Багдадский вор. Трилогия — страница 46 из 159

– Ва-а-а-а-х… Велик и прекрасен наш эмир, но нет ничего страшнее его гнева – от такого любой вор точно умрёт! Мы бы умерли…

– Ха! Медноголовые дети глупцов, даже я и то умер бы! А ты почему молчишь, бессловесный чурбан для колки дров?!

– Я не молчу… я… я… Га-га-га!!!

Не вовремя расхохотавшийся Ходжа тут же получил по спине древком эмирского копья. Больно, но смех оказался сильнее… В этот момент срывающийся девичий голосок, звеня от напряжения, оповестил весь гарем:

– Внизу, у входа, стоит сам Багдадский вор!

Прежде чем Селим ибн Гарун аль-Рашид успел осознать, что это значит, толпа женщин, с рёвом и топотом, ломанулась по лестнице со второго этажа на первый. Что же предстало их взглядам? Практически голый Оболенский нагло расхаживал на цыпочках, приплясывая в неизвестно откуда знакомом ритме:

Все вы, бабы, – стервы,

Милый бог со мной!

Каждый, кто не первый,

Тот у вас второй!

Первоначально эмирские жёны массово обалдели. На лестнице все не умещались, а любопытство слабого пола ещё со времён Адама приводило человечество к плачевным последствиям. Каковой результат не замедлил сказаться и в данном контексте…

– Что они там так притихли? – шёпотом поинтересовался эмир, и в этот миг двери прорвало! Естественный напор сзади стоящих жён на впереди стоящих наложниц дал свои результаты: приливной волной хлынув на промасленный пол, они, как по натертому паркету, всем весом ударили в дверь, снеся её, словно картонную перегородку. Все пятьдесят женщин высыпались наружу, и сверху кучи малы, пятками вверх, восседал героический Лев Оболенский! Сбитый с ног, закатившийся в угол владыка Багдада тем не менее сумел правильно оценить обстановку. Голову он не потерял, законы помнил, а потому командирски взвыл во всё горло:

– Всем закрыть глаза! Не смотреть на моих жён! Кто опозорит хоть одним взглядом жену вашего повелителя – будет казнён на месте!

Нет проблем – все так и поступили. Верные нукеры, опытные телохранители, обученные слуги, рабы и невольники послушно побросали оружие, плотно закрывая ладонями глаза. Кое-кто даже падал лицом вниз, чтобы уж наверняка не быть заподозренным в нескромных взглядах.

– Ну, что встал, как памятник Гоголю? Валим отсюда! – Подскочивший Оболенский схватил за рукав замешкавшегося Насреддина. – И очи свои ясные распахни, ты же не видишь, куда бежим.

– И я с вами! – Из растерзанных дверей, на разъезжающихся ногах, показалась рыжеволосая Ирида.

– О звезда моих очей… – растроганно начал Ходжа, но был быстро одёрнут деловитым сотоварищем:

– Хватай свою звезду в охапку, и бежим не оглядываясь! На меня тут слишком сладко смотрят… Бежим, я тебе говорю! Нас не догоня-ят! Хм… кажется, это немного не в той музыкальной тональности. На-а-с не догоня-а-а-т! Вот оно… именно так!

* * *

Приказы не обсуждаются, не комментируются и не… выполняются.

Армейская практика

Как я уже говорил вначале, вот этот конкретный эпизод лично мне представлялся и представляется весьма сомнительным. Однако, чтобы не гонять вас туда-сюда со своими авторскими ремарками, критику отложим на потом, а пока я просто продолжу…

Итак, благодаря уже набившему вам оскомину подсолнечному маслу пятьдесят женщин великого эмира впервые покинули гарем. Столь массированный и несанкционированный выход в свет был обеспечен давлением желающих, скользким полом и бесстыже голым певцом с оскорбительными куплетами. Справедливости ради признаем, что не все жёны оказались морально подготовлены к столь решительному шагу (собственно говоря, вообще никто). Посему большинство вовремя вспомнило о законах Шариата, и, как подобает правоверным мусульманкам, женщины поспешили завизжать, прикрывая лица подолами рубах. Помните похожую сцену в фильме «Белое солнце пустыни»? Так вот, режиссёр практически не соврал, именно так и поступали благовоспитанные жёны в подобных экстремальных случаях. А теперь попробуйте представить себе положение недотоптанного эмира, неуклонно требующего от своих подданных буквально дословного исполнения предписанного закона. Представили? Итак, сначала он никак не мог подняться по причине тяжести доспехов и того, что ножны его ятагана намертво заклинило меж двумя особенно массивными телохранителями. Как вы поняли, град женщин обрушился отнюдь не на одного эмира, но и приближённым досталось на орехи…

– Всем закрыть глаза и не смотреть на моих жён! – это был приказ номер один, никто и не пытался ослушаться.

– А вы куда уставились, бесстыдницы?! Всем сию же минуту прикрыть лица! – это приказ второй, не менее разумный и вполне последовательный. До этого момента все действия главы Багдада выглядели абсолютно логичными и рассудочными. Потом, когда он увидел, как лица, явно виновные в создавшемся кавардаке, внаглую улепётывают к воротам, эмир бросил третий клич, – и не умный, и не последовательный…

– Что вы встали, словно столетние чинары? Хватайте этих негодяев!

Ослушаться, как вы догадываетесь, никто и не подумал. Восток – дело тонкое, там дураков мало… Вот мудрых людей там много, их ценят и уважают. Ибо мудрость восточного человека, в отличие от ума европейца, имеет не только практическое, но и материальное обоснование. Будь на месте мудрых нукеров какие-нибудь умные рыцари, они бы с рёвом повытаскивали двуручные мечи и, всей толпой бросившись в погоню, не оставили б от Льва с компанией даже тапочек. Но для этого надо открыть глаза, что налагает мгновенный позор на гарем горячо любимого правителя, а он, правитель, непременно припомнит свой позор в самое неподходящее время. Мораль: в присутствии начальства выполняй все приказы, а не только самый последний. Не сомневайтесь, по слову эмира догонять «негодников» бросились практически все. Но, памятуя о предыдущем указании, – строго не открывая глаз! Люди похватали сабли и ринулись во все стороны сразу, предпочтительно друг на друга, босиком по визжащим от ужаса жёнам владыки. Селиму ибн Гаруну аль-Рашиду стало дурно… Полнейший бардак на относительно маленькой площадке грозил обернуться глобальным мордобитием на ощупь. Мужчины уже кое-где радостно гвоздили друг друга по чалмам. Нежные восточные женщины только выглядят беспомощными и забитыми, но это пока им три раза не наступят на ногу или не ткнут острым ятаганом… совсем не туда! В эти горькие для отечества минуты они с ходу превращаются из гурий в фурий, бодро выщипывая бороды зазевавшимся нукерам. Если наши друзья успели беспрепятственно добежать до выхода, то исключительно благодаря перечисленным выше обстоятельствам…

Двое молодцов в коротких кольчугах, охраняющие ворота, схватились было за копья, но Насреддин храбро упал им под ноги, вереща на одной истерично-надрывной ноте:

– Открывайте ворота, о беспечные воины! Уводите всех, кого ещё успеете спасти! Случилось страшное, ибо Аллах забыл про нас…

– Что такое, э? – нервно поднапряглись стражи, шум и крики со стороны гарема было невозможно не услышать.

Ходжа закатил глаза и страшным шёпотом пояснил:

– Женщины взбесились!

– О шайтан… – с ужасом выдохнули воины, а домулло одним махом добавил скипидара в огонь:

– Аллах поразил безумием весь гарем нашего повелителя! Женщины словно сошли с ума! Они сломали двери, они бьют правоверных, они произносят непотребные слова и грозятся уничтожить весь город. Эмир с верными людьми пытаются их задержать, но…

– Говори же! – переглянувшись, взмолились оба молодца.

– Но он… увы мне, я не смогу жить после того, что видел! Он успел крикнуть, чтобы я уводил всех невинных, а сам… А-а-а! Смотрите, смотрите, о воины, – вон они! Уже бегут сюда!!!

Из-за поворота действительно показался рослый полуголый человек, на плечах которого, надсадно вопя, подпрыгивала какая-то растрёпанная девица. От изумления стражники бросили копья и попытались спрятаться за щитами.

– Куда?! У-у, хвастливые дети высокогорных баранов… – беззлобно рявкнул Насреддин, хватая храбрецов за шиворот и намеренно меняя тон. – Живо открывайте ворота, пока эта безумная не откусила мусульманину голову! Кто готов оказать ему братскую помощь? А, правоверные?!

Ворота открылись мгновенно, благо запирались простым брусом, без всяких сложностей с замками. В образовавшуюся щель первыми юркнули отважные воины эмира. Лев подбежал совершенно запыхавшийся, а у танцовщицы от шока так свело ножки, что Ходжа еле-еле снял её с затёкшей шеи Оболенского.

– О любовь моя, исстрадавшаяся на жёсткой коже этого белого иблиса! О солнце моё, натрудившее дивное горлышко в непотребном крике! О печаль моя, устало открывающая божественный ротик и вдыхающая ошеломляющей грудью…

– ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ – язви тебя в карбюратор!

От таких слов добрый домулло многозначительно окосел, имитируя китайского мандаринчика. Услышать подобное из уст невинной девушки было для него равносильно полноценному плевку верблюда в самую душу.

– Это ты?.. Ты, богохульник, оскверняющий воздух столь ужасной руганью, что ей нет названия! Ты её этому научил?!

– Не-а, – устало ворочая языком, отказался Оболенский, но впервые взглянул на маленькую Ириду с неподдельным уважением, – не я это. Наверное, из детского сада принесла, они там быстро всё подхватывают.

– А что я такого сказала? – на всякий случай уточнила танцовщица, но достойного ответа получить не успела. Из-за угла дворца, со стороны гарема, показались первые догоняющие: мужчины и женщины бежали единым строем, вперемешку, под предводительством эмира, оставившего в прошлом все религиозные предрассудки. А в распахнутых воротах появилась могучая фигура Ириды аль-Дюбины:

– Спешите ко мне, я вас прикрою!

Все трое героев, не задавая вопросов, ринулись вперёд, за дворцовой стеной их ждала та же самая телега, запряжённая двумя лошадьми. Оба стражника со следами побоев на лицах отдыхали рядом. Башмачник Ахмед, стоя в полный рост, уже крутил над головой вожжами: