— Гм, прошу прощения, госпожа президент… А остальные? — спросил он.
— И остальные тоже восстановлены, — улыбнулась Юля. — Можете им передать, что все они зачислены в новый отряд «чёрные волки», который будет в скором времени сформирован.
Алекс просиял и встал навытяжку.
— Разрешите идти?
Юля посмотрела на меня, а я сказала:
— Иди, Алекс.
Когда он вышел, Юля проговорила:
— И такой кадр оказался в Кэльдбеорге! Побольше бы таких в «Авроре»!
— Он уже был там, — сказала я. — Но его исключили.
— Мы поторопились, — признала Юля.
Послышался шум лопастей пропеллера: прибыл большой вертолёт. Из него вытащили громоздкое приспособление вроде носилок с фиксирующим каркасом для крыльев, внесли в пещеру и уложили меня на него, укрыли одеялом и вынесли из пещеры. Дождь ещё моросил. Убитые в схватке были уже уложены рядами: отдельно бывшие узники Кэльдбеорга, отдельно — бойцы Ордена.
— Подождите, — попросила я. — Я хочу взглянуть.
Я хотела взглянуть им в лица — и убитым, и живым. Меня пронесли на носилках мимо убитых заключённых Кэльдбеорга, аккуратно сложенных рядами с приставленными к плечам головами. Среди них я увидела Франца и Дария — их, сыгравших такую большую роль в моём освобождении. А ещё среди убитых лежал Ингвар — да, мой старый приятель-оптимист, виртуоз бритвы, погиб тоже.
— Всех их похоронить здесь как членов «Авроры», — сказала я. — А вот этих троих, — я показала на Франца, Дария и Ингвара, — с почестями.
— Они особо отличились? — спросила Юля, шагавшая рядом с носилками.
— Да, — сказала я. — Франц придумал весь план и добыл кровь для восстановления сил, а Дарий устроил пожар.
— А он? — Юля кивком показала на Ингвара.
Я задумалась.
— Он? Да нет… Он просто славный парень и мой друг.
Потом я посмотрела на живых. Алекс построил их на относительно ровной площадке у подступа к замку, и они стояли навытяжку, потрёпанные, грязные, окровавленные и ещё очень мало похожие на бойцов отряда «чёрные волки». Я махнула им рукой, и меня погрузили в вертолёт.
— Что сделать с замком? — спросила Юля.
— Если «Аврора» располагает взрывчаткой, то разнести его к чёртовой матери, — сказала я.
Юля улыбнулась.
— «Аврора» располагает всем, чем захочешь. Будет исполнено. От замка не останется камня на камне.
Глава 8. «Чёрные волки»
Сквозь прозрачный купол синело небо. Мои раскинутые в стороны крылья лежали на подставках, пронзённые десятками тонких спиц: аппарат, сконструированный доком Гермионой, способствовал правильному срастанию костей. Самой операции я не помню, так как мне дали общий наркоз, но могу с уверенностью сказать, что это была ювелирная работа. Каждый осколок был поставлен на своё место и зафиксирован. Док постаралась на совесть.
Дверь открылась.
— Можно к тебе?
Юля в белом плаще, перетянутом на талии широким лакированным поясом, вошла в комнату. Огромный букет белых роз с единственной красной розой посередине она положила мне на грудь.
— Тебя, наверно, интересует, как идёт подготовка «чёрных волков»? — спросила она.
— Да, пожалуй, мне это небезынтересно, — ответила я.
Она присела на круглый крутящийся табурет.
— База почти готова. Все члены отряда уже проходят обучение. Оружием они снабжены, форма разработана и сшита. Думаю, их внешний вид и экипировка тебе понравится.
— Дело не во внешнем виде, — сказала я. — А в том, как хорошо они подготовлены к выполнению задачи.
— Они тренируются день и ночь, — заверила Юля. — Настрой у них чрезвычайно решительный. Все с нетерпением ждут твоего прибытия. Пожалуй, из этих изгоев получатся отчаянные и безжалостные головорезы.
— Они больше не изгои, — сказала я. — Не надо к ним так относиться. Они — мои спасители. Да, однажды они нарушили сочинённый тобой Устав, за что были изгнаны, а потом попали в орденскую тюрьму, но они на деле показали, чего они действительно стоят.
— Я и не спорю с тобой, — улыбнулась Юля. — Это отчаянные ребята, к тому же, фанатично преданные тебе.
Мы помолчали. Над прозрачным куполом плыли облака. Юля сказала:
— Я уверена, что во всём этом деле — я имею в виду твой захват — не обошлось без чьей-то подлости. Вспомни, с кем ты встречалась, кого видела, когда сбежала из-под охраны?
— Я побывала только у Карины и Аделаиды, — сказала я. — Но не хочешь же ты сказать, что Карина…
— Нет, нет, девочку я не подозреваю, что ты, — перебила Юля. — А вот Аделаида… Кто она?
— Аделаида Бенедиктус, — сказала я. — Но и её тоже я не могу представить в этой роли! Я хорошо её знаю, она кажется мне вполне безобидной. Кроме того, она сказала, что придерживается нейтралитета и держится в стороне от борьбы между Орденом и «Авророй».
Глаза Юли холодно сузились.
— Те, кто заявляет о своём нейтралитете, должны браться на подозрение чуть ли не в первую очередь, — сказала она. — В них кроется потенциальная опасность. И то, что ты её якобы хорошо знаешь, тоже не может служить достаточным оправданием. Невозможно кого-либо знать до конца. В общем, эта Аделаида Бенедиктус вызывает у меня подозрение… Я поручу Каспару заняться этим. Кстати, у меня для тебя сюрприз, — Юля улыбнулась. — Не волнуйся, приятный. Кое-кому не терпится с тобой увидеться.
Моё сердце радостно ёкнуло и сжалось.
— Неужели Карина?..
— Она самая, — с улыбкой кивнула Юля.
— Так с этого и следовало начинать! — воскликнула я. — Давай её сюда скорее!
Юля, впрочем, не спешила.
— Я подумала, что тебе будет приятно её увидеть, и я поручила Цезарю её сюда доставить, — сказала она. — Я его предупредила, чтобы он в разговоре с ней как-нибудь поосторожнее касался того, что с тобой случилось, но, боюсь, он в этом не преуспел… Она порядком напугана и взволнована.
— Старина Цезарь никогда не отличался деликатностью, — сказала я. — Но, может быть, уже довольно предисловий? Если она здесь, то веди её сюда скорее.
Юля уже пошла к двери, но почему-то замешкалась.
— Кстати, — сказала она. — У неё горе: её отца убили. Угадай, кто?
При этом известии во мне поднялась холодная ярость и негодование.
— Орден, кто же ещё, — процедила я.
— Да, — вздохнула Юля. — Как назло, у неё нет родных, кто мог бы взять её к себе. На неё столько свалилось… Смерть отца, да ещё Цезарь её напугал. И, по-моему, ей не по себе среди нас. В общем, её состояние оставляет желать лучшего. Надеюсь, доктору Гермионе удалось её хоть немного успокоить.
— В общем, давай её ко мне, — сказала я.
Она вышла, а я стала провожать взглядом плывущие надо мной облака. Ещё одна причина, чтобы истреблять их, безжалостно уничтожать, не щадя ни одного. Ни одного. Убивать их, пока их популяция не исчезнет полностью с лица земли! Чтобы сама память об Ордене стёрлась навеки.
Она ещё не вошла, а я уже чуяла её, и каждый мой мускул напрягся, чтобы рвануться к ней навстречу. Встать не давал аппарат. Я нажала кнопку, и вся конструкция, на которой я лежала, задвигалась и приняла другое положение — с приподнятым головным концом.
— Заходи, детка, — послышался голос Юли. — Аврора тебя ждёт.
Дверь открылась, и в комнату робко вошла бледная и грустная Карина. Она остановилась, обводя испуганным взглядом холодно поблёскивавшую конструкцию из металлических спиц, пронзающих мои раскинутые крылья. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Я протянула к ней руку.
— Куколка моя…
Возможно, док Гермиона и пыталась её успокоить, но стоило Карине увидеть меня и услышать мой голос, как она тут же расклеилась. Она быстро подошла, села на край моей постели и опрокинулась на меня, обхватив меня руками и уткнувшись мне в плечо.
— Мама…
Юля подскочила, взяла её за плечи:
— Осторожно, не наваливайся так сильно… У Авроры сломаны рёбра.
— Да к чёрту мои рёбра, Юля, — сказала я, прижимая к себе Карину и погружая пальцы в шёлковые струи её волос. — Кариночка, родная моя, всё хорошо… Мама с тобой.
Она всхлипывала — часто, судорожно, и её горячие слёзы мочили мне рубашку.
— Мамочка… Они тебя мучили?.. пытали?
Да, меня мучили и пытали, насиловали и били, калечили и унижали, но все мои раны мгновенно исцелялись в её присутствии. Она была лёгонькая и тёплая, и мне не хотелось её от себя отпускать.
— Со мной всё хорошо, доченька, — пробормотала я. — У нас всё быстро заживает, так что я скоро буду в полном порядке. («У нас» — у хищников, подразумевала я.)
— Что с твоими крыльями? — спросила она сквозь слёзы, трогая пальчиком моё крыло.
— Они сломаны, малыш, — ответила я. — Но очень скоро срастутся.
Может быть, мне это и почудилось, но от её прикосновения по моим крыльям как будто заструилась тёплая целительная сила. Я снова привлекла её к себе и зарылась губами в её волосы. Она гладила ладошкой моё плечо. Смерть отца — вот что было в её душе сейчас. Боль и растерянность. И страх.
— Это они убили папу, да? — всхлипнула она. («Они» — Орден.)
— Да, куколка, — вздохнула я. — Но они за это поплатятся, обещаю.
— Мамочка, мне очень страшно…
— Не бойся, родная. У меня не получилось уберечь твоего папу, но тебя я не позволю тронуть никому.
— Я теперь одна…
— Нет, детка, ты не одна. Теперь защищать тебя будем мы.
— Кто — вы?
— Я. Юля. Каспар, Цезарь. Доктор Гермиона. Тебя никто не тронет, тебе не нужно нас бояться. Верить можно не всем из нас, но тем, кого я назвала, ты верить можешь. Мне ты можешь верить точно, потому что я тебя люблю. Ты моя куколка.
— Я знаю… Я тебе верю, мама. Тебе очень больно?
— Нет, малыш. Уже нет. Не думай об этом, всё будет хорошо.
Он учуял её, едва войдя в здание. Тот самый ангельский запах, который сводил его с ума в камере Кэльдбеорга — запах с шёлковой косынки. Она здесь, близко. Ощущение её присутствия мягко вошло ему куда-то под солнечное сплетение, и всё его нутро сжалось в мучительно-сладком спазме, так что он вынужден был даже на миг остановиться. Но в следующую секунду он ускорил шаг. Он летел на запах, не чуя под собой ног.