ассматривать каждую бойницу, каждое отверстие в здании, высматривая в тусклом свете еще не взошедшего солнца силуэты пулемета или миномета…
Пока Шубин исследовал укрепленное хранилище на холме, остальные члены его группы выполняли свои задания. Серго Ломидзе обошел отведенный ему для наблюдения край деревни, пересчитал избы, но, кроме них, ничего не обнаружил. Поэтому он вернулся обратно к дому, откуда они с командиром разошлись.
Второй разведчик, сержант Ощепков, также почти уже выполнил свою задачу. В темноте он подкрался к патрульному, который съежился у дымящей бочки с тлеющими углями, а потом ударом ладони мгновенно вырубил охранника. Обмякшее тело мягко рухнуло на руки разведчику, он как можно быстрее оттащил того за забор. Но тут вдруг остановился, приказ командира был — уничтожить охранника, а значит, перерезать ему глотку кинжалом, чтобы он уже не мог позвать на помощь или поднять шум. И тут Василий вдруг растерялся, он много раз представлял себе, как будет стрелять, идти в атаку, рубить лопатой или штыком противника, но только в бою, во время сражения, когда враг может ответить, когда ты защищаешь свою жизнь, Родину, землю. А тут перед ним в грязи распластался парнишка, чужой, в немецкой форме, но такой беззащитный и слабый, что Василий не смог достать клинок и вонзить его в горло, белеющее у тугого воротника. Он только выдернул ремень из штанов солдата, туго спеленал ему руки, стянул сапог и забил рот портянкой, чтобы дозорный не мог позвать на помощь, даже когда очнется. Сержант накинул на себя сверху чужой плащ — если его кто-то заметит, то примет за местного охранника. Теперь можно выполнить задачу, он начал двигаться от грузовика к грузовику, чтобы определить, где же сидят остальные патрульные. Одного такого нашел довольно быстро, из-под полога донесся громкий храп напарника того самого парнишки, что лежал связанным. Ощепков вслушался в могучие переливы, даже приподнял полог, но в темноте не смог ничего рассмотреть. Поэтому он старательно принялся осматривать остальные грузовики: залезал на высокий борт, ощупывал ящики, орудия, больно ударялся о железные выступы, но терпеливо сжимал зубы, чтобы не переполошить никого стоном или звуком. Перед тем как выбираться из кузова, разведчик долго прислушивался, не проснулся ли второй охранник. Когда подсчет был закончен, Василий соскользнул на землю, обошел пятачок по периметру в поисках других боеприпасов и оказался прав. За домишкой стояла стенка из ящиков, плотно укрытая брезентом. Сержант приподнял полог, всмотрелся в незнакомые буквы, шевеля губами, чтобы запомнить надпись. А потом вдруг вздрогнул от осознания — на улице так светло, что он может рассмотреть буквы, а это значит, что рассвет совсем близко. Костер в бочке совсем потух, даже белесый дымок уже не курился в воздухе, а значит, скоро произойдет смена часовых и будет обнаружено исчезновение одного из солдат. Вдруг начнут поиски дезертира, лучше спрятать парня понадежнее или все-таки сделать то, что приказал командир, — ликвидировать вражеского патрульного без жалости и сомнений. А потом вернуться назад к береговой линии Сиваша.
Василий торопливо пересчитал ящики и бросился назад к своему укрытию за деревенской околицей. Навстречу ему кто-то поднялся, разведчик уже выкинул руку для удара, как темный силуэт зашептал голосом Ломидзе:
— Дядя Вася, это я, Серго!
Ощепков с облегчением выдохнул и тут же встрепенулся:
— Командир вернулся?
Минер отрицательно закрутил головой, он и сам уже с волнением посматривал на светлеющую полоску берега и серое небо. Кругом открытое пространство, любой дозорный может их заметить, а командир все не возвращается назад со своего обхода. Серго пнул охранника, который к тому времени уже пришел в себя и копошился в грязи, пытаясь понять, кто его связал:
— Это кто? «Язык»? Лычки вроде не офицерские.
Василий смутился:
— Это не «язык», солдат обычный, — он вдруг опустил голову. — Не смог я его, Сережа. В общем, давай тут его оставим, что ли. Потом найдут свои и развяжут. Замерзнуть до смерти не должен. Сыро, но температура с плюсом.
Серго округлил глаза, которые ярко блеснули двумя черными пуговицами на маске из грязи:
— Ты чего, дядя Вася! Он же наших убивает, и рука не вздрагивает, а ты пожалел его. Еще и думаешь, не замерз бы. Эту скотину надо на ближайшем дереве повесить. Ты что, забыл выжженную землю, трупы, воду отравленную, дома разрушенные?! Это все он! — Носок сапога ударил по ребрам пленного, отчего тот скорчился и замычал. — Фашист проклятый! То, что он не немец, ну и что, за них испанцы, итальяшки, румыны воюют. Эти еще хуже, лебезят перед Гитлером.
Он уже потянулся к кинжалу, как над их головами пронесся протяжный крик:
— Анастас! Э-э-эй! Анастас! — напарник пленного проснулся на рассвете и отправился на поиски своего товарища.
Из-за отчаянного спора разведчики совсем позабыли об осторожности, не услышали тихие шаги караульного. Он показался вдруг совсем близко, автомат был выставлен вперед, черное дуло смотрело прямо на разведчиков. Пленный у их ног, услышав знакомый голос, застонал со всей силы, подавая знаки о помощи. Рука часового взлетела над автоматом, палец лег на спусковой крючок.
— Ложись! Вниз! — Серго распластался на земле, стараясь укрыться от автоматной очереди.
Но его напарник, Василий Ощепков, вдруг крутанулся через голову тугим клубком, ударил ногами по коленям солдата. Тот охнул, грохнулся на спину, выронив автомат, отчего все пули ушли в небо. Еще один удар сапога заткнул рот упавшего грязью и землей. Василий занес ладонь, чтобы ребром ударить по шее и лишить сознания врага, но вдруг острое лезвие кинжала воткнулось в грудь врага. Хрустнули ребра под мощным ударом Ломидзе, кровь хлынула фонтаном, из пробитого легкого поток вспенился на губах и выплеснулся толчками из открытого рта. Часовой дернулся в предсмертной судороге и затих навсегда. Ломидзе метнулся назад и таким же уверенным, резким движением перерезал глотку второму караульному, отчего Ощепков отвел взгляд. Он понимал, что не прав, они на войне — тут или ты убьешь, или тебя, охранник ни секунды не сомневался и почти расстрелял их из автомата, а он никак не мог преодолеть себя и убить человека. Серго, наоборот, был разъярен, собран. Он обтер о камень окровавленную руку:
— Вот так с ними надо! Убивать гадов, выжигать, крошить, как они нашу Родину, наших людей!
Ощепков с трудом поднял глаза на мертвецов и вдруг поспешно потащил парня в сторону, подальше от трупов:
— Идет, кто-то идет. Земля чавкает!
Они затаились, прижавшись к земле. На этом пустынном пятачке и укрыться-то было негде, оставалось только рассчитывать, что плащ-палатки с толстым слоем грязи замаскируют их, сделав одним целым с такого же цвета серо-бурой землей. Но пришедший двигался так же осторожно, как и разведчики. При виде трупов он остановился и позвал:
— Ломидзе, Ощепков!
По левому флангу из грязи поднялись два грязных солдата:
— Товарищ командир, мы здесь!
— Вы вернулись. Уже рассвет! Уходить пора!
Но капитан Шубин строго приказал:
— Надо быстро убрать улики. Если трупы обнаружат, то в этом месте усилят охрану. Ничем нельзя выдать себя. Быстрее, помогите мне.
— Куда их? — к нему уже со всех ног бежал Ломидзе.
— Тащим к морю, как можно дальше в грязь. Надо быстрее убрать их с глаз, сейчас придет дежурный офицер со сменой охраны. Объявят тревогу, — Шубин подгонял своих ребят, понимая, что счет идет уже на секунды. Рядом страшная опасность обнаружения разведчиков на территории врага.
Крепкий и широкоплечий Серго ухватил за ноги труп худощавого парнишки и поволок его к обрыву. Шубин вместе с Ощепковым взялись за второго мертвеца, более массивного и крупного. Они уже подтащили тела к обрыву, как раздались голоса и выстрелы в воздух — рядом с пунктом охраны поднялась тревога, от деревни к берегу шла цепочка из автоматчиков под руководством дежурного офицера.
Разведчики сползли вниз по склизкому берегу, Ощепков прошептал капитану:
— Глеб, куда трупы? Они сейчас прочешут этот кусок и выйдут к берегу.
За командира ответил Ломидзе:
— Ничего там не видно на берегу, дождем уже всю кровь смыло!
Но Василий ткнул в мертвецов, давая понять, что они их выдадут. Голоса были все ближе, разведчики нервничали, понимая, что попали в западню. Уйти быстро по топи уже невозможно, их фигуры на открытом пространстве станут отличными мишенями, а трупы точно дадут фашистам знать, что здесь произошло. Но Шубин вдруг растянул плащ-палатку и лег прямо на мертвое тело:
— Давай, Серго, сверху кидай грязь, ну кидай, они и не поймут, что тут находится. Решат, что просто наслоение грязи. Быстрее.
Ломидзе сообразил и сам, он вместе с Василием в два счета закидал слоем жидкой грязи командира, потом таким же способом укрыл второй труп, на который лег Василий. А затем и сам распластался на жиже, зарылся, уткнулся так, что невозможно было дышать, тело его утонуло под густым слоем Гнилого моря. От задержки дыхания набатом бил пульс в висках. Тридцать секунд спустя — прямо над головой раздались голоса. Еще тридцать секунд, и от боли в груди перед глазами поплыли белые пятна. Но наконец захлюпали сапоги по мокрому грунту, прозвучал протяжный приказ командира, и цепь из солдат развернулась назад и двинулась от берега в глубину деревни — дальше разыскивать пропавших дезертиров.
Шубин приподнял голову и с хрипом втянул воздух, в ноздрях все разрывалось от боли из-за соленой грязи, которая комками вместе с воздухом попала в горло и рот. Запах гнилых водорослей и ила, стылой земли смешался с густым ароматом свежей крови мертвеца, чье лицо навсегда окаменело прямо рядом со щекой Шубина. Он встал, снова ухватил за ногу тело:
— Двигаем назад. Протащим их несколько метров, там поглубже, и Гнилое море их само засосет на дно.
Разведчики молча выполнили приказ командира. Их, не привыкших к неожиданностям во время вылазки для выполнения боевой задачи, до сих пор трясло от того, что смерть была так близко. Молча тела оттащили на глубину, где блестящая влагой масса тотчас же сомкнулась и поглотила мертвецов. Шубин, весь в грязи, будто статуя из земли, повернулся к серой массе и нашел глазами первую вешку, что торчала над бескрайним простором залива: