И Шубин вскочил, вскинул руки вверх и тут же опустил их резко вниз, показывая — падайте! Выкрикнул на русском:
— Вниз, ложись! Огонь! — теперь он обращался к румынам с автоматами. Надо было пользоваться тем, что немцы из группы абвера расслабились, отвлеклись после того, как покинули советскую территорию.
— Огонь, огонь! — автоматные очереди разорвали воздух, некоторые пули полетели в фашистов. Пленные, румыны, гитлеровцы — все люди на поляне — бросились врассыпную, в суматохе не понимая, что происходит, куда бежать.
Но у капитана Шубина была цель. Он рванул со всей силы вперед, прыгнул на серо-зеленую спину фрица, вцепился пальцами в ненавистное лицо. От неожиданности германский офицер рухнул на спину, пистолет в его руке стал стрелять, посылая все пули в воздух. Шубин обхватил его шею в локтевой захват и сжал со всей силы руку. Он чувствовал, как трепыхается в предсмертных судорогах под ним тело немецкого разведчика: тот выгибался дугой, хрипел, впивался пальцами в смертельное кольцо из рук вокруг горла; но все было напрасно, дикая ярость овладела Глебом, он видел лишь лица Али и Серго, горы мертвых советских солдат, даже не успевших понять, что на них напали. Остальные гитлеровцы растерянно метались по поляне, не решаясь выстрелить во взбунтовавшегося капитана, — изгибающаяся фигура их командира не давала возможности прицелиться и пристрелить русского пленного. К тому же румыны, которые засели в укрытиях из кустов, начали вести прицельный огонь по своим бывшим союзникам, а теперь врагам. Как только кто-то из фашистов падал, сраженный их пулями, то сразу пленные ползком бросались за оружием. Количество абверовцев стремительно уменьшалось, выстрелы звучали все реже, а судорожные попытки освободиться от захвата Шубина становились все слабее.
Наконец германский офицер окончательно затих, обмяк тяжелым грузом, раскинув в стороны руки и ноги. Глеб расслабил гудящую от напряжения руку, нащупал пистолет, поднес его к висящей на его груди голове и выстрелил, чтобы наверняка избавиться от противника. От удара пули разлетелась часть черепа, фуражка упала на землю кровавым блином.
Разведчик тяжело поднялся, от ненависти до сих пор его трясло — хотелось убивать фашистов голыми руками лично каждого, разорвать на куски, до того в его груди пылало дикое пламя. Но из-за кустов уже показался Михай:
— Командир, что делать? Куда нам идти? Немцы убежали, они спрятались. У нас есть оружие.
Шубин прохрипел:
— Сейчас, жди, — он ткнул пальцем в сторону грузовика и показал жестами, что его надо завести. Потом повернулся к русским ребятам: — Сложите трупы в кучу и закидайте снегом, чтобы не было следов. Мы на немецкой территории, тут опасно. Надо уходить обратно к своим как можно быстрее, пока нас не обнаружили!
Он перевернул труп офицера, вытряхнул из планшета все карты и документы, рассовал по карманам бумаги, а карту раскрыл перед собой. Чиркнул добротной немецкой зажигалкой, в свете пляшущего на ветру огонька наклонился над сплетением условных обозначений. Но ответа не нашел: дорога, по которой их вывезли из Дмитровки, не была обозначена на бумаге. Видимо, только Копытиха знала о ней, так как этот путь даже дорогой нельзя было назвать. Путь представлял собой маршрут через лес по известным только местным меткам, которые направляли грузовик так, чтобы он не провалился в овраг или не забуксовал в густой грязи.
Пока все суетились, таскали трупы, загружались в грузовик, капитан Шубин водил над картой зажигалкой. Он не мог понять, куда направить своих товарищей: много раненых, ослабленных людей, которые не осилят многочасовой переход через зимний лес; тем более они в двойной опасности — помимо холода и бурелома их поджидают немецкие патрули на любом участке, ведь они даже не знают, где находятся, а еще нет представления о расположении ближайших немецких блокпостов. Шубин понимал, что действовать вслепую очень опасно, он может вывести группу прямо под вражеский огонь — они снова окажутся в плену или будут убиты. Разведчик раз за разом внимательно разглядывал пятачок лесополосы, нить реки и квадратики населенных пунктов на карте. Всмотрелся в россыпь из десяти домишек. Едва различимыми буквами вокруг было выведено — «Болотное». Глеб оглянулся на свой новый отряд, созданный из советских пленных и перешедших на их сторону румын: нет, никто ему не поможет, не даст информации о деревне и нахождении в ней немцев, поэтому придется идти на риск.
Разведчик подхватил карту, встал во весь рост перед своим отрядом, кивнул Михаю, чтобы тот переводил его слова:
— Товарищи, передвигаться по вражеской территории вслепую, без разведки опасно. Нас скоро начнут искать! Вернее, не только нас, а прежде всего группу абвера, которая не вернулась с операции. Поэтому отсюда надо уходить как можно быстрее. У нас много раненых, ослабленных бойцов — воспользуемся грузовиком, пока в нем не закончится топливо.
— Мы можем получить немцев, — от волнения Михай путался в чужом языке, он замахал руками куда-то вдаль, показывая, что там они могут наткнуться на патруль.
— Можем, — согласился Шубин. — Поэтому план такой. Все садимся в грузовик. Ваши ребята за рулем и у борта изображают охранников. Если остановят, то разговаривает Михай. Говорит, что везут пленных в лагерь в Болотном.
Со всех сторон посыпались вопросы:
— Есть лагерь пленных?
— А долго нам до своих добираться, сколько километров, товарищ капитан?
— Уверены, что румынам можно доверять?
— А что там в Болотном?
— Тише, товарищи, тише, — остановил их Шубин. — Я не знаю, что находится в Болотном, это крошечная деревенька в десяти километрах от Дмитровки. Не уверен, что там кто-то обитает. Может быть, там есть немцы, но я надеюсь, что их немного. Мы займем деревню и отправим гонца в Дмитровку с сообщением о том, что смогли сбежать из плена. Оружия и сил должно хватить на несколько часов, пока прибудет подкрепление! Наши войска наступают вглубь полуострова, и мы поможем им в наступлении, удержим еще один рубеж! Мы будем держать оборону, будем поддерживать Красную армию! Она совсем рядом. — Глеб указал на румын с автоматами: — И теперь это наши товарищи, запомните! Они подтвердили, что на них можно надеяться, они выступили вместе с нами против общего врага — фашистов. Они не хотят сражаться, хотят мирной жизни и чтобы война закончилась. Я доверяю им, они спасли нам жизнь.
Советские бойцы переглядывались между собой, и все-таки один из них шагнул вперед и протянул руку румынскому солдату:
— Ну ладно, паря, на войне мы все друг другу братья и воюем против Гитлера! Вместе мы ему дадим прикурить!
Румын закивал, хоть и не понимал речи русского. Михай тоже с сосредоточенным видом слушал, пытаясь понять речь солдата, но сердцем они уже знали — теперь они товарищи по оружию и готовы доверять друг другу, вместе сражаться против фашистов. Капитан стал торопить своих бойцов:
— Давайте в кузов! Будем двигаться вдоль реки, там нет леса и растительности, так что машина должна пройти.
Бывшие пленные и их союзники по команде Шубина забрались в кузов, с краю устроился Михай и его помощник. Они были в немецкой форме и с автоматами, так что вполне подходили на роль охранников. Сам Глеб на свой страх и риск уселся в кабине, держа перед глазами карту. Он жестами объяснял водителю, куда поворачивать, то и дело грузовик замедлял ход перед, на первый взгляд, непролазным местом. Когда грузовик выехал на берег, движение пошло быстрее, но то и дело бывшее русло обмельчавшей реки перерезали неглубокие овраги. Тогда всем пассажирам приходилось вылезать из кузова и толкать грузовичок наверх по жидкой грязи. Они работали вместе, позабыв о распрях и недоверии, о том, что совсем недавно целились друг в друга из оружия. Сейчас все были заодно, они все хотели выжить и как можно быстрее воссоединиться с войсками Красной армии. Шубин почти не принимал участия в общей работе, командовал отрядом Михай, который уже нашел общий язык с советскими бойцами с помощью жестов. Разведчик же не отрывал глаз от карты, отслеживая каждый метр, он сверялся с местностью, чтобы понять, в правильном ли направлении они двигаются. Маршрут их пролегал вдоль мелкой речушки, почти ручья, которая раньше была полноводной и глубокой. Ее крутые берега выглядели опасными из-за большого количества валунов, оврагов, изломанных склонов, но зато этот путь был безопасен. Сюда не совались немецкие патрули, германская техника не пыталась пройти по этой узкой и крутой дорожке, именно поэтому капитан Шубин выбрал такое направление. Они подобрались к крошечному селению, судя по карте, до Болотного оставалось меньше километра, когда грузовичок зачихал, принялся дрожать, а потом совсем застыл на месте — в нем закончилось топливо. Разведчик дал отмашку, и отряд оттолкал технику к деревьям, а потом закидал ветками и мхом, убирая следы, по которым их могли бы заметить. Михай и остальные смотрели на Шубина — как действуем дальше? А он всматривался в другой берег. Попасть в Болотное было легко, надо всего лишь перейти эту медленную заболоченную речку, которая от холода превратилась в студенистый ручеек, а потом взобраться по крутому берегу, и они окажутся рядом с покосившимися черными домишками. Но деревня выглядела для разведчика опасной, над домами вились белые дымки, между домами суетились фигурки в серо-зеленой форме. Обозначать это могло лишь одно — в деревне находятся фашисты. Пускай их и немного, но в отряде тоже чуть больше двух десятков солдат с плохим вооружением — часть боеприпасов уже потрачена, а сами люди потеряли много сил в стычке с абвером. Шубин подозвал ребят поближе:
— Атаковать в лоб мы не можем. Слишком опасно, а еще шум, можем привлечь сюда подмогу. Разобраться с теми, кто находится в Болотном, надо тихо, для этого идем в разведку.
Вверх взлетели сразу две руки. Вызвались два парня, очень разные: один — коренастый с рябым, будто топориком выточенным грубоватым лицом; второй — худощавый, но жилистый, с тугими мышцами и узким выразительным лицом. Были схожи они в одном — у обоих головы были обмотаны грязными после долгого пути бинтами. Худощавый отчеканил глухим голосом: