунул руку за пазуху и вытащил большой сияющий камень:
– Это сапфир с чалмы визиря Шарияха.
– Его надо продать? – привычно уточнил башмачник, мысленно прикидывая свою долю.
– О нет… На этот раз его нужно подарить.
– Визирю? – прокашлялся Лев. – Думаешь таким образом заручиться его поддержкой?
– Ещё раз нет, мои недогадливые соратники, – широко улыбнулся домулло. – Этот замечательный камень мы подарим совсем другому человеку. Тому, который гораздо лучше нас отвлечёт внимание великого Шарияха, чтоб он издох под верблюжьим помётом, от переговоров с шейхом Абдрахимом Хай-ям-Каром. И каждому из нас будет своя работа…
Глава 16
В политике не краснеют!
Мой друг никогда не был силён в составлении долгосрочных планов действий. Разумеется, княжеский род Оболенских на всём протяжении российской истории включал в себя не только воевод и генералов, но и опытных царедворцев, прекрасно умеющих плести интриги. Но ведь не все лучшие качества предков так уж непременно воплощаются в далёких потомках. Лев, например, был бы отвратительным чиновником, поскольку брезговал брать взятки, и ещё худшим советником при дворе, поскольку предпочитал лепить правду. Его высказывания о нашем президенте я приводить не буду, ибо мат в книге не приветствую категорично.
А вот выросший на улице Насреддин преотличнейше разбирался в больной психологии людей, приближённых к власти, и порой очень умело пользовался их слабостями. В умении столкнуть кого надо лбами ему просто не было равных, как и в умении смеяться над чужими пороками. Я порой просто в ужасе закрывал глаза, не в силах видеть, что он делает…
Мой сосед с пятого этажа имел дурную привычку курить в лифте, и домулло, дабы сделать мне «приятное», угостил его сигаретой собственного изготовления. Понятия не имею, что он туда набил, но соседа вытаскивали из лифта участковый с тремя санитарами: бедняга забился в угол, вопя, что кругом драконы и тигры в белых халатах кусают его за пятки! После трёх дней лечения в наркологической клинике страсть к курению у мужика отбило напрочь, а лифтов он вообще стал бояться как огня. Хотя, что удивительно, на Насреддина зла не держал и при встрече кланялся ему, по-восточному прикладывая ладонь ко лбу и сердцу…
Но страшнее всего, что после этого случая ко мне в дверь стали стучаться не только соседи, но и совершенно незнакомые люди, спрашивая мудрого совета у домулло. За короткое время он умудрился стать признанным авторитетом почти во всех вопросах. И хотя, с моей точки зрения, нёс наглый бред и полную чушь, для вида приправленную непроверенными хадисами и псевдовосточной философией, но людям это дико нравилось. Хорошо ещё, он не брал за это деньги! По крайней мере, первое время, но об этом чуть позже…
Следующую историю, вплетённую в повествование об эмире, превращенном в осла, можно было бы озаглавить «Сказ о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем». Но это уже было у Гоголя, поэтому придётся выкручиваться и писать «Сказ о том, как глава городской стражи ни с того ни с сего подрался с великим визирем и что из этого вышло». Ну согласен, так себе названьице, зато по теме.
Благородный господин Шехмет никогда не сомневался в своей отваге, уме и проницательности. В определённом смысле он действительно был храбрый человек, ибо трудно быть трусом, когда по одному мановению твоего мизинца за тебя обнажают кривые сабли сто с лишним человек. Главное, лишь сохранить высокоморальное выражение лица, гордую поступь и говорить, цедя слова сквозь зубы, ибо имидж – это наше всё!
Уволенный из славного Багдада, высокородный Шехмет некоторое время жил в своём поместье под Хорезмом. Но мирная жизнь ему быстро наскучила, а привычка к лёгким деньгам настолько въелась в кровь, что стала неотъемлемой чертой характера. Ему было жизненно необходимо хоть кого-нибудь арестовывать, допрашивать, сажать в зиндан, вымогать, штрафовать и наказывать, ну, как сами знаете кому. Человек с такими талантами не мог остаться невостребованным. Предложив свои услуги нескольким правителям, Шехмет дождался кипы ответов и, не торопясь, выбрал самое заманчивое предложение – стать главой городской стражи в богатой Бухаре…
– О наш благородный господин, – в его покои вбежал городской стражник с ещё едва пробивающимися усами, – у ворот нашей казармы стоит человек в платье купца. Он просит о встрече с вами и желает передать подношение.
– Я не беру мзды, ибо служу Закону, – сурово кивнул Шехмет, отпил пару глотков прохладного шербета и, зевнув, приказал: – Зови, я сам скажу ему это прямо в лицо!
– Слушаю и повинуюсь.
Пару минут спустя в комнату с поклоном скользнул тощий тип с огненно-рыжей бородой. Несмотря на богатые одежды, держался он не очень уверенно и всё время виновато улыбался, демонстрируя отсутствие двух коренных зубов…
– О тигр справедливости! О фонтан мудрости! О павлин счастья! Позволишь ли ты занять ничтожную долю твоего времени, ибо я обещаю быть краток?
Шехмет великодушно кивнул: он любил грубую лесть во всех её проявлениях.
Бывший башмачник Ахмед, честно выучивший свою роль, тоже нимало не стеснялся подливать патоки, но конкретику обозначил сразу:
– О кладезь истины! О барс храбрости! О верблюд усердия! Ещё вчера я прибыл в благословенную Бухару с торговым караваном и, открыв свою палатку, помолился Аллаху, давшему мне мудрый совет. Вот он!
Начальник стражи с некоторым изумлением уставился на протянутую к нему ладонь, на которой лежал чудесный золотой перстень с огромным сапфиром. И хотя камень был великолепен, но годы научили Шехмета разумной осторожности…
– Ты предлагаешь мне взятку?
– О бич порока! О щит праведности! О светоч разума! Как ты мог такое подумать?! Клянусь своей бородой (да уж, этой крашеной паклей Ахмед мог клясться смело!), что сам Всевышний сказал мне: «Отдай этот перстень в достойные руки самого благородного стража Закона, и твоей торговле в благословенной Бухаре всегда будут сопутствовать процветание и успех!»
– Что, вот прямо так и сказал? – Шехмет осторожно взял перстень, прикинул его вес, посмотрел сквозь него, оценив чистоту и стоимость камня. – Воистину, кто я такой, чтобы оспаривать мнение самого Аллаха? Иди, благородный торговец…
– Умар, – ещё раз поклонился Ахмед.
– Умар… – повторил командир стражников. – Мне почему-то знакомо твоё лицо, но достойные люди всегда находят пути дружбы и взаимопонимания. Я тоже думаю, что твоя торговля будет процветать. И даже более, я уверен в этом!
– О колыбель спокойствия! О роза Эдема! О оплот величия! – пятясь на выход, счастливо разливался соловьем бывший башмачник. – Ты вселил в моё сердце надежду и веру! Да вспомнит о тебе Всевышний, да наградит он тебя в земной жизни столь же щедро, как и в небесной! Чтоб ты сдох в «Доме-два» на вечных съёмках, как выражается наш общий знакомый с голубыми глазами…
Разумеется, последнюю фразу он произнёс шёпотом и уже за дверями. Первая половина плана была успешно реализована, так как именно в этот момент Ирида аль-Дюбина столь же бесстыже и напористо окучивала маленького визиря, втюхивая ему золотой кинжал Шехмета, декоративно перевязанный бантиками и ленточками до полной неузнаваемости.
– А мой папа тоже визирь, но из Багдада. Вот я и зашла познакомиться. Не пугайтесь, почтеннейший, – уговаривала могучая ханум, только что раскидавшая по углам двух персов-телохранителей с ятаганами.
– Что тебе надо от нас, опасная женщина?! – верещал бледный Шариях ай Сули-Сули, пытаясь влезть на спинку трона отсутствующего эмира. – Не подходи, ибо мы страшны в гневе и будем звать на помощь!
– Да я на минуточку. Вот…
– А-а, вай мэ! У неё нож!!!
– Это сувенир, подарок для вас, уважаемый. – Суровая Ирида ласково поймала визиря за ногу, нежно ставя вниз на подушки. – Не надо так верещать, все подумают, что во дворце гуляет запрещённая свинья. Берите этот кинжальчик в подарок и обещайте носить за поясом. Всегда. Я проверю!
– И… и что? – на всякий случай уточнило второе лицо Бухары, с потрохами продавшееся Хайям-Кару.
В ответ богатырша так многозначительно улыбнулась, что толстый Шариях побожился девяноста девятью именами Аллаха, что отныне ни на миг не расстанется с памятным предметом экипировки настоящего мужчины, присланным ему коллегой из Багдада и заботливо переданным такой красивой, благородной, скромной и честной женщиной! Расчувствовавшаяся аль-Дюбина даже чмокнула его в потный лоб и наконец-то соизволила удалиться.
Теперь в действие должны были вступить оперные партии Льва и Ходжи. Они тоже не подкачали…
Глава 17
Лесть – лучший стрелок, попадающий прямо в сердце!
Здесь, видимо, стоит указать чёткое разграничение в действиях и последовательности. Итак, начиная с раннего утра, ещё до пения муэдзина, призывающего правоверных к первой молитве, Оболенского шумно растолкали и безжалостно выгнали на «работу». А уже к обеду просторная палатка молодых супругов в их отсутствие была набита так, что буквально шагу было некуда ступить…
Лев крал всё! Не менее десяти почтеннейших купцов Бухары подверглись его непрошеным визитам с последующей конфискацией не принадлежащего ему имущества. Причём кражи были не столь весомы, сколь заметны. Главное было обратить на себя внимание и всколыхнуть общественное мнение, а отнюдь не провоцировать праведное негодование честных торговцев. Насреддин особенно настаивал на выполнении этого пункта. Ибо именно ему предстояло сколотить достойную внимания делегацию и направить её в нужном направлении. То есть прямо в эмирский дворец. Выглядело это примерно следующим образом…