конца, обрывки кабеля оттащил в сторону, чтобы никто уже не мог соединить их.
Неожиданно совсем рядом над головой с протяжным воем пролетела мина, вгрызлась в землю, отчего вверх с жутким грохотом взмыл фонтан из ошметков проволоки, а потом взвизгнула и черным цветком распалась немецкая мина. Черные осколки веером ухнули вниз, Шубин застонал от жгучего ощущения в спине и ногах. Он развернулся и пополз обратно, перекатился на бок и рухнул прямо в окоп.
Там взмыленный Олейко в сдвинутой на затылок шапке хрипло выкрикивал приказы:
— Третий, цельсь, огонь! Второй расчет, блокируй окно по левому флангу! Первый, бей по центру, там засел этот гад с пулеметом! Огонь! Давай, ребята, жги фашиста!
Его бойцы из минометных расчетов с азартом подносили боеприпасы, направляли дуло в нужном направлении и удерживали минометы, которые дергались от выстрелов снарядов. В окопе было нечем дышать от пороховых газов, из-за ударной волны со стен сыпалась земля, над головами свистели пули и осколки снарядов. Но от этого Олейко, казалось, только еще сильнее раззадоривался, он подмигнул перемазанному в земле Шубину:
— Сейчас прижарим гадов! — и снова метнулся с биноклем к выступу в окопе. — Давай, третий, левее, левее забирай на двадцать градусов, выше задирай, по земле стелешь! По окнам гаси!
А Шубин содрал с себя шинель, швырнул ее на землю. Спину саднило от боли, но он чувствовал, что спина ледяная от мокрой гимнастерки, нет ощущения тепла, а значит, ранения совсем легкие, больше похожие на глубокие царапины. Шинель его была истерзана сотнями осколков, они проделали дырки и прорехи. Разведчик отшвырнул в сторону испорченную шинель, остался в одной гимнастерке, но даже в мокрой форме он уже не чувствовал озноба. От волнения жар шел по всему телу, над головой выли и визжали вражеские пули, окопы буквально поливали из всех орудий, рядом грохотали минометы, кричали расчеты, выбирая новую цель. От оглушающего гула, взрывов в голове будто стучали молотки, но сквозь вой снарядов прорвался крик Олейко:
— Наши, наши подступают! — он в бинокль увидел бойцов, которые уже под огневым прикрытием успели подняться на вершину и теперь штурмовали стену здания. Благо снаряды проделали много ходов, разнесли часть постройки, и теперь туда можно было беспрепятственно проникнуть.
— Прекратить огонь, расчеты на штурм! — засипел Олейко. — Один на карауле! — Он повернулся к Шубину: — Где твой минер? Надо проходы проделать, чтобы подняться наверх быстрее! Ребятам на подмогу!
Но Глеб уже выбирался из окопа:
— Я знаю, за мной. Тут есть подъемник, по нему можно взобраться наверх в обход минного поля!
Минометчики цепочкой кинулись за Шубиным, который привел их к тросу с корытом для подъема припасов в крепость. Наверху прекратилась стрельба из орудий, слышались только крики и отдельные очереди из автоматов. Как можно быстрее бойцы начали подниматься вверх по скользкой трассе, они хватались за трос, чтобы удержаться на ногах, до того скользкой была земля. Кожа на ладонях заболела от усилий и от грубых волокон жесткого каната, но они метр за метром поднимались упорно как можно выше. Там наверху еще шел бой, и бригаде была нужна помощь всех бойцов.
Первым в здание проскользнул через пролом в стене Шубин и тут же отпрянул: сверху раздались автоматные очереди. Несколько фашистов, что остались после штурма в живых, забрались в отсек, откуда спускали готовый груз в хранилище, и оттуда вели стрельбу. Подобраться к ним было невозможно, они, как в металлическом люке, были окружены со всех сторон толстыми стенами из железа, а из единственного отверстия вели автоматный огонь, не давая штурмовикам подойти ближе. Даже капитан Артемов уже пострадал от этой спасшейся кучки гитлеровцев — пуля пробороздила глубокую рану на голове, откуда потоком хлестала кровь.
В укрытии за обломком стены Василий Ощепков торопливо перевязывал рану командиру. Артемов тяжело дышал, бледный и мокрый, он отмахнулся от мужчины:
— Заканчивай перевязку, надо уничтожать их дальше.
Шубин высунулся из-за стены, и в него тотчас же полетели пули из автомата. Они со звоном вышибли щебенку из обломка стены, разлетелись, как птичья стайка, во все стороны.
— Сиди тихо, — буркнул командир, он говорил с трудом из-за потери крови. — Сюда уже наши идут через деревню. Сейчас этих на прицел, остальные вниз… Минеры, на очистку прохода по холму! — Он попытался приподняться и ухватился за стену, но осел от слабости.
— Товарищ командир, — Шубин бросился к Артемову. — Отсюда к ним не подобраться, вход в бункер слишком высоко, им видна любая точка в здании. Разрешите, я снаружи подберусь? В стене выбиты кирпичи, можно, используя их, подобраться к фашистам. Бункер соединен с хранилищем, и там должны быть отверстия для вентиляции. Туда гранату — и готово!
Василий рядом закивал, подтверждая его догадку:
— Есть! Есть вентиляция! — Он опустился на корточки, указал на разбитую бойницу: — Вон там проход, снаружи я помогу Глебу взобраться наверх. Это невысоко, всего пара метров! Ну же, идем!
Белый как полотно Артемов махнул рукой — действуйте, он уже едва держался на ногах. Василий по-пластунски пополз за обломками из кирпичей к проходу, следом двинулся Шубин. Снаружи Василий встал в полный рост, указал на стену хранилища, которая примыкала к длинному жестяному бункеру:
— Вот здесь, Глеб, ты молодой и сможешь взобраться. — Ощепков кинулся к выщербленным кирпичным руинам, согнулся, подставив спину.
Шубин взобрался на товарища, потом вцепился пальцами в кирпичи, сморщился от того, как засаднили раны на спине. Но у него получилось упереться носками сапог в выемки, а потом, как по скале, подняться наверх. Рядом с огромным бункером разведчик подпрыгнул и ухватился руками за скобы желоба, повис на них, а дальше, как акробат, выгнулся и закинул ногу на скобу. Теперь он распластался наверху металлического длинного желоба, который шел под наклоном от основного здания цеха к небольшому хранилищу. В этой огромной трубе и засели враги, сейчас они затихли, не понимая, откуда доносятся звуки. Шубин пополз по трубе вверх, перебирая руками и ногами, чтобы подобраться как можно ближе к кучке немецких стрелков. Под ним тянулась металлическая полоса, в которой были прорезаны окошки для вентиляции, Глеб двигался вперед, подбираясь к самому крайнему отверстию. Внизу Василий давал советы, с тревогой прислушиваясь к звукам в здании, он переживал, что немцы поймут их замысел и сейчас тоже двинутся по трубе навстречу разведчику. У них автоматы, и достаточно просто прошить пулями тонкий металл, чтобы Шубин погиб. И все же Глеб оказался шустрее: когда он у самого крайнего отверстия у стены крепости, сдернул с пояса гранату, рванул чеку и швырнул ее как можно дальше вперед через оконце под ним. А потом сжался и прыгнул вниз. Ударился ногами о землю, упал на бок и застонал, почувствовав в спине сильную боль. Сверху на него упал Ощепков, прикрывая от последствий взрыва. Граната оглушительно ухнула, зазвенела металлическим эхом и разнесла устройство в разные стороны. Сверху посыпались кирпичи, металлические листы рассыпались в разные стороны, превращаясь из укрытия в руины. Внутри закричали на все лады те, кто еще остался жив после взрыва гранаты, завыли от боли, раненные ее осколками.
Артемов с трудом говорил, лицо его стало серым от большой потери крови:
— Капитан Шубин! — он указал на бойцов, замерших в ожидании приказа. — Оставь здесь одного пленных караулить. Забирай ребят, спускайтесь вниз. Наши уже форсируют Сиваш, надо очистить деревню от остатков фашистов. Бери на себя командование. Разбей их по трое, пускай прочесывают дома, погреба, бани. Надо выбить отсюда тех, кто не успел сбежать. Я здесь буду, — он сжал бинокль, что висел на груди, — за дорогой наблюдать, красная ракета — опасность, значит, немцы все-таки прознали о нашей атаке. Увидишь ракету, основные силы на дорогу, надо их остановить.
Из-за ранения в голову командир штурмовиков Артемов совсем потерял силы. Поэтому разведчик окликнул бойцов:
— За мной, по трое!..
Штурмовая бригада спустилась с холма вниз по уже знакомому пути, цепляясь за канат. Внизу Шубин распределил их на группы, в свою взял только одного Ломидзе:
— Прочесываем квадратами, два выстрела, если нужна помощь. Выдвигаемся!
Себе они взяли крайнюю линию домов, перехватили автоматы и осторожно двинулись вперед. Хотя можно было не опасаться нападения: из-за заборов торчали вихрастые головы, смотрели огромные детские глаза, значит, жители деревни не боятся показаться из подполья, потому что немцы покинули деревню. Вдруг под ноги Шубину вылетел черный комок, оказавшийся худой девчонкой лет девяти, замотанной с ног до головы в лохмотья. Она торопливо затараторила:
— Дядя, дядя, там немцы, там! У Копытихи на дворе, там сидят. Дядя, пошли, покажу дорогу. Туда сбежались.
— Ты точно знаешь? — Глеб зашагал за маленькой проводницей.
— Точно, зуб даю! — тараторила та, задыхаясь на бегу. — Как стрелять начали, они подрапали к ней. Подрапали, точно говорю! Тама у них еда, Копытиха их кормила, поила. Она с фашистами спелася, ведьма! Сейчас с ними на чердаке сидит, у них там куча еды, мешками. Витька наш видел, она его попросила дрова занести, и он видел. Она с ними якшалась, ручку офицерам целовала, белье им стирала. А моя мамка отказалась стирать белье, так ее в ручье потопили за это. Я в лес убежала, хотела там жить. Но больно холодно, не смогла.
Девочка остановилась, ткнула грязным пальцем в черную крышу большого справного дома:
— Вот он, дом Копытихи! Там они!
Шубин наклонился и обнял ее за плечики:
— Спасибо, ты нам помогла. Беги назад, сейчас тут будет опасно. Беги.
Девчонка припустила со всех ног, но вдруг остановилась и погрозила кулачком в воздухе:
— И Копытиху с немцами в плен! Она служила им, шкура немецкая!
Шубин кивнул в ответ, повернулся к Серго:
— Ты слышал? Давай, с тыла заходи к дому, я с фланга.