В реальности могла пройти минута или несколько секунд, но для мнемоника привычные отрезки времени спрессовывали в себе огромное количество личностных событий, будь то обработка данных или глубинные переживания, не имеющие никакого отношения к работе.
Они взрослели действительно не по дням, а по часам и внешность уже не могла являться истинным отражением внутреннего мира, осознание которого как раз и определяет «моральный возраст» человека.
Древние оказались весьма прозорливы: еще до выхода цивилизации на Галактические просторы среди народов Земли бытовала поговорка «возраст человека определяется не тем, как он выглядит, а тем, как ощущает себя внутри».
Именно так происходило с ними.
Рощин давно перестал судить о людях по внешности и сейчас, глядя на Сашу, он видел в ней не семнадцатилетнюю девушку со смешной фамилией, а зрелого человека, прошедшего, как и он сам, через ад мнемонического взросления.
– Я справлюсь. - Негромко ответила она. - Можешь быть спокоен, командир.
– Я и так спокоен. - Улыбнувшись, ответил он.
Вряд ли кто-то из дипломированных психологов мог понять значение улыбки на устах Вадима.
Научиться улыбаться, видеть друг в друге людей, а не некую разновидность исполнительных механизмов - это была особый, очень трудный процесс.
Они не понимали, что вернуть потерянное детство невозможно, но учились не только понимать друг друга, но и дорожить вновь обретенными чувствами.
– Модули готовы. - Доложил Шмелев, мысленно контролировавший проведение предстартовых процедур.
– Все, мы пошли. - Вадиму не нужно было инструктировать, ни остающихся на борту «Иглы», ни покидающих фрегат участников групп захвата.
Семь мнемоников объединенные не только неким единым виртуальным информационным полем, но и общностью жизненных целей, представляли собой силу, противостоять которой при определенных условиях не смог бы отдельно взятый флот Корпоративной Окраины.
Сильные мира сего, затевая опасный эксперимент над детьми, видимо не вполне представляли, что в конечном итоге за все придется платить, и не в денежном эквиваленте, отнюдь.
Атака из гиперсферы.
Данный тактический прием известен еще с Первой Галактической. В учебниках он получил название «тактики прокола» и был применен на практике во время первого крупномасштабного столкновения объединенного флота Свободных Колоний и ударных сил Земного Альянса, упорно прорывавшихся к Луне Стеллар после неудачных попыток высадки на Дабог.
Коренное отличие между хрестоматийным описанием события далекого прошлого, когда автоматические корабли-смертники Альянса покидали аномалию космоса, материализуясь непосредственно среди боевых построений Флота Колоний, исключительно с целью подрыва собственных реакторов и нанесения максимального ущерба противнику, заключалось в том, что два десантно-штурмовых модуля под управлением мнемоников вовсе не ставили перед собой задачу разрушения корветов конвоя путем самопожертвования.
Точности, филигранности расчетов (любая самая незначительная погрешность в процедуре гиперпространственного перехода влекла за собой фатальные последствия) мог бы позавидовать вычислительный центр навигационного отдела штаба флота, но дело заключалось не только в точности исполнения сложнейшего маневра, а в его новаторской дерзости, сводящей «на нет» все ухищрения защитных систем кораблей сопровождения.
Два корвета завершали очередной синхронный маневр, находясь на удалении десяти тысяч километров друг от друга, когда в осях их курсов внезапно появился бледный ореол призрачного сияния, предваряющий «обратный переход» неопознанных материальных объектов.
Автоматика кораблей сопровождения могла отреагировать на неожиданное препятствие только одним образом: оба корвета начали экстренное торможение, с одновременной попыткой уклониться, но их действия были заранее предугаданы, и два набирающих значения массы десантно-штурмовых модуля, так же задействовали планетарные двигатели, уравнивая свои скорости со скоростью движения корветов.
В результате совершенного маневра оба ДШМ завершили гиперпространственный переход, находясь на удалении всего в сотню метров от объектов атаки.
Любое противодействие в данной ситуации являлось запоздалым и пагубным, - штурмовым модулям потребовалось несколько секунд, чтобы выдвинутые в боевое положение захваты электромагнитов удержания с ощутимым ударом соприкоснулись с обшивкой атакованного корвета.
Автоматика кораблей сопровождения не сумела отреагировать на силовую стыковку. Все системы корветов находились в режиме «патрулирования», то есть, они ожидали возникновения атакующих объектов на дальней дистанции, и теперь киберсистемам обоих кораблей требовалось как минимум секунд десять-пятнадцать, чтобы задействовать иной пакет оборонительных программ.
Два десантно-штурмовых модуля действовали молниеносно. Едва захваты удержания обеспечили надежную стыковку, как в обшивку корветов впились лазерные лучи, разрезая бронеплиты корпуса.
Как и ожидал Вадим, выхлопа декомпрессии не последовало, - отсеки за взрезанной обшивкой не содержали атмосферы, оба корабля являлись беспилотными, то есть на их борту не было людей, а всеми действиями кораблей прикрытия руководила автоматика.
Дитрих, вырубаем транспорт!
Два лазерных луча полоснули по «Элизабет-Дельте», скрестившись в районе силовой установки.
Смысл произведенного удара сводился к тому, чтобы отсечь от транспортного корабля сегменты гипердрайва и секции реактора. Лишившись источника энергии и контуров генератора высокой частоты, транспорт попадал в нештатную ситуацию, - он не мог погрузиться в гиперсферу, лишался возможности подать мгновенный сигнал по каналам ГЧ, к тому же на борту автоматически включалась программа энергосберегающего режима, что вело к экстренному пробуждению всех людей, находящихся под воздействием аппаратуры низкотемпературного сна.
Именно этого добивались Вадим и Дитрих. Если их предположения относительно характера «груза» верны, то к моменту захвата транспорта все люди, спящие в специальных криогенных камерах, будут разбужены и простимулированы системой жизнеобеспечения - то есть им не придется тратить драгоценного времени на возню с крионическими ячейками и безвольными узниками.
– Есть. Попали.
Голос Дитриха был спокоен, хотя зрелище отделившихся от транспортного корабля секций гипердрайва и силовой установки впечатляло. Часть кормовых отсеков, не задетых лазерными лучами, так же отделилась от основного корпуса «Элизабет-Дельты»: на фоне бездонной черноты пространства было отчетливо видно, как срабатывали электромагнитные замки аварийного отстрела и целые секции кормы, медленно вращаясь, начинали удаляться от лишившегося возможности маневрировать транспорта.
– Есть проход! Лазеры прожгли внутренний корпус! - Доклад Шмелева отвлек Вадима от созерцания разлетающихся в пространстве кормовых сегментов транспортного корабля.
Минус пятнадцать секунд…
Система насильственного удержания уже выпустила к прорезанному в обшивке корвета отверстию переходной рукав.
– Вперед! Не терять ни секунды. Устанавливаем заряды и уходим!
Корветы были обречены.
Раздавшиеся несколькими минутами позже взрывы превратили их в мертвые металлокерамические глыбы.
Даже сейчас, спустя годы, он не мог забыть того шока, что испытал, когда открылся наружный люк и из шлюзовой камеры «Элизабет-Дельты», вместе с мутным облачком остаточной атмосферы, в космос, медленно вращаясь, выплыло обезображенное человеческое тело без скафандра.
Рощин едва успел увернуться, придерживаясь за скобу на обшивке транспорта.
Тело проплыло в полуметре от Вадима и начало неторопливо удаляться в ледяную бездну пространства.
Он заглянул в шлюз.
Капельки крови плавали в невесомости, будто алая дымка.
– Это не член экипажа. - Раздался в рассудке Вадима чуть хрипловатый голос Дитриха. - На нем униформа «Инфосистемз».
– Охранник? Но кто его выбросил в шлюз без скафандра?
– Всякое бывает Вадим. Ну не выдержали люди…
Рощин достал импульсную «Гюрзу» и только после это вплыл в шлюз.
– Шмелев со мной. Остальным закрепиться на обшивке и ждать сигнала. Мы входим.
Внешний люк встал на место. Механизмы шлюзовой камеры работали исправно - они тут же начали нагнетать воздух в переходной тамбур, индикатор давления на забрызганной крови контрольной панели пополз вверх.
Вадим и Андрей вжались в простенки подле внутреннего люка.
Оба знали, что такое постэффекты криогенного сна. Чаще всего человек чувствовал себя слабым и беспомощным, на первичную реабилитацию после низкотемпературного сна обычно требовалось несколько часов, но иногда применение стимулирующих препаратов вело к прямо противоположному эффекту: человек покидал криогенную камеру, находясь в состоянии аффекта.
Внутренний люк дрогнул и начал открываться.
На борту «Элизабет-Дельты» царил красноватый сумрак аварийного освещения.
Вадим не спешил покинуть шлюз.
Прикрывай. - Мысленно приказал он Шмелеву, входя в прямой контакт с кибернетической сетью транспортного корабля.
На поверку все оказалось просто до безобразия.
Просто и обидно.
Транспорт действительно перевозил людей, но они не относились к категории добровольных эмигрантов, решившихся отправиться на Окраину в поисках лучшей жизни, либо насильственно удерживаемых рабов, купленных на невольничьих рынках Ганио. Дело обстояло много хуже. Просмотрев электронные документы, Вадим понял: они атаковали конвой, перевозивший настоящих преступников. Партия заключенных перемещалась из колониальной тюрьмы Аллора в известное Вадиму спецучреждение на девятом Омикроне, где, как он знал, проводились самые рискованные и жестокие опыты в области имплантаций.
Именно оттуда на простор Корпоративной Окраины выходили кибрайкеры - хакеры нового поколения, люди без принципов, такие же подневольные, как и мнемоники, обладающие равным количеством имплантов для подключения кибермодулей, но в отличие от «специалистов по защите информационных сетей», кибрайкеры проходили иную подготовку: они психологически были ориентированы на разрушение, взлом, кражу данных, а если того потребуют обстоятельства - и на убийство.