Все это делалось в тишине. Даже Малаге было нечего сказать, нечего предложить. В последнюю очередь криминалист снял у мертвеца отпечатки пальцев с помощью электронной подушечки. Закончив, он собрал все в сумку и отступил так же неслышно, как и появился.
Малага обратился к шефу Мурдоку:
– Теперь он весь ваш.
Он сердечно пожал шефу руку, явно торопясь как можно скорее покинуть это вонючее болото, и все трое приезжих криминалистов повернулись, собираясь уходить. Гэвин увидел на лице шефа неприкрытую панику: что делать дальше? И ему вдруг пришло в голову, что шеф не расследовал в городе ни одного убийства. Никогда. Гэвин только предполагал, что Мурдок занимался убийствами в Бостоне, но, возможно, он ошибался, ведь в Бостоне имелось специализированное подразделение.
Гэвин нахмурился. Не лучше ли им пригласить на это дело Пендергаста? Шефу такое преступление не по зубам, а Пендергаст, несмотря на все свои странности, казался человеком сведущим.
– Мм, – промычал он. – Шеф, как вы считаете, не обратиться ли нам к этому агенту ФБР? Я что хочу сказать: ему может быть важна эта информация, к тому же у него и помощи можно попросить…
Шеф сердито посмотрел на него:
– Не думаю, что нам нужно его беспокоить. В конце концов, он расследует такое важное дело. – Его слова так и сочились сарказмом.
Из тьмы раздался бархатный голос:
– Мой дорогой шеф, спасибо за вашу заботу о других моих обязательствах, но для меня это не беспокойство. В самом деле, никакого беспокойства.
Из темноты появилась облаченная в черное фигура агента ФБР, его бледное призрачное лицо плыло в тумане.
Какое-то мгновение лицо шефа оставалось совершенно пустым. Потом он тяжело сглотнул:
– Агент, мм, Пендергаст, мы, конечно, будем рады вашему вкладу. – Он помедлил. – Это будет… официально?
Пендергаст отмахнулся:
– Ничуть. Без всякого шума, сторонняя помощь. Все достижения ваши и, конечно, превосходного сержанта Гэвина.
Шеф откашлялся, явно не зная, что делать дальше.
– Вы не возражаете? – сказал Пендергаст, подойдя.
Из темноты следом за ним появилась еще одна фигура – Констанс Грин. Гэвин не мог отвести от нее глаз. На ней был старомодный фермерский полотняный комбинезон, высокие сапоги, волосы стянуты назад и спрятаны под косынку. Она была безусловно красива на старомодный манер, но в искусственном свете на месте преступления казалась еще более экзотичной, чем при свете дня. Она молчала, но ее глаза двигались, вбирая в себя все вокруг.
– Кто эта дама? – спросил Малага. С появлением Пендергаста он приостановился. – Никаких посторонних.
– Это моя помощница, – резко ответил специальный агент. – Прошу вас относиться к ней с такой же обходительностью, как и ко мне.
– Конечно, – сказал Малага и чуть настороженно поклонился в ее сторону.
Он развернулся, зашагал по мосткам и вскоре исчез в темноте.
Пендергаст проскользнул за полицейскую ленту и подошел к телу, а Констанс Грин осталась на месте. Гэвину хотелось бы знать, что происходит у нее в голове. Тело выглядело жутко: лицо практически исчезло – ни губ, ни языка, только ряд желтых зубов в широко раскрытом рту. Но она казалась совершенно спокойной, ничуть не взволнованной.
Пендергаст опустился на колени:
– Я вижу, это историк. Моррис Маккул.
Его слова стали новым потрясением для Гэвина. «Историк?»
– Откуда вы знаете? – спросил шеф. – Лица у него, мм, нет. А тело мы еще не идентифицировали.
– Мочки ушей. Видите, как они прикреплены? Необычная черта. А по мочке можно опознавать не хуже, чем по отпечаткам пальцев. К тому же рост и вес подходящие.
– Вы его знали? – спросил Мурдок.
– Видел мельком в гостинице.
Пендергаст отрегулировал свет, потом опустился на колени, как криминалист до него. Наклонившись над трупом, он начал пинцетом отбирать пробы, складывать их в пробирки и пакетики, которые словно по волшебству появлялись из его карманов и исчезали в них. Криминалист был хорош, но Пендергаст напоминал танцора: каждое его движение было отточено, длинные тонкие пальцы так и мелькали. Он немало времени отдал отбору образцов, в особенности с порезов на груди, рассматривая их с усердием фанатика, даже в какой-то момент с помощью ювелирной лупы. Он протыкал, разглядывал и отбирал пробы с открытой плоти, остававшейся на лице мертвеца. Наконец он поднялся и отошел от тела.
Гэвин снова посмотрел на Констанс Грин и был удивлен, заметив на ее лице живой интерес сродни интересу любителя живописи, наслаждающегося превосходной картиной. Она явно не была потрясена в той мере, в какой был потрясен он. Неужели она принадлежит к разряду людей, которые наслаждаются жуткими зрелищами? Но нет, она почему-то не казалась ему такой. Для нее это была интеллектуальная задача, что определенно говорило в ее пользу, решил он.
– Интересно, – пробормотал Пендергаст. – В дополнение к тому, что представлялось вырезанной подписью, часть порезов, похоже, имеют форму букв. – Он направил луч маленького фонарика на порезы на груди, провел лучом в одну сторону, потом в другую. – Я прочел это как «Т-А-Й-Б-Е-Й-Н».
Неожиданно воцарилось молчание. Гэвин с еще большим удивлением и потрясением взглянул вниз. И верно: под определенным углом можно было различить очертания букв. «ТАЙБЕЙН». Он посмотрел на шефа, но лицо Мурдока оставалось бесстрастным.
Он заметил, что Пендергаст смотрит на него с любопытством.
– Сержант, вы что-то увидели?
– Ничего, – пробормотал он. – Просто это слово… кажется отдаленно знакомым.
– Интересно. – Пендергаст повернулся к телу. – Действительно весьма любопытно: обратите внимание, как эти надрезы были сделаны каменным ножом.
– Каменным ножом? Вы хотите сказать, таким, как индейские ножи?
– Да, но недавно заточенным, а потому очень острым. Это потребовало значительного мастерства. Надрезы были сделаны на живом теле – они кровоточили, потом кровь свернулась. Но четкие очертания свидетельствуют о том, что человек в это время уже был без сознания; иначе во время этой процедуры он бы выражал протест. Первая роковая рана была нанесена, я бы сказал, длинным тяжелым ножом, который прошел через кишечник. Возможно, убийца орудовал штыком. – Он замолчал и огляделся. – Удар был нанесен не здесь, а выше, в соляном болоте, а затем тело с отливом вынесло сюда. Тело провело в воде некоторое время – рыбы успели полакомиться губами, глазами, носом и языком. – Он посмотрел на Гэвина. – Этот собиратель моллюсков, который нашел его, по-видимому, отличается необыкновенной жадностью?
– Бойл? – сказал Гэвин. – О да, он этим знаменит. Скупердяй жуткий. А как вы узнали?
– Он продолжал собирать моллюсков вокруг тела. Кому он их продает?
– Гостинице. Их фирменное блюдо – жареные моллюски.
Пендергаста слегка передернуло.
– Если вспомнить, что моллюски, питаясь, фильтруют воду, то жареные моллюски в гостинице в течение нескольких следующих дней будут недалеки от каннибальской кухни. К счастью, риск того, что я буду переваривать жареного моллюска, фирменного или нет, равен нулю.
Он еще раз напоследок осмотрел тело, потом достал маленькую цифровую камеру и сделал серию фотографий надрезов.
– Похоже, у нас тут объявился настоящий сумасшедший, – сказал Мурдок.
Пендергаст поднялся и стащил с рук перчатки.
– Если не считать порезов, это место преступления совершенно не несет информации: одежда с тела снята, сюда его принесла вода, хорошо обмыв по дороге. Но эти порезы нанесены с умением и тщанием, и сделал их человек, имеющий опыт в нарезании мяса. За этими символами, вероятно, кроется какой-то смысл, и за словом «ТАЙБЕЙН» наверняка тоже. Шеф Мурдок, к сожалению, не могу согласиться с вашим выводом, что это дело рук социопата. Это сделал человек организованный, целеустремленный и осмотрительный.
14
Констанс Грин осмотрела номер, дополнительно снятый Пендергастом на первом этаже гостиницы. Кровать по его просьбе убрали, вместо нее в номере появился большой сосновый стол, на котором специальный агент установил громоздкий катушечный, почти антикварный магнитофон с неуклюжим микрофоном, а также старинную пишущую машинку «Ай-би-эм Селектрик» и диктофон.
Она поразилась тому, каким сговорчивым стал шеф полиции – по крайней мере, когда его напрямую попросили о помощи. В это самое утро шеф позволил Пендергасту осмотреть кладовую Эксмутской полиции, где хранилось старинное оборудование, и взять то, что ему нужно.
– А-а, Констанс, я вижу, ты в восторге от моей комнаты для допросов. – Пендергаст стоял в дверях, держа в руках один из первых персональных компьютеров Ай-би-эм.
– Так вот, значит, что это – комната для допросов?
Он поставил компьютер.
– Правильно. Ну, что скажешь?
– Больше похоже на музей старинной техники.
Пендергаст воткнул вилку компьютера в розетку, подключил клавиатуру, загрузил. Рядом положил старую, но все еще запечатанную коробочку с дискетами.
– Неужели это до сих пор работает?
– Нет.
– А что, смею я спросить, случилось с твоим «Макбуком»?
– Он слишком красив, чтобы устрашать.
Констанс снова огляделась:
– Значит, все это только для демонстрации?
– Ты увидишь, моя дорогая Констанс, что куча оборудования, даже старого, производит весьма благоприятное воздействие на потенциального свидетеля. Магнитофон, вообще-то, работает, но для удобства я подключил цифровой диктофон, только спрятал его внутри этого, катушечного.
Он стал устанавливать оборудование на столе в строгом порядке. Констанс не могла не признать, что все эти приборы сформировали довольно устрашающий фасад, служащий для того, чтобы отделить и изолировать допрашиваемого от допрашивающего.
– Пожалуйста, закрой дверь и сядь.
Констанс закрыла дверь, подобрала платье и села.
– Кого ты собираешься допрашивать?
Пендергаст достал список. Она просмотрела его и положила на стол:
– Здесь много имен.